Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства - Андрей Буровский

Очень мешает ей свой пол… А еще больше, пожалуй, невозможность выйти замуж за Василия Голицына. Дело даже не в том, что Василий Голицын женат и его жена совершенно не собирается помирать. В таких случаях женам и головы сворачивали, и в монастырь их постригали… И сами жены, поняв намек, быстро шли в монастырь, пока им головы не открутили.

Тут другая проблема — невозможность чисто политическая. Выйти замуж за Голицына означает стать Голицыной, войти в его семью, княжескую, но не царскую, не имеющую прав на престол. Всяческие сложности, понятие морганатического брака, составление брачного договора — это все кроется для Руси 1682–1689 годов в такой туманной дали времен, что и говорить смешно.

Это в Великобритании XIX века королева Виктория вышла замуж за Альберта, составив сложный брачный контракт, чтобы не делиться с мужем властью. Альберт получил забавное название «принца-консорта» и никогда не претендовал на власть. Брак оказался удачным; королева Виктория была в восторге от мужа; она ставила ему памятники и называла в его честь озера в Африке, но властью не поделилась, и Британия такое положение вещей приняла.

В России XVII века пока все серьезнее и мрачнее. Дочери царя, как правило, обречены на безбрачие, на стародевичество и монастырь — ведь отдать иноземным правителям дочку православного царя нельзя — они религиозно нечисты и попросту недостойны. Отдать своим тоже нельзя — они слишком низкого происхождения, даже князья Рюриковичи. Для Софьи, получается, и выйти замуж, и взять власть — все это колоссальное нарушение традиций, а уж так, чтобы все это сочетать…

Софья, конечно же, не отказывается от милого друга Василия Голицына, не без его советов и его помощи потихоньку сосредоточивает в своих руках все больше власти и все больше усиливается.

Постепенно она и в официальных документах, и на уровне символики все яснее претендует на положение царицы и делает это по-женски — постепенно и тонко. Например, стала называть себя «Великой Государыней», то есть реально титуловаться так, как титулуется правящий царь. Заказала гравюру, где ее изображали в шапке Мономаха, то есть опять же с царскими атрибутами. И никто в России не упал в обморок, не измучился мыслями: а можно ли женщине занимать престол?! Фактически все эти семь лет женщина и занимала престол русских царей — впервые в истории! И ничего не стряслось с Россией, а массовое сознание вполне нормально восприняло событие. А почему бы и нет? В конце концов, всего через 36 лет престол опять займет женщина, но уже отнюдь не «великого ума и самых нежных проницательств, больше мужеска ума исполненная дева», а просто публичная девка. И Россия тоже промолчит.

Умнейшего человека, обладателя огромной библиотеки Голицына иностранцы в своих записках нередко называли «великим мужем», а польский посланник Невилль, несколько увлекшись, назвал даже «великим мужем, словно восставшим из хроник древних римлян». Увлекся, не спорю, но ведь и причины к тому были. Словом, В. В. Голицын — это совсем не тот человек, роман с которым для юной девы так уж непригляден и так уж необъясним. Не тот человек, от общения с которым дочерей и юных сестренок надлежит столь уж отчаянно оберегать.

Правда, ко времени судьбоносной встречи был тридцативосьмилетний Василий Голицын давно женат, а Россия — далеко не Франция и Московский Кремль — отнюдь не Версаль и не двор какого-нибудь итальянского герцога, где все сожительствуют со всеми, с кем только не попадется, и никого это не удивляет. Роман с Голицыным Софье был очень даже в упрек. И тем более интересно, что для репутации правительницы ее откровенный, всем известный роман вовсе не послужил поводом для каких-то изменений в ее положении. Как видно, «кондовая» допетровская Русь вполне оказывалась готова и к тому, что женщина будет сидеть на престоле, и к тому, что она способна распорядиться собой по собственному усмотрению — не батюшкиному, не матушкиному.

Тут, конечно, есть и другой вопрос: а куда смотрел сам Василий Голицын? Он ведь не мог не понимать шаткость и двусмысленность своего собственного положения. Почему не действовал он — опытный, умный, взрослый, талантливый? Что мешало ему отправить свою жену в монастырь (не травить же ее, в самом деле…) и обвенчаться с Софьей Алексеевной, стать новым московским царем? Могло не получиться, нет спора! Но в конце концов, род Голицыных ничем не уступает в древности и почтенности роду Романовых, а время сложное, переломное… Шанс был? Несомненно, шанс был, и встает недоуменный вопрос: почему Василий Васильевич Голицын даже не попытался использовать этот шанс?

