Разве правда не прекрасна? - Ольга Смирнова

«… всего лишь убил пару живых…» и в самом деле, о чем печалиться? Ведьмочку очень задело то, что колдунья даже не поинтересовалась причастностью Дирьярда к гибели нотариуса — словно это такая мелочь, которая ее внимания не стоит.

— Ладно, раз с откровениями покончено, я бы хотел поужинать. И да, Тесса, ты, конечно, молодец, что нашла в себе силы противостоять мне. — Тесса незаметно выдохнула. — Но, — продолжал тем временем колдун, — это не спасет тебя от головомойки и еще: за взлом купола — месяц домашнего ареста. Лаборатория тоже под запретом.

Видимо, он знал, на что давить и где у дочки больные места, потому что Тесса, разом забыв про разоблачения и расследования, про то, что он виновен в смерти собственного брата и его жены, жалобно заскулила:

— Только не лаборатория! Только не лаборатория! А давай я лучше посуду буду мыть, а? Или полы? Хочешь? И в комнате своей буду безвылазно сидеть весь месяц! Я клянусь, буду! Но… только не лаборатория…

Дирьярд вздохнул и произнес:

— Взлома купола было зафиксировано три, так что три месяца домашнего ареста. И я лишаю тебя права посещать лабораторию — ровно на тот же срок. Разговор окончен.

Тесса поникла, как цветок, прибитый дождем, и с мольбой в глазах посмотрела на отца, но тот оставался непреклонен.

— Дочка, пойми, — сказал он проникновенно, — ты поступила плохо…

И тут Мира, больше не в силах выдерживать этого лицемерия, этот театра абсурда и фальши, подскочила на месте, ткнула пальцем в Дирьярда и заорала:

— Плохо? Это вы называете плохо? Вы… лицемерная сволочь!

И высказала все то — матом через слово — что боялась сказать, будучи с колдуном наедине. Но сейчас ее обнимал Тим, и это заставляло поверить в лучшее.

Миранда сидела на кухне в квартире Тима и лопала пирожки, которые во время их отсутствия закинула Матрена Патрикеевна. Уже пять безумно ароматных, вкуснейших булочек покоились в ее желудке, шестую она с наслаждением жевала, запивая чаем. В душе ведьмочки — впервые за долгое время — воцарился мир и спокойствие.

Наверное, никогда в жизни она не забудет, как Тим после ее обличительной речи обратился к Тессе:

— Ты не могла бы увезти ее отсюда? Нам с твоим отцом надо поговорить.

Ее рыцарь. Ее собственный, личный рыцарь. Не без страха, не без упрека — будем честны. Но…верный своим принципам, идеалам и правилам. Следующий им в любой ситуации, даже если обстоятельства сильнее. Ее нечаянная любовь. Ее нежность и радость. Ее благословение. Ее нежданная удача, которую получилось поймать на лету. Ее надежда и будущее. Не зря же боги их соединили.

Наверное, никогда в жизни она не забудет выражения лица Тессы, когда та поняла, что увести Миру с поля боя все-таки придется, мало того, придется уйти самой, иначе неизвестно, чем все это закончится.

— Можно мне остаться? — с надеждой спросила Тесса у Дирьярда, но он покачал головой:

— Нет. Жди дома. И не вздумай возвращаться. Я больше не потерплю своеволия.

Колдунья грустно вздохнула, но возражать не стала. Обратилась к Тиму:

— Помни, ты обещал, — и показала на свою ладонь.

Мира не совсем поняла, что именно и, главное, когда успел ее парень пообещать этой выскочке, но времени выяснять уже не было. Она даже не стала сопротивляться, когда Тесса оторвала ее от Тима, подняла с дивана, как куклу, и, подхватив под локоть, повела к двери. Она не хотела знать, что здесь сейчас произойдет. Она хотела лишь одного — забыть об этом кошмаре хотя бы на время. Бывает, что правда ранит, но в ее случае правда разила не хуже остро заточенного двуручного меча в руках бывалого солдата.

Они вышли за дверь, и Тесса достала мел, что-то написала прямо в воздухе — Мира не особо всматривалась. Затем был открыт портал.

— Двигай булками, — сказала Тесса грубо и пихнула Миру в спину.

Ведьмочка могла бы ответить ей тем же — в смысле, грубостью и подножкой, но не стала, так как понимала, чем вызвано такое настроение. Волнением за родного человека, пусть он садист и убийца. Ничем Тесса не показала своего отношения к сказанному Дирьярдом, ничего нельзя было сказать по ее отрешенному лицу. Оставалось только гадать: пришла ли она в ужас? Рассердилась ли? Порадовалась за папулю? Или ей все равно? Если честно, ведьмочке было не особенно это интересно — она строила догадки по инерции, чтобы не думать о том, что происходит там… в темноте материи. Теперь она хотела лишь одного — вернуть Тима и попасть домой как можно скорее.

Как только они очутились в спальне Тессы, колдунья щелкнула пальцами. Тут же в дверь деликатно постучали.

— Войдите, — рявкнула Тесса. — Чаю мне. Быстррро.

— Мне тоже, — сказала Мира, чем заслужила тяжелый, из-под бровей взгляд колдуньи. Повела плечами и слабо улыбнулась слуге, впавшему, судя по всему, в ступор. — Мне тоже чаю, если можно.

Слуга круглыми, как плошки, глазами уставился на Тессу, которая, перестав буравить новоиспеченную родственницу взглядом, рявкнула вновь:

— Чего ждешь? Сказано — чаю давай. Обеим. Немедленно!

Слуга испарился. Мира присела на стул — осторожно, словно была сделана из стекла и при малейшем неловком движении могла разбиться на миллион осколков. Ее начала колотить дрожь — адреналин схлынул, на его место пришла слабость, сопли и слезы.

— Почему? — вдруг спросила она у Тессы, вытерев одинокую слезинку — предвестницу будущего водопада. — Почему все так несправедливо?

Но колдунья не была расположена к сантиментам и явно в этом споре была на стороне своего отца.

— Что почему? Жизнь — вообще несправедлива. Да, папуля поступил не лучшим образом, но прошло уже столько лет…

— Нет, ты вообще думаешь, что говоришь? — вскричала Миранда, воздев в негодовании руки к потолку. — Ты голову включи, прежде чем чушь молоть! Только представь себя на моем месте! Если бы кто-то прикончил твоего обожаемого папулю — и я бы тогда этого кого-то первая расцеловала… так вот, если бы кто это сделал, как бы ты себя чувствовала? Неужели сказала бы — бывает, и пошла дальше?

Тесса поджала губы и ничего не ответила. Мира тоже не хотела продолжать этот бессмысленный спор. Никогда им не понять друг друга, никогда не стать по-настоящему близкими, двоюродными сестрами, кем они по крови являются. Каждая судит со своей колокольни, и у каждой есть на то резоны. Принять точку зрения другой стороны означало предать себя. Мира расстроенно нахохлилась и уставилась в стол. Быстрее бы вернулся Тим.

Через две минуты им принесли чай — такой же вкусный, как в прошлый раз, и девушки молча цедили его по капле, переживая каждая о своем мужчине.