04-Версии истории (Сборник) - Сергей Абрамов

Сам Орландо ди Лассо, маэстро из Монса, непревзойденный виртуоз контрапункта, не сочинил бы круче.

Уилл, показывая недооцененные актерские способности, легко погасил crescendo хозяина, бухнув… во что?., скажем, в барабан бухнув или в литавры.

— Запросто, — сказал этот наивный и далекий от театральных интриг парень. Лютик просто. — И уж тогда их светлости лорд-адмирал и лорд-камергер вовсю покуражатся друг над другом, а вам, господин Бсрбедж с господином Хэнсло перепадет от них так, что мало не покажется.

Собственно, пришел миг финала. Мавр сделал свое дело…

(ОПЯТЬ фигурально выражаясь, ибо до прихода в мир шекспировского мавра еще жить и жить)…

можно было ставить точку. Смотритель начал Игру, не получив пока ничьего согласия. Но зачем оно ему — официальное? Те же кембриджцы, узнав, что Игра началась сама собой…

(и в самом деле: при чем здесь граф Монферье?)…

немедленно вольются в нее, прямо-таки растворятся и качнут жить сю. В этом Смотритель не сомневался ни секунды.

А Уилл — молодец. Не подвел. Сориентировался безо всякой подготовки.

— Я полагаю, — сказал граф, — что процесс должен стать управляемым. Во всяком случае, в той его части, которая вып лывет на поверхность — хочет того таинственный «кто-то» или не хочет. Ведь он… или она… — пустил еще одну наживку, — сочиняет где-то что-то как-то не для собственной тихой радо сти, но для удовлетворения своего разбуженного творчеством честолюбия… У нас же с вами общие друзья, Уилл?

Это он слегка свысока сказанул. Ну какие у них могут быть общие друзья? Фраза просто… Но в виду имелись конкретные люди, имена которых все знали.

Ясное дело, — горделиво сообщил Уилл.

Тогда мы найдем и общий язык… — Обнял за плечи партнера по спектаклю старину Джеймса. — Все будет хорошо,

Джеймс. Все у нас будет просто замечательно!

И поклонился публике, внимающей финалу с замиранием сердца. Точнее — тридцати двух сердец, включая подростковые. И Бербеджа легонько нагнул, чтоб тот поклон изобразил. А Уилла и заставлять не надо было.

Все-таки актеры — самые благодарные зрители, чего бы они сами про себя ни врали на протяжении столетий существования профессионального театра. Аплодисменты были — читай: овация.

И еще: Смотритель начал Игру, и она неплохо пошла.

10

Утром следующего дня Уилл с Елизаветой должны были приступить к созданию третьего акта. Именно так: Уилл с Елизаветой, ибо Смотритель, как уже сказано, принял ее появление в проекте не просто как Неизбежное…

(избежать-то — раз плюнуть: выпроводил за дверь и — до свидания)…

но и как Необходимое, потому что он не представлял себе, как сейчас мог бы обойтись без девушки. Сам понимал: имеет место легкая паранойя. Ну что, объясните, изменится, если Уилл останется в проекте один на один со Смотрителем, как, кстати, и должно быть, как планировалось? Ничего не изменится. Менто-коррекция — штука действенная и миллион раз проверенная в «поле» самим Смотрителем и его коллегами, сбои неизвестны. Смотритель всякий раз знает Итог с прописной буквы…

(или, коли речь — о Великом Барде, множество итогов со строчной, то есть все его пьесы, все его стихотворные изделия)…

и всегда точно приведет объект к нужному результату. Нужному — для Мифа. Так чем тогда мотивировать странную боязнь (это слово!) того, что уйди Елизавета — и все пойдет не так? Только одним — паранойей, определено уже. Или признать совсем уж невероятное: да, все пойдет не так, но не с Шекспиром, а с ним самим, со Смотрителем, поскольку задела она его, опытного и мудрого, зацепила. Чем? Да тем, что не казалась она ему жительницей этого мира и этого времени. В этом мире и этом времени обитали совсем другие женщины, которые, полагал Смотритель, могли понравиться графу Монферье, он даже интрижку с какой-нибудь из них допускал… (как всегда в своих проектах; и не только допускал)… но Елизавету Смотритель ощущал своей современницей или почти современницей. Как объяснить это невесомое почти?.. Так: будто она, Елизавета то есть, существует всегда и вне времени, будто там, где она на самом деле существует, время не движется, его просто не замечают, ибо что есть песчинка против пустыни, что есть век против Вечности?..

Паранойя плюс шизофрения, очень тяжелый случай. И еще добавить сюда мощную графоманскую составляющую, как побочный эффект менто-коррекции.

Стареешь, укорил себя Смотритель, глядя в зеркало.

Оно привычно лгало, поскольку цветущий облик графа Монферье выдавал иное: двадцатипятилетний удалец-молодец, несомненный соперник Уилла в любовных авантюрах. Но коли продолжать графоманство, то можно и так: что есть граф против Смотрителя? Или так: что есть живущий во временах против живущего во времени?..

Не просто стареешь, но еще и глупеешь, подвел итог Смотритель. А что касается Елизаветы, так пусть она просто будет. Что хорошо проекту, то хорошо Смотрителю…

Хотя то, что какая-то она не такая, какая-то не очень соответствующая своему (задекларированному) происхождению и воспитанию, — это сомнение остается. Или, раз уж пошли в ход прописные буквы, — Сомнение.

Они явились вдвоем, предстали на пороге кабинета, держась за руки, пред ясные очи графа Монферье. Уилл — радостный, улыбающийся, по виду — бездельник бездельником. Елизавета — строгая, собранная, готовая к трудовым свершениям.

«Противоположности свело», — банально, но точно скажет впоследствии один замысловатый поэт, далекий по времени коллега Шекспира.

— Начнем? — спросила Елизавета с места в карьер.

— Так сразу? А поговорить? — сыграл Смотритель радушного, но ленивого хозяина.

— Некогда, — отрезала Елизавета, как будто знала о сроках, отмеренных графу кембриджской четверкой. — Мы сегодня должны сделать весь третий акт. Пока не закончим — не встанем.

Сказано: должны. Это радует. Но сказано и: мы. Это по-прежнему настораживает. Вопреки всем здравым доводам здравого же смысла. Но в Службе всегда помнили о не здравом…

— Меня бы кто пожалел, — бросил граф реплику, но бросил ее безадресно, как пишут в ремарках, «в сторону».

Кстати, о здравом и не здравом смыслах. То путешествие на дно реки к затонувшему суденышку больше не повторялось. Смотритель, говоря образно, заставил кораблик вынырнуть, то есть задействовал в мозгу объекта то, что спало, запустил механизм менто-коррекции, а теперь лишь подключался к нему — чтобы плыл кораблик по задуманному курсу.