Сомнения в верности Софьи или в том, что она выйдет за него замуж? Приведу выдержку из письма Софьи. Если говорить откровенно, обычай историков лезть в частные Дела людей и с умным видом рассуждать, любила ли Наталья Гончарова Пушкина и был ли Пушкин неверен Наталье или же он обожал Анну Керн строго на расстоянии, мне не особенно приятен. Но уж раз зашел такой разговор, без этого лазанья по чужим постелям и душам не обойтись. Итак, письмо, посланное Голицыну после отражения атаки крымцев, в мае 1689 года:

«Свет мой, Васенька! Здравствуй, батюшка мой, на многие лета! И паки здравствуй, Божиею и Пресвятой Богородицы милостию и своим разумом и счастьем победив агаряне! Подай тебе Господи и впредь враги побеждать! А мне, свет мой, и не верится, что возвратишься; тогда только поверю, как увижу тебя в объятиях своих, света моего. Что же, свет мой, пишешь, чтобы я помолилась: будто я верно грешна перед Богом и недостойна; однакож, хоть я и грешная, дерзаю надеяться на его благоутробие. Ей! Всегда прошу, чтобы света моего в радости видеть. Посем здравствуй, свет мой, на веки несчетные».

Письмо это написала не восторженная гимназистка 16 лет, а женщина, которой уже исполнился 31 год, умудренная разным, в том числе и горьким опытом. Женщина, которая похоронила отца и брата, которая смогла сама, без мужчин своей семьи (они умерли, увы!) «разрулить» все, происходившее в Москве летом 1682 года, казнить Хованского и привести стрельцов к покорности.

Что же мешало Голицыну взять замуж эту милую женщину? Действительно — жену в монастырь, Софию — под венец, новый царь на престоле, смена династии, полный порядок…

Попытавшись дать ответ, я, несомненно, рискую — читатель вправе сделать вывод, что я приписываю несуществующие заслуги и даже несуществующие качества симпатичному мне герою. Но если я не прав, найдите другие причины! А мое предположение в том, что Василий Васильевич был для государственного человека непозволительно порядочен и честен. Обратите внимание — все цари-интеллектуалы, цари, следовавшие рыцарскому кодексу чести, или не удерживались на троне (Дмитрий Иванович, вошедший в историю как «Лжедмитрий», Павел I), или все свое правление метались, страдали, никак не могли сделать то, что им хотелось (Федор Иванович, Александр I).

Самых лучших результатов добивались те цари, которые умели окружать себя интеллектуалами, слушали их, сами учились, хотя бы о чем-то говорили с учеными людьми на равных, но сохраняли психологическую возможность действовать по совсем другим правилам — рубить головы, подсылать тайных убийц, применять силовые методы, интриговать, используя страхи и комплексы других людей (Алексей Михайлович, Александр II).

Не буду спорить, «стоит ли Париж обедни», а Москва — пострижения в монахини постылой, но жены, матери твоих детей. И где проходит грань между средством, оправдывающим великую цель, и обычнейшей бытовой гадостью, скажу честно — я этого тоже не знаю. Но история учит совершенно определенно: чересчур щепетильные, слишком приличные люди редко оказываются в состоянии захватить власть, а даже захватив — ее удержать. Василий Голицын попросту был неспособен использовать свой шанс — для этого ему предстояло, во-первых, погубить пусть постылую, но законную, венчанную жену (предать ее он не мог), а во-вторых, совершить многое такое, что он считал презренным, мелким и недостойным.

Еще отмечу, что Голицын и Софья даже не пытались накормить или напоить маленького Петра чем-нибудь таким, после чего конкурент исчез бы сам собой. При том, что возможностей было множество, а лет с 15 Петр повадился один или с двумя-тремя сопровождающими ездить в Немецкую слободу. Трое-четверо отчаянных людей, несколько часов рискованной операции… и можно уже не бояться! Что им стоило, этим сильным и умным людям, один из которых водил стотысячные армии и заключал договоры с турками и поляками, а другая останавливала буйных стрельцов, почти как отец в 1648 году!

С одной стороны, жаль — такая возможность открывает путь к более счастливому варианту русской истории, без Петра. Но с другой стороны… и отправив жену в монастырь, и подослав Петру доверенного человечка со «скляницею» яда, Василий Голицын перестал бы быть самим собой. Тем достойнейшим человеком, который вызывает уважение даже через триста лет.