Смерть Ленро Авельца - Кирилл Валерьевич Фокин

Это была обычная перестановка, и никто ничего не заподозрил. Я проработал в клинике ещё неделю, а потом моя смена подошла к концу, и нас отвезли обратно [в наш город]. На следующий год многим пришло приглашение вернуться и поработать, но не мне. Не знаю, связано ли это с тем, что я там увидел, или мне просто не повезло».

Дальше свидетель пускается в рассуждения о том, какие чувства он испытал, узнав, что преподобный Джонс жив и живёт буквально у него по соседству. Как он страдал от невозможности рассказать близким, поделиться с друзьями, как от отчаяния он стал лазить по Сети и наткнулся на меня, и что я единственный, кому он решился поведать свою историю. Я опускаю эти рассуждения не потому, что они не важны, а потому, что они могут его выдать. Я и так изменил его стиль, почти переписал текст, чтобы ищейкам ОКО было сложнее его обнаружить. Но даже если они это сделают, а они сделают, если захотят…

Слово сказано. Дело сделано. История рассказана.

Не мне вам объяснять, что это значит, если это правда. Что значит, что ЕГО не убили в Шанхае, что Ленро Авельц действительно вывез ЕГО из города, а Организация спрятала ЕГО в одной из своих засекреченных клиник, под надёжной охраной агентов ОКО.

Что ОН всё ещё жив.

V. Последние дни

58. Ада Уэллс: встреча в снегах

Я очнулась от комы в залитой светом белой палате. Свет мягко полз по обилию цветов. Букеты и корзины были везде: на прикроватном столике, у моих ног, на полу, на подоконнике, на кресле в углу. На одном из букетов – собранном из тёмно-синих роз – была записка.

Я прочитала её пару дней спустя, когда уже немного оправилась от последствий комы и более-менее ясно соображала. Врач разрешил мне её прочитать, и я своими дрожащими и слабыми руками раскрыла её, написанную на коричневом листке бумаге. Вот что там было написано:

Дорогая Ада,

прости за всё. Я любил тебя и даже думал, что мы с тобой можем разделить общее будущее. Как ни печально, я ошибся. Иногда даже у людей, преисполненных благих намерений, не остаётся другого выхода, кроме как совершить умеренное зло. Они делают это не ради остальных людей, не из побуждений альтруизма, не ради наших будущих детей и внуков. Они делают это ради себя, потому что не могут жить иначе. Я – как и твой отец – из таких людей.

Мне искренне жаль. Скоро ты услышишь обо мне много страшных вещей, и большей части ты поверишь. Я не прошу у тебя снисхождения – если бы мне вновь пришлось выбирать, увы, я бы сделал тот же самый выбор. Единственное, чего я хотел бы, – каждый раз, когда будешь проклинать меня, вспоминай время, которое мы провели вместе. Как мы впервые встретились в доме твоего отца, как босыми шли по линии прибоя на затерянных в океане островах, как пили кальвадос в горах Кордильеры-Реаль. Сохрани эти воспоминания обо мне, пусть они останутся – а остальное пусть со временем исчезнет. Будь уверена – ты знала меня лучше всех.

Будь счастлива; как писал Р. Э. Хайнлайн – живи, сколько хочешь, и люби, пока жива.

С неиссякнувшей любовью,

Л. АВЕЛЬЦ

Как у него хватило смелости, подумала я тогда, как у него хватило наглости написать мне это. Он, который предал отца. Он, который погубил нашу семью, который чуть меня не убил, который разрушил надежду на новое будущее. Мне рассказали, что отец хотел свергнуть Мирхоффа и захватить в Организации власть, и внешне я ужаснулась, а внутри, разумеется, огорчилась его неудаче. Если бы не подлость Авельца, думала я тогда, если бы не его двуличие, если бы не его лживая натура – у отца бы получилось. В каком чудесном мире я бы жила тогда, в каком чудесном мире мы бы все оказались. В мире, где Организацией руководит Уинстон Уэллс.

Я понимала, что отец пошёл против системы демократического контроля. Но ведь демократия принесла нам Шанхай, а отец, насколько я знала, пытался его предотвратить. Он мог его предотвратить, не встань на его пути покровитель наркоторговцев Мирхофф, похотливый Торре, солдафон Редди… Почему же Авельц, который ненавидел демократию и мечтал о власти меньшинства, предал Уэллса? Неужели почувствовал, что авантюра обречена на неудачу, и решил бежать с тонущего корабля? Или сам стал причиной неудачи?..

Когда я впервые встретилась с отцом после комы, он опустился на колени и зарыдал от счастья. Мы не виделись сто лет, мы оба воскресли – в прямом смысле слова. Тогда-то отец и поведал мне, что Авельц был одним из вдохновителей его «тихого восстания», именно из бесед с Авельцем и родился план сместить Мирхоффа. На мой прямой вопрос отец ответить не смог. Нет, он не знал, почему Авельц его предал. Он предполагал, что Авельц работал на Керро Торре и Мирхоффа, но это было не предположение, а глупость, и отец сам это понимал. Авельц не уважал ни первого, ни второго; с отцом он дружил, на мне он собирался жениться. Когда отец говорил о нём, он бледнел. Он не мог понять, почему Авельц, его самый верный друг и сторонник, вдруг обернулся против него. Отец ещё говорил, что, возможно, это связано с Шанхаем. Может быть, Ленро настолько ужаснулся катастрофе, его настолько поразила смерть Энсона Карта, что он испугался – испугался, что «тихое восстание» перестанет быть тихим и окончится всемирной гражданской войной.

Это предположение мне всегда казалось ближе к правде. За те десять лет, что я провела в раздумьях, я всё больше и больше склонялась к этому варианту. В какой-то момент мне вообще начало казаться, что на месте Авельца я бы и сама поступила так же… Но шантажировать моего отца моей собственной жизнью – опуститься так низко, надеюсь, я бы не смогла. Вне зависимости от решения, вне зависимости от предательства мне стало казаться, что я страшно ошиблась насчёт Ленро. Рептилия остаётся рептилией. В конечном итоге я стала благодарить судьбу, что отвела меня от участи стать его женой, и удовлетворённо и злорадно прочитала новости о гибели его приёмной дочери и несчастье Моллианды. Это ужасно, и я порой по ночам содрогаюсь, думая, насколько я циничное и отвратительное существо. Может, всё иллюзии, и я подхожу Ленро Авельцу лучше, чем кто-либо другой?

Эти десять с лишним лет я провела в изоляции от большого