Зов издалека - Оке Эдвардсон

Г.К. Это было вчера. Вы подтвердили, что состояли в организации.

Г.Б. Я нигде не состоял. Никогда и нигде не состоял.

Г.К. Вчера вы сказали именно так.

Г.Б. Значит, неправильно выбрал слово. Я не имел в виду, что состоял.

Г.К. Вы часто ездите в город на машине?

Г.Б. Что?

Г.К. Вы часто ездите в город на машине?

Г.Б. Это еще что за вопрос?

Г.К. Объяснить?

Г.Б. Да.

Г.К. Часто ли вы ездите в город на машине без особой цели? Просто так?

Г.Б. Все равно не понимаю.

Г.К. Многие водят машину, чтобы расслабиться. Я и сам иногда так делаю.

Г.Б. Может, и случалось такое.

Г.К. У вас есть какие-то излюбленные места, куда вы охотнее всего едете?

Г.Б. Нет.

Г.К. А все же… назовите. Скажите, куда вам хочется поехать в таких случаях.

Г.Б. Ну… не знаю даже, что сказать. Пару раз ездил к морю. Просто посмотреть. Когда живешь в лесу, тянет к морю. И наоборот.

Бремер взглянул направо, словно в глухой стене было окно, через которое он мог видеть море. Лицо его словно омертвело и лишилось контуров. Это не причуды зрения, решил Винтер. Так оно и есть.

Г.К. Помните, мы сказали, что люди вас видели, когда вы везли в своей машине пассажиров?

Г.Б. Помню.

Г.К. Так вы подтверждаете, что у вас были пассажиры в машине?

Г.Б. Нет.

Г.К. Как — нет?

Г.Б. Погодите-ка… вы не так спросили… Вы спросили, помню ли я, что вы мне сказали, что кто-то меня видел.

Г. К. Это подтвердили несколько человек.

Г.Б. Это кто это подтвердил? Обманываете…

Винтер знал, что в ближайшие минуты Коэн усилит нажим. Но вряд ли это сработает в том странном мире, где сейчас находится Бремер. Бремер не здесь. Он где-то еще.

Г.К. Почему бы вам не признаться, что так оно и есть?

Г.Б. Как?

Г.К. Почему бы вам не признаться, что вы подвозили Хелену Андерсен и ее дочь в своей машине?

Г.Б. Не подвозил.

Г.К. Это же не преступление — подвезти мать с ребенком.

Г.Б. Конечно. Какое же это преступление.

Г.К. Тогда скажите.

Г.Б. Что сказать?

Г.К. Скажите — да, подвозил. Подвозил мать с ребенком. Они были у вас дома.

Г.Б. Они не были у меня дома. В моем доме только я дома.

Винтер тщетно пытался истолковать выражение опущенного лица Бремера. Что-то такое в глазах… похожее выражение было у его сестры. Тусклый блеск без всякой глубины… но что-то еще… Страдание? Горе? Знание чего-то запредельного? Страх? Тусклый, сухой блеск, словно два маленьких, почти пересохших озера.

Грета Бремер сидела в гостиной, а помощница вышла в прихожую и откровенно ожидала начала разговора. Двери не было, и ему не хотелось просить любопытную даму уйти в кухню и закрыть за собой дверь.

Грета выглядела еще более болезненно, чем в тот раз. Может быть, потому, что уже стемнело и лицо ее освещал торшер с откровенно слабой лампой.

— Что вам нужно? Почему вы вламываетесь?

— Только пара вопросов о вашем брате.

— Он всегда выходит сухим из воды. Вы же знаете его историю.

— Какую историю?

— Вы же все нашли в архиве.

Она посмотрела как-то странно — то ли на него, то ли на свою помощницу, почти не заметную в полутьме прихожей.

— Нашли, — сказал Винтер. — Но есть кое-какие… — Он подождал, пока мимо дома пройдет трамвай. — Есть кое-какие вещи…

— Какие еще вещи?

— Вы, например, знаете, что Георг часто ездил в Данию?

— В Данию? Что ему делать в Дании?

— Я прошу вас вспомнить, когда он ездил в Данию…

— А мне и вспоминать нечего. Я такого не знаю.

— Не сейчас… двадцать пять — тридцать лет назад.

— Откуда мне знать, куда он тогда ездил? Дома грабил, вот что он тогда делал. И в этом роде.

— В каком смысле — «в этом роде»?

— Не знаю… вы, наверное, знаете.

— Я спрашиваю вас, фрекен Бремер.

— Дома он грабил.

— В Дании?

— Вам лучше знать.

— Почему это?

— Вы полиция, вам и знать.

Суд не нашел оснований для содержания Георга Бремера под стражей.

