Перебежчик - Алексей Вячеславович Зубков

банки, бутылки и стаканы. Тарелки наполнились густым острым супом, а стаканы — водкой.

Суп только что кипел, значит, микробы там сдохли, и его можно есть. Интересно, успевает ли водка дезинфицировать край стакана, пока ее пьешь?

Суп оказался на удивление вкусным. Что неудивительно. Если у них тут кирпичный дом среди досчатых, значит, и нормальные продукты достать могут. А если в доме столько женщин, то хоть одна из них умеет готовить.

Никто из множества цыганок всех возрастов за стол не сел. Боря и Костя быстро говорили со Студентом и Колобом на чистой фене, периодически отвлекаясь на тосты. Англичанин только по предлогам понимал, что это русский язык.

— А повернись, молодой-красивый! — услышал Уинстон слева и повернулся.

Цыганка неопределенного возраста притащила маленький столик и тасовала колоду.

— Сними.

Уинстон сдвинул несколько карт. Гадалка выложила карты в круг и по сторонам от круга.

— В прошлом казенный дом и разбитое сердце.

— К моим годам это каждому и без карт можно говорить.

Цыганка улыбнулась.

— Говорить-то можно и без карт, да не у каждого это настолько важно. В настоящем у тебя, молодой-красивый, денег нет! А по костюмчику-то не скажешь.

— Хороший понт дороже денег, — ответил Уинстон русским штампом.

Русские часто использовали в разговорах типовые выражения с отсылкой в глубины культурного кода. Попал, не попал? Попал.

— А, понимаю-понимаю, яхонтовый мой. Деньги у тебя еще будут и женщины будут. Но бойся пиковой дамы.

Ингрид недовольно фыркнула, потому что ее поставили в ряд с женщинами, которые еще будут.

— Боюсь-боюсь. Как ее зовут?

— Как зовут, карты не скажут. Но она старше тебя, — цыганка перестала улыбаться и подняла взгляд на собеседника, — Не смотри ей в глаза. Не принимай из ее рук даже бриллианты.

— Боря, а нет у вас комнаты, чтобы нам между собой перетереть, — спросил Студент.

— Да хоть тут.

— Тут у вас зал проходной.

— Или вот, — Боря открыл дверь и показал застекленную веранду, — лавки есть. Берите со стола что нравится.

— Благодарю.

Гости передислоцировались на веранду.

— Вениамин, — Колоб обратился по паспортному имени, — Тут у нас новости.

— Какие?

— Говорят, что в аэропорт мы опоздали.

— Полдня прошло. Конечно.

— Опоздали навсегда. Сандро умер.

— Как умер? Умер или убили?

— Остановка сердца. В аэропорту. У всех на виду, едва в зал вышел. Братва чуть друг друга не перестреляла, кипеш до неба и всех чекисты скрутили.

— Какая братва, какие чекисты?

— С Сандро блатные летели. Он же не дурак без сопровождения лезть в этот гадюшник. Местные встречали. Сандро упал, все переругались, кто за ствол, кто за нож. Забыли, что аэропорт — такое место, где охрана сначала стреляет, потом спрашивают, как звали. Кого не замочили, тех повязали и увезли. Как пить дать, каждому дело пришьют. И никаких маляв на волю, пока не закончат.

— Блатные, дело? Вы про что? — спросила Ингрид максимально глупым и непонимающим тоном, — Почему мы приехали сюда, а не в милицию? Как будто вы не следователи, а преступники.

— Мы преступники, — ответил Студент и огляделся, подыскивая предмет, которым придется бить девчонку по голове, если ей не понравился его ответ.

— И ты тоже? — она удивленно повернулась к Уинстону, — Ты меня обманул? Как ты мог? — ее голос задрожал, как будто она сейчас заплачет.

— Вообще я не преступник. Но теперь уже, кажется, да.

— Ты убивал, грабил? Почему ты с ними? Что вы делали в музее? Разве можно устраивать разборки в музеях? — Ингрид откровенно переигрывала.

— На самом деле, я не голландец, а англичанин, — сказал Уинстон, — И не Вениамин, а Уинстон. И не следователь, а заключенный. Я сидел в Эйрстрип Ван за политику. Бежал из-под ареста, из комнаты сто один. Мы с одним доктором нелегально эмигрировали от политических репрессий в Эйрстрип Ван. Мы пересекли границу вместе с контрабандистами и встретили Колоба и Студента. Некоторые вещи нельзя сделать легально.

— Ага, — Ингрид поднесла к глазам платочек.

— На нас напали враги, — продолжил он, — Другие ваши бандиты. Мы отбились. Нас посадили в тюрьму и вчера утром выпустили по амнистии. Посчитали, что доктор, который привез секрет вакцины, это смягчающее обстоятельство. Вчера вечером нас снова пытались убить ваши бандиты, которые ходят под японцами. За меня и за него бандиты дают сто тысяч. Мы решили, что по-хорошему от нас не отстанут, и пошли прикупить оружия в подпольном магазине в партизанском музее.

— Значит, ты англичанин из сопротивления, а не русский уголовник? — спросила Ингрид снова слишком восторженно.

— Да.

— Вот видите! Он хороший! — она торжествующе повернулась к Студенту и Колобу.

— Англичане бывают разные, — сказал Студент и прикинул, что бить придется пыльной пустой бутылкой, которая лежала под столом.

— У себя в Эйрстрип Ван ты убил кого-нибудь, или ограбил? — Ингрид снова обратилась к Уинстону, стараясь выглядеть круглой дурой.

— Четверо членов Внутренней Партии убили мою женщину. Я убил их и сжег их дом, — ответил Уинстон.

Он вспомнил при этом не перестрелку на вилле, а первую встречу с Ингрид и улыбнулся такой улыбкой, от которой Колоб и Студент тревожно переглянулись.

— Хорошие люди улыбаются не так, когда вспоминают, как кого-то убили, — сказал Студент.

Колоб кивнул.

— И я убил двоих сотрудников Полиции Мысли, когда бежал из комнаты сто один, — продолжил англичанин.

— Как в Le Professional! — воскликнула Ингрид.

Студент присвистнул. Колоб поднял бровь. Они смотрели этот фильм и знали, что такое комната сто один и Полиция Мысли. Скромный англичанин ничего не рассказал за прошедший день про свое прошлое. Хотя погруженный в свои планы Колоб и не спрашивал. На Руси «мошенники, которые воруют вагонами», ведут себя несколько по-другому. В первую встречу англичанин упомянул только про двоих мужчин, которых он застрелил из револьвера из-за женщины.

— Не врёт? — спросил Студент.

— Я его три раза в деле видел, — ответил Колоб, — Чужой крови не боится.

— А вы кто на самом деле? — спросила Ингрид.

— Позывной Студент. Выпускник ЛГУ, лейтенант запаса. Несправедливо осужден за борьбу с турецкой мафией, реабилитирован и амнистирован, — Студент решил не ссориться на ровном месте и выбрал самое положительное из правдивых описаний своей биографии.

— Колоб. Вор, — честно представился Колоб.

Студент строго посмотрел на него.

— Участвовал в секретной операции МГБ, амнистирован, — продолжил Колоб, — В розыске не нахожусь. Меня хотят замочить бывшие кенты, потому что узкоглазые отвалят сто штук за мою голову.

— Так это из-за вас было это все? — наивно спросила Ингрид, А Вениамин… эээ… Уинстон при чем?

— Не смог пройти мимо, — сказал Уинстон, — Не люблю, когда бандиты пытаются кого-то убить у меня на виду.

— Как это романтично!

— Давай на ты, —