Три столицы - Василий Шульгин

права собственности, и в этот великий день восстановится Великая Россия… Низкое вам русское спасибо, товарищи еврейские коммунисты… Вы сделали уже теперь свою черную работу, вы — Красные Подготовители… Теперь пора вам на отдых, пора на покой… Теперь ваш черед, Белые

Довершители… Входите» победители —  (Голоса: «Что такое?! Что за наглость! Вон, долой!»)

Председатель: Вы переходите всякую меру! Я лишу вас слова!

Подсудимый: Я кончаю, товарищ председатель. Может быть, это почтенное собрание успокоится мыслью, что я понесу должное, с их точки зрения, возмездие и что оно так близко, что я, выражаясь высоким штилем, уже стою «под протекторатом Смерти». К тому же вся моя речь клонилась только к тому, чтобы доказать с исчерпывающей полнотой, что сей желанный для всех исход совершенно необходим. Без моих объяснений такой безмятежной, абсолютной, сладкой уверенности, такого святого чувства правоты не было бы у моих судей… И если я позволяю себе, с вашего разрешения, прибавить еще несколько очень кратких слов, то только для того, чтобы закрепить уже созревшее, я уверен, решение…

Председател ь: «Закрепляйте», но без недопустимых

выходок.

Подсудимый: Не только не будет ничего недопустимого, а, наоборот, мои последние объяснения будут сделаны в форме извинения. Я приношу извинения всем присутствующим, что позволил себе заговорить о Белых Победителях, и хочу объяснить, почему я это сделал.

Яг будучи в эмиграции, как-то написал книжку под заглавием «1920 год». Там, между прочим, я изложил мысли, которые мне пришли в голову, когда я смотрел на палатки врангелевских войск, тех войск, которые вы незадолго перед тем вытолкнули из Крыма и заставили выброситься на голый турецкий берег. Эти мысли сконцентрировались в одном фокусе, каковой фокус выразился словами: «Белая Мысль

победит во всяком случае». В этом смысле я сказал вам сегодня, что «в этом зале только один человек, который имеет

право сказать о себе: я победитель, и этот человек — я»…

Эта фраза заставила некоторых опасаться за целость моих

умственных способностей… (Голос: «Правильно!»)

Подсудим ый: Нет, неправильно! Если бы вы признали меня сумасшедшим, вы могли бы увильнуть и не расстрелять меня, но я не дам вам этого выгодного для вас выхода… Нет, я не безумец и не безумен. Наоборот, в здравом уме и твердой памяти, я заявляю, что я победил, хотя вы меня и судите…

Я победил потому, что победила Белая Мысль… Российская Держава рухнула, подточенная вами, потому что вы

вытравили заповеди Божий в сердцах миллионов и миллионов русских… Вы пытались построить на ее месте новое государство, в котором все должно было быть наоборот. И что же? Вы принуждены были свернуть с вашей дороги — «все наоборот», —   потому что смерть и гибель сторожили вас за каждым углом. Куда же вы пошли, испугавшись неминуемого конца? Вы, премудрые реформаторы, вы, великие преобразователи, вы, призывавшие «отречься от старого мира», что же вы сделали нового? Ничего. Убедившись, что голое отрицание «старого мира» не дает ничего, кроме Смерти, во всех видах и формах, что вы изобрели положительного и творческого? Что вы придумали такое, что было бы иное, чем «старый мир», и вместе с тем обеспечивало бы, сравнительно со старым, лучшую жизнь? Ничего. И когда вы это поняли и когда вы отчаялись найти эту лучшую жизнь, ради которой вы разрушили старую, тогда, тогда вы стали бороться просто за жизнь: просто за то, чтобы не стать добычей Смерти… И что же вы сделали в этой борьбе за жизнь?.. Как вы поступили, когда наивно-кровавая выдумка вашего недоучки Карла Маркса обанкротилась в потоках гноя и слез? Какой нашли исход?

Это самый важный вопрос. В этом вопросе моя, но и ваша… смерть. Вы имели мужество сказать наедине с собой: «Кончено, мы ошиблись, мы проиграли; теперь мы должны, спасения нашего ради, оставить всякие мудрствования лукавые и спешить, спешить, пока не поздно»… Спешить — куда? Спешить на старую дорогу.

И вы это сделали! В этом ваша заслуга. Да, ваша заслуга, и в особенности заслуга вашего атамана Ленина в том, что, убедившись в своем безумии, вы вернулись на старый путь. Этого у вас никто не отымет. История скажет про него, как и про вас: «Умел воровать, умел и ответ держать». Когда Ленин, подобно удару бича над миллионами рабов (ибо он ограбил все народы бывшей Российской державы, кроме тех, которые увел Врангель), когда Ленин голосом Чингисхана, стегающего нагайкой племена и расы, крикнул шестой части суши апокалипсическое слово «НЭП» и в развитие сего прибавил издевательское, гениальное: «Учитесь торговать», —   он

сжег все то, чему он поклонялся,и поклонился тому, что сжигал…

Так поступают или великие преступники, или герои…

Пусть Ленин герой! Так повернуть руль корабля мог только человек, который властвует над стихией. Но вы даете ли себе отчет, что значит этот «поворот»?

Это значит, что Ленин, сознательно или нет, стал орудием, инструментом Белой Мысли… Это значит, что Ленин, который повелевал вам, повелевал бесчисленным миллионам людей, «от хладных финских скал до пламенной Колхиды», сам подчинился нам, жалким изгнанникам, влачащим ничтожную жизнь на задворках всех стран мира… (Голоса: «Что такое?! Остановите его! Он опять бредит!»)

