Последнее поколение - Юлия Федотова

Процессия остановилась.

Надо сказать, в первоначальный план эта «процессия» никаким боком не входила. Предполагалось, что Тапри с Гвейраном вдвоём незаметно выберутся за город, извлекут транспорт из топи и пригонят на Городской полигон, где, и должно состояться назначенное мероприятие. (Когда Эйнер думал о тысячах людей, с первого восхода мокнущих и мёрзнущих там, на импровизированных открытых трибунах, наскоро сооружённых из металлических строительных профилей, ему становилось стыдно.)

Но жизнь внесла свои коррективы в лице форгарда Ломра, бывшего подчинённого цергарда Сварны. Начальник отдела Государственной хроники настаивал: исторический момент должен быть запечатлён для потомков во всей своей полноте. Ни одна деталь не должна быть упущена! Он пришёл в такое волнение, узнав о предстоящем событии, он так горячо и слёзно убеждал своего нового начальника, что сердце старого солдата, не привыкшего работать с людьми творческими и эмоциональными, дрогнуло.

— Да возьми ты его, чёрт с ним! Может, он и прав, насчёт истории… — попросил Эйнера дядька Хрит, которого все последние дни не оставляли мысли о Вечном. — Нам теперь какая разница, а человек того гляди заплачет!

Разница всё-таки была. Цергарду не хотелось, чтобы посторонние узнали о нечеловеческой природе Гвейрана и роли адъютанта в истории с пришельцами. Пришлось организовывать целый спектакль под кодовым названием «торжественное выуживание», со множеством участников.

Из камеры, с согласия Совета, был изъят один из пришельцев — якобы, именно он должен был пилотировать катер к месту. Тапри и Гвейран выступали в роли охранников. Сам цергард Эйнер был вынужден присутствовать как «представитель верховной власти». От ведомства пропаганды и агитации был лично форгард Ломр и рабочая группа военных телеоператоров и корреспондентов. Плюс команда сопровождения на случай атаки бронзоггов. В общей сложности, набралось человек двадцать.

— Ну, чисто на парад собрались! — съехидничал на прощание дядька Хрит.

Эйнер от возмущения ахнул:

— Нет, а кто мне их всех сосватал?!

— Да ладно, езжайте уж! — цергард Федерации сделал широкий царственный жест рукой.

Несомненно, среди охранников были шпионы чужих ведомств, причём не самые профессиональные, потому что не все смогли скрыть удивление, когда «кортеж» — так мысленно обзывал их выезд Эйнер — остановился, можно сказать, в чистом поле, сразу за разрушенными окраинными кварталами. Заёрзали, завертели башками, пытаясь отыскать взглядом приметы «строго охраняемого места» — минные поля, полосы колючей проволоки, сторожевые вышки, цепи оцепления… Но кругом была только топь, размокшая и страшная. По ней пришлось шагать минут двадцать, прежде чем прозвучала команда:

— Стоп! Дальше никто не идёт! Затянет.

Люди встали, все кроме четверых. Цергард Эйнер, пришелец и двое его конвойных сделали вперёд ещё шагов тридцать. Было видно, с каким трудом эти шаги им давались — увязали чуть не по-колено, еле ноги выволакивали, рискуя если не кануть в трясину навеки, то, как минимум, лишиться сапог. У форгарда Ломра — кабинетного работника, совершенно не приспособленного к службе в полевых условиях, сердце замирало при мысли, что вот сейчас, прямо на его глазах будет тонуть Верховный цергард Федерации. Ии тогда ему, как старшему по званию, придётся предпринимать какие-то меры по спасению, а он, в жизни по топи не ступавший, понятия не имеет, какие именно!

К счастью, обошлось без утопленников. Цергард Эйнер зря рисковать не хотел, и удалился от общей группы ровно настолько, чтобы посторонние не могли его слышать. Остановившись, обратился к пришельцу:

— Чувствуете, тут неподалёку ваш катер?

Наблюдатель Бринелли — по воле случая, это опять был он — уже несколько минут отчётливо слышал писк в левом ухе, и догадался, наконец, после получасовых мук неведения, зачем его на это мерзкое болото притащили. Но на вопрос отвечать не стал — гордо отвернулся. Церангара его поза не смутила, продолжил как ни в чём не бывало:

— Сможете его извлечь?

— Даже не надейтесь! — презрительно бросил тот.

— Ну, как вам будет угодно, — ничуть не огорчился цергард, и кивнул одному из конвоиров, лица которого Бринелли до сих пор не мог разглядеть под низко надвинутым капюшоном (впрочем, он и не старался это сделать, не видел в том интереса). — Гвейран, давайте вы!