— Свободный человек в свободной блядской стране со свободным блядским судом, — прокомментировал это решение Хальдерс. — Им бы съездить в его логово, может, что-нибудь до них и дойдет.

Винтер никогда до этого не замечал, что у Хальдерса такие большие глаза.

— Судья принял решение сам, — сказал Рингмар.

А Винтер промолчал. Что-то его мучает, подумала Анета Джанали.

— Я видел, как он выходил из суда, — продолжал Хальдерс. — Даже ни на кого не посмотрел. Что будем делать дальше?

Винтер не ответил, и Хальдерс не стал повторять вопрос.

— Девочка, — после короткой мучительной паузы произнес Винтер. — Речь идет о девочке.

Хальдерс резко встал и вышел из комнаты.

Прошел еще день. Винтер позвонил в Испанию и почему-то подумал, что отец сам возьмет трубку. Но нет — ответила мать.

— Как там у вас?

— Лучше, Эрик. Намного лучше. Очень рада, что ты позвонил. Мы, как ты понимаешь, уже дома.

— Воспаление? Миокардит?

— По-моему, перенапряжение. Папа ведь уже немолод.

— Слава Богу, что стало лучше.

— У тебя усталый голос, Эрик.

— Это потому, что я устал. Ничего страшного.

— Я прочитала, у вас есть подозреваемый. Вчера, по-моему. В газете от… э… не помню. В последние дни было не до того.

— Ничего удивительного.

— Но вы его задержали?

— Вынуждены были отпустить. Но подозрения не сняты.

— Тогда зачем отпустили?

— Так бывает. Закон.

— Когда разберешься с этим делом, приезжай и отдохни немного. Папа будет очень рад.

Винтер пробормотал что-то в ответ, попрощался и подошел к окну. За окном стоял типичный ноябрь — ни с чем не спутаешь. Посмотришь и сразу скажешь — ноябрь. Размытые огни автомобильных фар, тугой, пропитанный влагой туман. Скоро Рождество. Ангела сказала, что возьмет дежурство. А может, у меня уже нет Ангелы? Наверное, надо к этому готовиться…

Он поднялся к Бейеру. Бенгт Сундлёв в неудобной позе склонился над микроскопом. Эти ребята настолько погружаются в свой мир, что ничего вокруг не замечают… Рядом с Сундлёвом лежал лист бумаги, на котором он непрерывно что-то рисовал.

Наконец ему понадобилось посмотреть в другой микроскоп, он оторвался от окуляров и только тогда заметил Винтера.

— Хочешь узнать, как идут дела?

— И как идут дела?

— Совпадения есть, но пока о двенадцати точках и речи быть не может. И о десяти тоже.

— А сколько?

— Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос. Но знаешь… задачка что надо.

— В каком смысле?

— В том смысле, что это вообще оказалось возможно. Честно говоря, я в вашу затею не верил. Признаюсь.

— А ты думаешь, я верил? — признанием на признание ответил Винтер.

— Но погоди немного с оптимизмом.

— Это ребенок?

— Похоже, да. Два этих отпечатка… они, конечно, более чем так себе… Я сравниваю их с отпечатками Хелены. И с ее же отпечатками в детстве.

Винтер повернулся, чтобы уйти.

— Заставляет задуматься о смысле жизни, — вдогонку сказал Сундлёв.

Винтер вскочил с постели, ничего не соображая. Звонил телефон. Лампу в изголовье он не выключил, а в руке по-прежнему сжимал протокол. Три часа ночи. Телефон продолжал звонить.

— Да… алло… Винтер слушает. Кто это?

— Это Йоран. Пора вставать.

— Что случилось?

— Во-первых, мы получили ответ из ЦКЛ. Мугрен мне кое-чем обязан, так что он и вправду поторопился. Звонил мне час назад. Это ее, Хелены.

— Что?

— Окурок. Он побывал у нее во рту.

— Мы знали… мы это знали, ведь так?

— Мы ничего не знали, не знаем и не можем знать, пока нет доказательств. А теперь доказательства есть. А во-вторых… Сундлёв рвет у меня трубку. Хочет сам рассказать.

— Двенадцать точек! — Рассказ Сундлёва оказался очень коротким. Всего два слова.

У Винтера загорелось лицо.

— Нам повезло в том смысле, что, хотя отпечатки и маленькие, каким-то чудом зафиксировалось ядро отпечатка. Иначе ничего бы нам не сделать.

— Ты уверен?

— Сто процентов, Винтер, у нас есть точное доказательство, что она, о, черт, я их путаю, Хелена то есть, в общем, мы можем со стопроцентной уверенностью сказать, что она в детстве побывала в этой халупе. — Сундлёв произнес все это на одном дыхании, остановился и с шумом вдохнул. — Старик стер все с новых обоев, а до того, что под ними, руки не дошли.