Третий глаз - Аркадий Стругацкий

На очередном заседании Лиги Наций представители гуманистического блока внесли предложение создать международную комиссию, занимающуюся проблемой “миссионерства”, а представителям организации “Миссия” дать возможность выступить с трибуны Лиги, обеспечив гарантии полной неприкосновенности. Предложение было отклонено в силу явной нереальности. В свою очередь демократический блок информировал мировую общественность о том, что по имеющимся сведениям в джунглях экваториальных стран гуманистического блока “пауки” безнаказанно организуют лагеря, в которых готовят себе пополнение. Задан вопрос: намерены ли правительства стран гуманистической ориентации обеспечить выявление и блокаду этих лагерей? Вместо ответа так называемые “гуманисты” высказали аналогичные претензии к нашему правительству и к правительствам наших друзей.

Конец сводки новостей.

Меня бурно трясли за плечо:

— Что с тобой? Эй!

Я вскочил. Я ошалело закрутил головой. Бесновалось сердце, в мозгу трепыхались бессвязные мысли — где? что? — вокруг было много света, много порядка и бесконечно много спокойствия.

— Разве я не умер? — выговорил я, со сна ни хрена не соображая. Рядом послышался смех, и объемная картина, наконец, наполнилась смыслом. Я лежал, то есть уже сидел в чистенькой постели и был накрыт пуховым одеялом. Впрочем, одеяло было откинуто. А около, опираясь локтем о подушку, помещалась симпатичная девушка, которая весело наблюдала за мной.

— Подожди, — сказал я ей, жадно озираясь по сторонам, — так это был сон? Фу ты, гадство, ну надо же!

— Снилось что-то плохое, малыш? — мурлыкнула она и ласково погладила меня по мокрой от пота спине.

— Да ну его… Смех на палке. Я кричал?

— Ты стонал и еще дергался. Страшно было, да?

— Чертовщина… Будто все люди вымирают. Сроду ничего, кроме желоба и панели управления, не снилось, а тут… Ладно, забыли. Слушай, как там тебя зовут?

Женщина удивленно поиграла бровями.

— Мы же знакомились.

— А-а! — вспомнил я. — Елизавета! Точно, ты мне ночью говорила, это я просто не в себе. Деловое имя, мне нравится.

Она улыбнулась, довольная.

— Это родители постарались. Они обожали комиксы “Русские приключения”, ну знаешь, березки, стрельцы, всенародные купания, резня. Вот и назвали меня в честь царицы, а я и не против. Жаль, что сейчас эти комиксы уже не в моде.

Она сделала паузу, потом добавила на всякий случай:

— Елизавета — такая великая царица была. Она очень любила ноги в горячей воде парить.

— Только не надо мне баки забивать, — заметил я, с наслаждением ощущая, как уходит из сознания кошмар. — Про великих цариц и все такое. Даже школьники знают — баба на троне, это первая шлюха в государств. Твой славянофил папаша что, сразу понял, кем станет его дочь? Вот опыт, завидую…

— Козел, — сказала она мне, надувшись. — И не трогай моих родителей, это очень хорошие люди. Они хоть и огорчились, когда я пошла в профессионалки, но все равно купили мне новые туфли.

— Клиент всегда прав, — напомнил я ей строго. — Как ты себя ведешь! Кстати, ты действительно профессионалка? Чего-то не видно навыков.

Женщина неожиданно огорчилась, это было трогательно. И тут же полезла доказывать.

— О-о! — простонал я через пять минут, терзая руками ее голову. — Хватит, хватит, верю! Что ж ты делаешь, оставь немножко на вечер… — и неожиданно для себя полюбопытствовал. — Скажи-ка лучше, тебе нравится работа?

— Нет, конечно, — она подняла улыбающееся личико. — Работа не может нравиться.

— Я имел в виду именно твою работу. Пожала плечами.

— Моя работа? Ничего, жить можно. Да и какая разница? Одни продаются у конвейера, другие за письменным столом, третьи — как я. Каждый продает, что не жаль.

— Здравая мысль, — согласился я. — Древняя, но очень патриотичная.

Она скорчила гримасу.

— По правде, эта работка грязновата. Вечно попадается какая-нибудь мразь, а ты возись, гони ей кайф. Бывает, ничем не проймешь, как в стену ладонью.

— Кстати, ваш дежурный, знаешь, он ведь.

— Не надо про него, — она закрутила головой, разметала волосы. — Эта мразь стоит всех прочих.

Я облегченно вздохнул и расправил плечи. Кошмар отпустил окончательно, оставив в душе смутное беспокойство и одновременно — ощущение важности происходящего. Тело наливалось непривычной свежестью.

— А вдруг я тоже мразь? — предположил я. — Скрытая. Замаскированная под обычного “своего парня”.

“А ведь так и есть”, — мелькнула нежданная мысль Женщина засмеялась.

— Нет, ты скорее похож на настоящего мужчину.

“Настоящий мужчина, — усмехнулся я. — Настоящий человек… Плесень, просто плесень. И она, и я. И никому мы не нужны. И наша дурацкая болтовня никому не нужна, нам самим — в первую очередь.

— С тобой было приятно, — продолжала она. — Ты ласковее, деликатнее других. Сам знаешь, как с нами обращаются. А ты… Если честно, у меня таких клиентов давно не было.

— Ладно, — оборвал я ее. — Достаточно поговорили.

Вылез из-под одеяла и, поеживаясь, проследовал к стулу с одеждой.

— Что с тобой, малыш? — растерялась она. — Обиделся?

— Ничего особенного, — равнодушно объяснил я. — Мне пора.

Женщина спрыгнула с кровати, легко подошла и подала рубашку. — Нет, — подумал я, — хватит с меня. Это ж удавиться можно, какая тоска! Вот помру от перепоя или от баб. Хотя куда мне — мразь живуча. Правильно она о нас сказала: ничем не прошибешь, стена. Или она это не о нас?.. Впрочем, неважно. Все неважно, кроме нашего разговора.

— Если хочешь, приходи еще, — попросила женщина, глядя мне в глаза. — Бесплатно, когда я буду свободна. Серьезно. С родителями познакомлю… Хочешь, я сама к тебе приду?

— Нашла рыцаря на белом коне, — буркнул я, заканчивая туалет. — Сейчас, небось, признаешься, что полюбила с первого взгляда… У вас здесь как, все шлюхи такие артистки или ты одна самая умная?

Потом кисло посмотрел на себя в зеркало — заросший, неопрятный, фу! — и направился к двери. Она молча пошла за мной. В небольшой прихожей я затормозил и оглянулся. И тут на меня опять что-то накатило. Стало ее очень жалко. Боже мой, ведь мучается девчонка, цепляется за жизнь, ждет чего-то от нее, значит, сорвется скоро, Боже мой, ведь совсем одна… Конечно, она привлекательна и умела, она согласна продавать этот скромный товар каждой встречной сволочи, но ее профессия не нужна людям. Нужна плесени, грязи, гнили. Поэтому она сама — плесень, грязь, гниль. Ее сделал такой наш мир, и она не виновата, что такой остается: правду о себе ей не от кого узнать.