Избранные произведения в двух томах: том I - Нина Артюхова

Нужно написать папе. Что написать?

Почему никогда ничего не выходит так, как хочется?

Где-то совсем близко зажужжал шмель, потом успокоился, опустившись на розовую головку клевера. А сам такой бархатный, черный с золотом…

Растут ли на фронте цветы? Летают ли шмели? Деревья, должно быть, есть, только какие-нибудь изломанные, исковерканные…

А трава и цветы, должно быть, все вытоптаны…

Кто-то крикнул: «Ау!» — далеко в лесу, другой голос ответил поближе.

Потом затрещали ветки, кто-то засмеялся.

«Это наши заводские, — подумала Лена. — Витька, Томочка, Кирюшка, кажется, и Марусин голос…»

Лена, прихватив корзинку с грибами, торопливо отползла в кусты и притаилась там.

Под кустами было прохладно и пахло по-другому — грибами, сыростью.

Ребята и Маруся прошли совсем близко.

Было таинственно и даже жутковато немного смотреть на них и знать, что они тебя не видят.

Вот они отходят все дальше и дальше… Вот уже и голосов не слышно.

Лена вернулась на полянку и опять легла в густую траву. Ушли. Ну и пусть! Ей никого не нужно…

Алюминиевая кастрюля давно уже утратила свою красоту в русской печке. Лена чистит ее песком, полощет в воде, наконец кладет на траву, чтобы обсохла. Чище, конечно, стала, но на боках какие-то вмятины, будто у кастрюли щеки ввалились, как у очень похудевшего человека.

Рядом с Леной уборщица тетя Люба вымыла ведро и, зачерпнув воды, поправляет платок, собирается идти к дому.

— Самовар ставить хочешь, тетя Люба?

— Что ты, что ты! Разве можно для самовара в речке воду брать? — пугается тетя Люба. — В речке микропы!

Она вытягивает указательный палец и сгибает его несколько раз, показывая, как извиваются «микропы» в речной воде. Лена заглядывает в ведро. Действительно, маленькие бойкие «микропы» плавают в воде, извиваясь точь-в-точь как указательный палец тети Любы…

Подошла Маруся и стала полоскать в речке маленькие рубашонки.

— Что же, едем с пятичасным? — спросила тетя Люба.

Маруся ответила с досадой:

— Нет, не поеду. Ребят не с кем оставить. Завтра базар большой, все хозяйки в город собрались.

— А ты что покупать-то хотела?

— Башмаки Бобке, он у меня разутый совсем.

Маруся изо всех сил отжимала рубашку, сложенную жгутом. Казалось, что она энергично душит змею, отвинчивая ей голову.

Лена сказала, мучительно краснея:

— Маруся, давай я побуду с ребятами.

Она думала, что Маруся сейчас ужасно рассердится и скажет: «Не нужна мне твоя помощь!» — а может быть, даже отвинтит ей голову.

Но Маруся мягко встряхнула и расправила рубашонку, положила ее на траву и ответила совсем добрым голосом:

— Вот уж спасибо-то, если сможешь! Только, Лена, ведь я завтра вечером вернусь. С печкой-то ты справишься? Да и ночевать…

— Все сделаю. Давай дополощу, а ты беги собирайся. Я скоро к ребятам приду.

Лена торопливо поужинала, задвинула все обратно в печку и оставила записку Саше, на случай если он вернется домой раньше мамы.

«Я у Маруси, щи в печке, котлеты пополам с мамой, я уже».

Потом помчалась по лестнице вниз и на крыльце встретила маму.

Мама держала в руке две тоненькие морковки.

— Леночка, я прошла огородом. Все опять ужасно заросло. Сейчас поужинаем и пойдем полоть. А морковь продергивать надо. Смотри, какая она.

— Не могу сейчас, — торопливо ответила Лена. — Маруся в город уехала, я буду у нее, я обещала посмотреть за ребятами… Я, мама, и ночевать у них буду… Можно?

Она хотела мчаться дальше.

— Ну, хорошо, сегодня уж я одна, а завтра обязательно, прямо с утра займись полкой.

— Да я же и завтра на целый день! Маруся приедет только вечером.

— Знаешь, Лена, — сказала мама, — это, конечно, очень хорошо — помогать Марусе. Но нужно и дома что-то делать. Огород большой, Саша приходит поздно, я одна не справляюсь. Помнишь, как было плохо зимой без своих овощей?

— Ну да! Ну да, — крикнула Лена, — ты хочешь, чтобы я думала о своих овощах и не думала о чужих детях!

Мама только посмотрела на нее и пошла по лестнице, похлопывая себя по ладони бледным морковным хвостиком.

Коленька, Боба и Кук стояли, приоткрыв дверь, и, видимо, старались угадать, к ним идет Лена или просто так, по своим делам.

