Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник) - Юрий Алкин

– Здравствуйте, – радостно сказал он, когда я подошел поближе.

– Добрый день, – отозвался я, чувствуя, что мой тон на порядок холоднее его.

– Вы… – Он был в явном замешательстве.

Было видно, что он не знает, с кем из Пятых имеет дело.

– Андре Рокруа, – все так же холодно сказал я, желая поскорее закончить беседу. – А вы Луи Катру.

– Да-да, конечно, – обрадовался он. – Теперь я вас узнал.

Он приветливо смотрел на меня, видимо не придавая значения моему тону. Я отвечал ему равнодушным взглядом. Он немного постарел за эти три с лишним года. Венчик седых волос обрамлял расползшуюся лысину. Две глубокие складки между бровями стали больше. Но он был все тот же – еще крепкий, уверенный в себе мужчина.

– Ну как вы? – спросил Катру наконец. Я пожал плечами.

– Спасибо, ничего.

– Как Мари? – поинтересовался он, обнаруживая завидную память.

– Тоже неплохо.

– Кто у вас родился?

– Девочка.

Сейчас он спросит: «Как назвали?» – я отвечу: «Люси», он скажет: «Хорошее имя», я кивну, а затем распрощаюсь и пойду дальше… Но он вдруг замолчал. Может быть, мое нежелание говорить стало слишком заметно. «Вот и хорошо, – подумал я, – ничего не надо объяснять». Но тут он неожиданно посерьезнел, глянул по сторонам и, понизив голос, задал совсем другой вопрос:

– А вы часто вспоминаете наш разговор? Он… не мешает вам?

– Ничуть не мешает, – ответил я, поражаясь этой наглости. – Я вообще о нем не вспоминаю.

Его лицо просветлело.

– Вообще не вспоминаете? Вот это характер!

Этот дешевый спектакль начинал меня раздражать.

– А вы думали, он будет мне мешать? – спросил я.

Катру сделал неопределенный жест.

– Не знаю. У меня были некоторые сомнения… Но я считал, что вы должны знать правду. И я рад тому, что не ошибся.

Я промолчал. Сомнения у него, видите ли, были… Конечно, сомнения.

– Разумеется, это было нелегко, – сказал он, неверно истолковывая мое молчание. – Кстати, я забыл тогда сказать вам, но вы, наверное, и сами так решили… Вы ведь не рассказывали об этом Мари? Мне кажется, что…

Это была ошибка. Не стоило ему упоминать ее имя в этом контексте. Ох, не стоило…

– Не волнуйтесь, – сказал я, бесцеремонно прерывая его речь, – Мари, конечно, знает об этом разговоре. Но ее, как и меня, он не смущает.

И, не удержавшись, добавил:

– Как бы вам этого ни хотелось.

– Простите? – с прекрасно разыгранным недоумением спросил он. – Как бы мне этого ни хотелось? Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что нам не стоит продолжать эту беседу, – ответил я, стараясь оставаться в рамках приличия. – До свидания.

– Нет, постойте, – твердо возразил он. – Я не знаю, чем я вас обидел, вспомнив о Мари, но…

– Сделайте одолжение, не вспоминайте о ней, – снова прервал я Катру. – Никогда. Хватит того, что вы чуть не отравили мне жизнь своим враньем.

Он сощурился.

– Враньем?

– Вот и поговорили, – сказал я.

– Враньем… – повторил он с каким-то новым выражением. – А как вы узнали?

– Двери надо закрывать, – буркнул я. – Тогда не все, кто проходит мимо комнаты Тесье, будут знать…

– Знать что?

– То, что вы вешаете лапшу на уши своим спонсорам, меняя Двенадцатого как перчатки.

Его лицо окаменело. Он приоткрыл рот, но ничего не сказал. Эффект был поразительный.

– Значит, вы слышали его разговор, – вздохнул он наконец. – Теперь понятно. Но я… почему вы так злы на меня?

– Почему? Вы серьезно задаете такой вопрос?

Он сосредоточенно кивнул и этим еще больше разозлил меня.

– Чтобы покрыть свои махинации с провалившимся экспериментом, вы готовы были перечеркнуть всю мою жизнь. Вам было все равно, что я проведу остаток жизни, мучаясь от сознания того, что не должен умирать, что мой ребенок не должен умирать. Этого не произошло только по чистой случайности. Как вы ни старались, я люблю жизнь и не боюсь смерти. Но если бы не этот случай, моя жизнь была бы пыткой из-за вашей чудовищной лжи. И вы еще спрашиваете, почему я зол?

Я замолчал, досадуя на свою несдержанность. Нашел с кем откровенничать. Катру отвел взгляд. Затем бесцельно открыл и закрыл книгу, которую держал в руке. И тихо сказал:

– Простите.

Мне вдруг стало жаль его. Но только на мгновение.

– Прощайте, – сказал я. – Надеюсь, что я был единственным, кого вы пытались так обмануть.

И, повернувшись, вышел из магазина. Сквозь умытые дождем витрины в лицо мне блеснуло солнце.

– И ты ему ничего не сказал?

– Нет.

– Любопытно, любопытно…

Грузный мужчина с аккуратной седеющей бородой откинулся в черном кожаном кресле и, постукивая пальцами по столу спросил:

– И как он дошел до этого?

Его собеседник, лысоватый человек с аристократическим профилем, пожал плечами.

– Он упомянул какой-то телефонный разговор. Похоже, что он случайно услышал твою беседу. Рекомендовал закрывать двери.

Бородатый хмыкнул.

– Горбатого могила исправит. Но почему он решил, что его обманули? Что бы он ни подслушивал, я такое сказать не мог.

– Насколько я понял, – грустно сказал аристократ, морщась от скрипа кресла, – он считает, что опыт ставится над Двенадцатым.

Бородатый вскинул брови.

– Над Двенадцатым?

Аристократ кивнул. Человек за столом гулко расхохотался.

– И еще мы его меняем… Хорош сыщик! Это же надо – рассказали парню всю правду, а этот чудак все равно в нее не поверил. Придумал такую ерунду.

– Кому она нужна – наша правда… – вздохнул лысый. – Не знаю, что он услышал у тебя под дверью, но на его месте любой человек сделал бы те же выводы. Он просто искал повод не верить. И нашел.

– Что да, то да, – отсмеявшись, согласился бородатый. – Кстати, любопытная идея насчет замены, – тут он улыбнулся. – Если когда-нибудь Десятый неожиданно начнет стареть, можем воспользоваться. И не надо будет совать в каждую группу по подсадной утке.

– С чего ему вдруг стареть? – невесело спросил лысый. – Двадцать пять лет не стареет…

– Опять завидуешь? – спросил бородач. – Нечего ему завидовать.

Аристократ отмахнулся.

– Ему нет. А вот этому грубияну – возможно.

– Ты в порядке? – озабоченно спросил человек за столом. – Сто раз вроде обсуждали. Ты ведь никогда не жалел о том, что знаешь. Что он тебе такого сказал?

– Ничего особенного, – ответил сидящий в кресле. – Ничего особенного… Так, одна фраза. Мне бы тоже так хотелось… Как он… Любить жизнь и не бояться смерти.

Рассказы

Overdose

Ограбление было дерзким. Точнее, дерзким его завтра должны были назвать газеты. Дерзким и неслыханным. Такие заголовки замечательно продаются даже в век падающих тиражей. Кое-кто наверняка назовет его ограблением декады. «Ограбление века» звучит, конечно, еще лучше, но на век сумма не тянет. А на декаду – в самый раз.