Председатель: Я принужден буду лишить вас слова!

Подсудимый: Но я сейчас сам кончу. Если я мог сомневаться в том, что я говорю, раньше, то теперь, когда я пробыл некоторое время здесь, в «реформированной» вами стране, я знаю твердо: вы вернулись на старый, веками, тысячелетиями испытанный путь.

Вы хотели создать рай на земле, в котором люди жили бы, ничего не делая, рай, в котором все произрастало бы и создавалось только в силу одного премудрого устройства, вами же сочиненного. Но вы забыли, что Господь, по причинам ему одному до конца известным, изгнал людей из рая и приказал им трудиться в поте лица своего. Теперь вы это поняли. Теперь вы не талдычите с утра до вечера о восьмичасовом, шестичасовом, трехчасовом и бесчасовом рабочем дне, теперь вы не проповедуете больше режима гоголевского Пацюка, которому вареник сам летел в рот, предварительно бухнувшись в миску со сметаной, теперь даже с излишней суровостью и жестокостью, значительно превосходящей строгость «старого мира», вы требуете ото всех напряженного, упорного, ежедневного, ежечасного труда. И этим вы восстановили заповедь: «Шесть дней делай, и сотвориши в них вся дела твои»…

Но Господь сказал: «День же седьмой Господу Богу твоему…» Сначала вы и это отрицали: ни воскресений, ни праздников! Все разрушить — был ваш девиз. Но позже, когда началось «созидание»? Когда началось созидание, вы поняли то, что людям религиозным было известно от сотворения мира, а именно: что природа человеческая, отражая в себе переживания космические, требует некоего правильного режима во времени, некоей равномерной смены и перемены, некоего такта в своей жизненной мелодии. С незапамятных времен лунный месяц разбился на четыре части, и так создалась седмица. И, возвращаясь в дом отца в качестве блудного сына, вы поспешили восстановить древнее деление «старого мира» и празднуете

седьмой день, как повелел Господь. Вы пошли и дальше по этому пути, и из уважения к христианскому населению вашей атеистической социалистической державы вы празднуете христианские праздники. И празднуете так ригористично, как это не делается ни в одной другой стране: два дня Рождества Христова я бродил по городу Киеву «в рассуждении чего бы покушать», но не мог воспринять никакой пищи, ибо не только все «сорабкопы и ларьки», но

даже все «укрнарпиты и укрнархарчи» были закрыты в силу грозного повеления советской власти. И даже ad majorem Dei gloriam[48] были закрыты все частные столовки и чайные, так что если бы не безбожный, языческий вокзал, не знающий даже в вашей богобоязненной стране святости отдыха, то я бы почил в своем родном городе жертвой вашего христианского рвения… (Смех. Голос: «Не время острить!..»)

Подсудимый: Но да не смутится дух ваш. Вы на правильном пути, «чрезмерности» случаются со всякими неофитами… Но сказано: «Господу Богу твоему» — воскресный отдых. Делается ли это?

На первый взгляд — нет. Но «при ближайшем рассмотрении»? При ближайшем рассмотрении оказывается, что вы всячески покровительствуете воскресному спорту. И я должен вам сказать, что этим вы оказываете огромную услугу Белому Делу. Вы, конечно, слыхали латинскую поговорку: «В здоровом теле — здоровый дух»? Так вот, создавая здоровые души, вы этим самым вырываете у себя почву из-под ног, вы рубите сук, на котором сидите. Ибо вся сила ваша, сила Красного (или что то же — Черного) против Белого покоится на зародышах бунта, таящихся в каждой человеческой душе… Это, очевидно, подарок Дьявола, который, должно быть, тайно также приложил руку к мирозданию. Эти искры бунта разрастаются в ненасытный огонь в душах больных, измученных… Вот эти больные души, вечно всем недовольные, и суть ваши легионы, которые вы постоянно бросаете против существующего порядка вещей, против Бога… Поскольку вы их вылечиваете, постольку вы теряете ваших воинов, воинов вашей социалистической армии, которая на девять десятых состоит из злобствующих… Правда, вы полагаете, что в настоящее время в этой стране вы сами есть «существующий порядок вещей», что поэтому злоба злобствующих обратилась бы именно против вас самих, что, следовательно, вам уже выгодны не «больные души», а, наоборот, «здоровые», то есть те, в которых ослаблены семена бунта… Вы правы, но только потому, что вы явственно, неумолимо и неуклонно «белеете»… Ибо Власть есть сама по себе явление Белое. И недаром сказано: «Несть бо власти, аще не от Бога». В этом смысле и вы от Бога. Из этого не следует, что против вас не надо восставать. Нет, против вас надо восставать (почему — я скажу позже), но ни в коем случае не надо восставать против идеи власти. И поскольку вы осуществляете идею власти, вас надо поддерживать, ибо вы делаете Белое Дело. Для ясности поясню сие примером. Вот вы восстановили дисциплину в армии. Сие есть дело чисто Белое, то есть благое. Поэтому, восставая против вас, мы отнюдь не предполагаем развратить и разрушить армию, поведя подчиненных против своих начальников, как вы это сделали, свергая нас. Нет, мы надеемся сохранить армию в порядке и дисциплине, а достигнуть своей цели, просто «скусив верхушку»… (Голоса: «Что такое! Да как он смеет!