Кук, самый храбрый, должен был выяснить этот щекотливый вопрос. Когда Лена поравнялась с крыльцом, он сделал шаг вперед и спросил с неожиданной для него робостью:

— Лена, ты куда идешь?

— К вам.

Он продолжал уже смело:

— Лена, достань нам супу из печки. А то мама уехала, и мы на одном хлебе сидим. Коленька даже ни на чем не сидит, он сухого хлеба не ест, он его размачивает. Так и придется ему лечь спать некушанному!

Боба подобострастно подал Лене ухват и сказал, что суп справа.

Коленька вскарабкался на стол и преважно уселся там в своей обычной позе, ножки калачиком.

Лена налила густой картофельный суп в плошку и поставила ее посреди стола.

— Забели, — сказал Боба.

Лена забелила суп молоком из баночки.

Три деревянные ложки заработали дружно, три куска хлеба стали уменьшаться и таять на глазах.

Первым перестал есть Коленька. Он подобрал губами с ложки мокрый кусочек хлеба и положил свое оружие на стол, выпуклой стороной кверху.

Потом, вытирая ладонью губы, соскочил со скамейки Кук.

Наконец Боба отвалился от стола и протянул Лене пустую плошку, чтобы вымыть.

— Дать вам еще? — но они отказались.

«Как они мало едят, — подумала она. — Эх, малыши!»

И вот они стояли перед ней все трое и улыбались почтительно и немного смущенно.

— Так! — сказала Лена. — Что же мы будем сейчас делать? За грибами пойдем завтра. А сейчас пойдемте посидим на дворе, я вам расскажу сказку.

Постлали одеяло на траве и уселись на него, прижавшись потеснее к Лене.

Сказок Лена знала много и рассказывала их хорошо. Она поджала под себя ноги поудобнее и задумалась на минуту. Так ясно представлялся ей большой книжный шкаф в московской комнате. Особенно запомнились три коричневых тома русских народных сказок и три тома арабских сказок — красивые книжки в красных переплетах.

Когда Лена начинала рассказывать, ей казалось, что она раскрывает и перелистывает книгу, то красную, то коричневую, и читает прямо с раскрытой страницы.

Лена знала, конечно, в какой книжке Иван-царевич скачет на Сером волке и в какой странствует мореход Синдбад. Но в головах слушателей Царевна-лягушка и прекрасная Забейда были почти родными сестрами, а Конек-Горбунок, возвращаясь из путешествия, отдыхал в стойле вместе с волшебным конем Календера. Может быть, даже совсем недалеко от них жевала сено почтенная Белоглазка. Лена рассказывала почти теми же словами, как было написано в книге. Иногда она говорила:

— А вот здесь картинка: они стоят связанные, спина к спине, а рядом невольник с кривым мечом хочет отрубить им головы. А он такой бородатый, туфли с острыми носами. И у каждого на голове чалма… ну, вроде полотенца такого блином на голову наверчено… А что такое меч, вы знаете? Ну, вроде косы, острый такой, изогнутый. Понимаете?

Как не понять! Кук так ясно представил себе эту картину: невольник с бородой и косой, а у каждого человека на голове блин и полотенце. Блины ведь липкие, это чтобы полотенце не падало. Странно, конечно, но ведь это же сказка. В другой сказке жена солнца прекрасно пекла блины на голове у мужа. Так что ничего особенного здесь нет.

— Ну и что? Рассказывай, Лена!

Лена заметила, что слушателей стало гораздо больше.

За спиной, над самым ее ухом, взволнованно дышала Галя-большая. Юрик, широко раскрыв рот, стоял немного поодаль.

Витька, ведя сестренку за руку, ходил за деревом и делал вид, что он не слушает, но он слушал, это было ясно, и маленькая Галя слушала.

Подошла Томочка и плюхнулась рядом с Леной, заняв собой половину одеяла.

Откуда-то издалека примчался Кирюшка и, задохнувшись, подползал к ним на коленках.

Кук ревниво раздвинул других ребят и облокотился на Ленину ногу.

— Ну, дальше! Дальше!

А дальше было гораздо интереснее. Так интересно, что две девушки-работницы, уходящие домой из сушилки, постояли, а потом сели, а потом даже легли на траву.

Заскрипел песок дорожки, длинная тень упала на Ленино платье.

Лена подняла голову.

— Батюшки! Пал Палыч! Директор!

Опираясь на костыли, он смотрел на них сверху вниз.

Лена ждала, что он сделает замечание, зачем они мнут траву на территории. Но Пал Палыч сказал добродушно:

— Что же это? Опять детский сад?

— Да нет, Пал Палыч, это просто так! — ответила Лена, смущенная.