Услышав имя, Бринелли едва не вскрикнул от изумления. С тех пор, как наблюдатель Стаднецкий не вернулся с допроса, они считали его погибшим. Человек он был резкий, и не то чтобы неприятный — скорее, непонятный, какой-то очень чужой, в его присутствии становилось неловко. Да и знали они его не слишком хорошо. Но о горькой его судьбе сожалели все, и очень искренне. Думали: вот пропал человек ни за что, сгинул в безвестности на чужой планете, похоронить нормально, по земному обычаю, и то некого!

А он, покойничек несостоявшийся, вот где, оказывается! Стоит себе живёхонек, в чёрной, страшной форме контрразведчика! И так она ему, надо сказать, к лицу, будто всю жизнь носил!

— Что, продался, гниль болотная?! — стараясь вложить в голос максимум презрения, очень по-церангарски, будто не удостаивая предателя эпитетами земными, выругался Бринелли.

— Ага! — с широкой и злой усмешкой кивнул тот. — За тридцать пайков!

Медленно-медленно стала выползать из чёрных хлябей махина катера. Показала на секунду острый нос — и снова канула в топь. Это Бринелли, отчаянными усилиями мысли, старался остановить процесс.

— Он мне мешает, — пожаловался изменник.

— Разрешите, я ему по башке дам! — деловым тоном вызвался второй конвоир. Агарду Тапри очень хотелось быть полезным.

И Бринелли, поняв, что сопротивление бесполезно, подчинился грубой силе. Больше он уже ничего не предпринимал.

…Это Эйнер с Тапри в своё время испытали разочарование при виде неказистого летательного аппарата пришельцев. Новые зрители, начиная с группы кинохроникёров и заканчивая ликующими трибунами, были в полном восторге. Гвейран учёл прошлую ошибку, и прежде, чем утопить катер в пригородном болоте, активизировал систему очистки корпуса. Теперь космическая машина выглядела так, будто вчера с конвейера сошла. Её поверхность сверкала белым металлом, и чёрный ил стекал с неё, не оставляя ни малейшего следа.

— Прекрасно! — одобрил цергард Эйнер. — Сразу бы так! — помолчал немного, и добавил мечтательно. — Эх, был бы он ещё и круглый…

На это пришелец только руками развёл — изменить форму катера он не мог при всём своём желании.

— Ладно, и так сойдёт, — смирился с неизбежным церангар.

Легко и невесомо воспарил над топью серебристый «снаряд», унося на своём борту пришельца, двух конвоиров и цергарда Федерации. Завис на секунду над топью, и скрылся в заваленной непроглядными тучами вышине… А люди стояли, и смотрели ему вслед, не в силах отвести глаз от невероятного зрелища, молчаливые, подавленные своей сопричастностью к явлению, выходящему за пределы привычного человеческого сознания. По щекам форгарда Ломра текли слёзы, смешиваясь со струями дождя. Прошло не менее пяти минут, прежде чем он смог справиться с чувствами и дать команду к отбытию. Они видели, как взлетает космический транспорт — теперь запечатлеть для потомков его посадку. Конечно там, на месте, уже ждала наготове резервная съёмочная группа. Но Ломр был намерен всюду успеть лично.

…В принципе, Гвейран мог бы провести катер над городом на малой высоте, и это заняло бы всего несколько минут — до городского полигона было не больше половины акнара. Но Эйнер велел тянуть время, поэтому он поднял машину в стратосферу, и там они висели что-то около двадцати минут, «наслаждаясь» обществом наблюдателя Бринелли, всем своим видом выражавшего презрение к «палачам и предателям» — и не поговорить было толком напоследок. Поэтому говорили о погоде, как она не задалась. «Полны сапоги воды! Не простудиться бы!» — пожаловался Эйнер в шутку, понятную только Гвейрану. Медленно и тревожно тянулось время. Красная риска на ленте хронометра, казалось, приросла к месту, и делала вид, будто не минуты она призвана отсчитывать, а как минимум, часы. Ожидание раздражало. Хотелось действия. К чему бы оно ни вело.

И когда цергард, в очередной раз бросив взгляд на шкалу хронометра, неуверенно молвил: «Ну, пожалуй, пора…» — Гвейран рванул с места так, что у пассажиров заложило уши.

Почти в самом центре новой столицы, в некогда богатом и престижном жилом районе Спарам, было расположено это место. Оно представляло собой просторную площадь квадратной формы с закруглёнными углами. Поверхность её, когда-то тщательно выровненная и засыпанная мелким глауконитовым песком неприятного грязно-зелёного оттенка, теперь была изрыта траншеями и мелкими ямами. По периметру высились ржавые остовы ступенчатых конструкций. Когда-то они служили опорами зрительских трибун, а сама площадь являлась ни чем иным, как стадионом для зрелищных состязаний, любимых народом в имперские времена. Но пришла Война, спортивные игры и народные забавы ушли в прошлое, и стадион переоборудовали в городское стрельбище для обучения солдат из вспомогательных частей ополчения — с чёрно-жёлтыми мишенями, окопами для зимней стрельбы, вязкими лужами для стрельбы летней, и прочими тренировочными приспособлениями.