Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля - Артур Мерлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Послышалась возня радом со мной. Это Лариса упала в обморок и теперь ее поддерживали с одной стороны Лида, а с другой — один из старых товарищей брата. Мертвенная бледность разлилась по ее лицу, глаза были закрыты. На мгновение я подумал о том, что вот был бы фокус, если бы она сейчас тоже умерла… Но Лариса тут же открыла глаза и пробормотала:
— Не надо… Не надо так…
Язык ее плохо слушался, но эти слова прозвучали достаточно четко. Шмелев замолк и теперь в зальчике слышались только всхлипывания Лиды, у которой на глазах появились слезы…
— Совсем молодой, — сказал один из старых Васиных товарищей и подошел к гробу. Одну руку он положил на гроб и склонив голову застыл в этой позе.
— Наверное, пора опускать, — сказал я, вмешавшись. Не мне же было в самом деле выступать тут у гроба собственного брата. Что я мог сказать умного? Он был хороший человек и отличный профессионал? Или что-нибудь вроде: спи спокойно, мы никогда тебя не забудем?
Такие слова не идут с языка, когда дело касается близкого человека. Вот ведь он лежит тут, под задраенной крышкой гроба с глазетом, замученный и убитый непонятно кем и неизвестно за что… Как тут можно вообще говорить.
— Тут не опускается, — сказала мне тихо служительница. — В малом зале гроб не опускается. Просто попрощайтесь и выходите. Гроб потом увезут.
Мы поняли. Каждый подошел к гробу и немного постоял возле. Потом мы гуськом вышли в коридор.
На стоянке было много машин. Светило солнце, столь редкое в Питере. Мы с Ларисой сели в машину, с нами вместе погрузился Боря. Шмелев с престарелой женой влезли в свой «вольво» серого цвета и вишневыми сиденьями.
— Мы едем за вами, — крикнул Шмелев, и мы тронулись печальным кортежем.
— Сик транзит глория мунди, — сказал Боря с заднего сиденья. — Так проходит мирская слава…
Обратно тоже ехали долго. Сначала через промышленную зону, потом по берегу Невы, рассматривая тупо купола Смольного собора на другой стороне реки. Шмелев с Лидой обогнали нас.
— Он не может ездить медленно, — сказала Лариса, глядя, как серая «вольво» пошла на обгон. — Шмелев служил в авиации. Его демобилизовали после травмы, но он все равно не может ездить медленно. Он привык к большим скоростям.
— Это в авиации он так покалечился? — поинтересовался я, вспомнив о его хромой ноге и подпрыгивающей походке.
— Да, — кивнула Лариса, — упал с самолетом. Теперь он почти инвалид из-за ноги.
— А косить глазом он стал тоже после травмы? — спросил я.
— Не знаю, — ответила Лариса резко, и я понял, что она не склонна поддерживать этот разговор.
Вскоре мы все же приехали. Стоило только свернуть на мост и промчаться по началу Литейного проспекта, увидев перед собой громаду Главного управления внутренних дел… Мы повернули на Воинова и остановились у дома Василия.
«Вольво» уже стояла у тротуара. Мы поднялись, и Лариса с Лидой стали накрывать на стол. Товарищи Васи не поехали с нами. Наверное, они засмущались того, что были только самые близкие друзья и они никого из нас не знали. Так что мы остались на поминках впятером.
Стол был обильный. Чего тут только не было… Маринованные миноги, красная икра, заливная рыба…
— Светлая память, — сказал Боря, наливая всем по рюмке «Смирновской». Все подняли рюмки и выпили.
— Такой молодой, — опять сказала, всхлипывая, Лида.
— Безвременно, — кивнул Боря, подцепляя на вилку миногу.
— Такой светлый человек, — произнес со значением в голосе Шмелев.
— Вы можете гордиться своим братом, — вдруг наставительно сказал Боря, обращаясь ко мне.
Я повернулся к нему:
— Я предпочел бы видеть его живым и сидеть с ним сейчас за столом, чем гордиться им, когда он мертв, — ответил я мрачно.
— Конечно, конечно, — согласился Боря. — Это я просто так сказал… Это ясно. Ну что, еще по одной за светлую память?
Зазвенели рюмки…
— Пусть земля будет ему пухом, — произнесла Лида, поднося рюмку к полным оттопыренным губам.
Выпили опять. Водка была тепловатой — ее забыли предварительно поставить в холодильник. Зато красная икра оказалась отменной, хоть и из банки, но все же.
— Если тебе потребуется какая-нибудь помощь, — сказал твердым голосом Шмелев, обратившись к Ларисе, — то ты только скажи. Мы с Лидой всем готовы тебе помочь.
Лариса молча кивнула, не поднимая глаза от тарелки. Она не плакала, просто сидела в каком-то оцепенении.
Интересно, а где все же деньги Василия, не к месту подумал я в этой тягостной тишине. Почему все пропало? Где все вещи и деньги. Отчего Лариса осталась бедна, и даже просит у меня взаймы?
— А вы сами чем занимаетесь? — спросил Боря у Шмелева через стол. Он, видимо, решил, что время горести миновало и пора уже приступать к светскому разговору.
— Бизнесом, — коротко ответил тот, закусывая очередную рюмку.
— А каким, если не секрет? — продолжал любопытствовать Боря. Он съел уже три бутерброда с икрой и пять миног и теперь отвалился на спинку стула, рассматривая сидящего напротив Шмелева и явно намереваясь затеять долгий содержательный разговор.
— Недвижимость, — ответил тот, не переставая жевать и глядя сквозь сидящего перед ним Борю.
— О, — только и сказал тот.
На этом разговор прекратился. По идее, Шмелеву следовало задать аналогичный вопрос Боре, но он воздержался. Похоже было, что ему это совершенно неинтересно.
— Ну ладно, — сказал Боря, обращаясь ко мне, — пойдемте на кухню курить?
— Да курите здесь, — сказала упавшим голосом Лариса. Ей все было, казалось, безразлично. Она сидела, замерев, как статуя.
— Здесь нехорошо, — ответил я. — Если здесь сейчас все закурят, то дышать будет невозможно. И комнату потом долго не проветрить.
Мы с Борей вышли на кухню. Там он протянул мне пачку с сигаретами, и я не отказался. Мои закончились, и я забыл купить.
— Вот ведь дело-то какое, — сказал Боря, тщательно прикрывая дверь, ведущую в гостиную. — Я тут вчера в милицию заезжал. К тому следователю, который взялся вести дело. И вот, у меня удивительные мысли стали появляться.
Он выжидательно смотрел на меня, как бы желая, чтобы я его расспрашивал. Но я молчал. Мне с самого начала показалось, что Боря вызывает меня курить на кухню для того, чтобы сказать что-то наедине. Если он решил мне что-то сказать, то пусть говорит. Я сам спрашивать не стану. Кто его знает, этого бородатого…
— Знаете, какие? — пытался заинтриговать меня Боря, но я не поддался и на это. Я продолжал выжидательно
