Ладога - Ольга Григорьева

Биер вырывался и орал, стараясь оскорбить меня, да забыл, видно, от ярости, что не понимаю я его ругани. Не по-словенски орал. Зато Альф успокоился. Новая забава показалась ему ничуть не хуже прежней. Проучить чужого все-таки лучше, чем убить своего. Драться я не умел, и он отлично это знал – редкий словен, не будучи дружинником, умеет владеть мечом. Вот луком – другое дело, но никто не собирался давать мне лук. Да и с мечом не торопились. Так что против Альфового меча был у меня лишь охотничий нож да спокойная расчетливость обреченного.

– Ты будешь драться? – притворно удивлялся викинг, страшно увеча словенские слова. – Или, как всякий раб, скучаешь по хозяйской плети?

Мое молчание выводило его из себя. Мясистое лицо багровело:

– Сын блудливой вендской суки! Что случилось с твоим хозяином? Умер от старости, или ты отравил его и побежал, как собака, спущенная с цепи, искать себе нового?

«А ведь он почти угадал, – решил я. – Меслав перестал быть моим Князем – с этого все началось».

– Получай! – Викинг видел перед собой безоружную (нож не в счет) жертву и поэтому ударил мечом плашмя и легко – не убить, лишь посмеяться над глупым неуклюжим вендом, а заодно и приятелей, столпившихся вокруг, посмешить. Тело само вспомнило легкие, танцующие движения Чужака, повторило их, уклоняясь. Толпа ахнула. Альф промахнулся! Его самого больше взбесил не промах, а этот дружный вздох толпы. Теперь он явно собирался если не убить меня, то уж точно покалечить. И предупреждать об ударе больше не помышлял. Взмахивал, резко нырял, менял на лету направление удара, и все это молча, без единого вскрика. Уклоняться от годами наработанных движений викинга становилось все труднее. Но и ему вряд ли когда попадался такой противник. Болото вырастило меня. Оно научило скользить по топям, внезапными бросками переметывать тело с кочки на кочку, подныривать под затаившиеся щупальца топляка. Да и зверь в Приболотье никогда не был легким, все больше матерый, хитрый, ловкий. Куда там урманину до прыткой лесной кошки, зашедшей в болотину в поисках пищи, или до громадной Скоропеи, умеющей одним броском ужалить сразу троих и в мгновение свивающей тело в удушающие кольца! Да и путь к Ладоге сделал свое дело. Теперь я не был так наивен, как когда-то, – знал, что под любой маской, под любым безобидным жестом может скрываться опасность. Не пропускал обманных движений викинга. Одобряли мои действия хирдманны или осуждали – не знаю. Забыл я про галдящую толпу за спиной, не видел, как присоединился к ней ярл, как внимательно, будто товар на базаре, оценивал каждое мое движение, каждый поворот, каждый вздох…

Наконец викинг не выдержал. Поединок молчания он позорно проиграл, выкрикнув: – Трус!

Он хотел, чтобы я дрался, а не прятался от ударов. Интересно, чем? Тем ножом, что вряд ли даже курицу зарежет? Ролло не дал бы мне другой, более острый. Но бесконечно припадать к земле и, вновь вскакивая, отпрыгивать от несущего смерть клинка тоже невозможно. Эх, рогатину бы мне! Пусть даже не мою любимую, короткую, с блестящими лезвиями ножей на концах, а обычную палку с остро отточенными деревянными рогами. Но спасительной палки не было, и помощи ждать не приходилось. Оставалось лишь одно оружие на двоих – меч, зажатый в руке викинга. Альф совсем спятил от ярости. Тем лучше… Увернувшись от удара, я демонстративно отшвырнул в сторону ненужный нож. Не очень в сторону – лишь так, чтобы викинг счел меня безоружным. Это должно еще больше разозлить его – пришлый посмел утверждать, что одолеет могучего Альфа без оружия! А моя победа придет после, когда он забудет про нож и поверит в мое бессилие.

В первом я не ошибся. Увидев отброшенный нож, Альф дико взвыл. Но я перестарался. Избыток ярости словно вернул ему здравый рассудок, и удары стали точнее и вывереннее. Он перестал лупить напропалую, а дожидался моего рывка, чтобы, предугадав его, опустить свой меч точно на то место, куда я намеревался ускользнуть. Теперь мне приходилось увиливать дважды от одного удара. Пот бежал по глазам, ноги начинали предательски подкашиваться. Замах – прыжок – удар – еще прыжок и снова замах, – я запутался в собственных увертках. «Сам себя перехитрил!» – стучало в висках. Что-то попало под ногу. Я поскользнулся и упал на спину. Меч летел сверху, тут же воспользовавшись моим промахом. В последнее мгновение я понял – викинг был не глупее меня. Он хитрил, притворяясь взбешенным, успокаивал мою настороженность, а заодно выматывал. Я посмотрел на опускающийся клинок и, засмеявшись над собственной самоуверенностью, перекатился на живот. Холодное железо коснулось щеки. «Нож!» – мелькнуло в сознании. Я выдернул его из-под себя и метнулся обратно, прямо на взрыхлившее примятый снег лезвие урманского меча. Викинг уже начал поднимать его для последнего решающего удара, когда я, оказавшись прямо под ним, выбросил вперед пустую ладонь и, ухватившись за запястье его руки, той, что удерживала меч, одним рывком поднялся с земли. В то же мгновение, описав другой рукой дугу, провел тупым лезвием по его жилистой шее, где жила душа. Кровь брызнула слабой струйкой. Зато душа засипела, вырываясь на свободу, а глаза Альфа округлились, недоуменно глядя на мои, будто приросшие к его запястью, пальцы.

Душа – птица вольная, и если почуяла свободу, не остановит ее никто, кроме Морены. Да и та лишь для того, чтоб проводить в сладкоголосый ирий. Альфова душа от прочих не отличалась, быстро покинула тело, и стало оно, точно туша лежащего неподалеку и все-таки добитого мальчишками Ролло кабана.

Я смотрел на поверженного врага и ничего не чувствовал, кроме досады. Полез, дурак, не в свое дело, начал за пустослова заступаться, а чего ради? Благодарности мне от него век не дождаться. Вон стоит, смотрит волком. Конечно, считает позором, что за него другой сражался, ненавидеть будет теперь до конца жизни. И Ролло недобро поглядывает на убийцу испытанного товарища, хотя нет, не товарища – пса верного.

Явно не ожидавшие подобной развязки урмане сперва притихли, а затем заголосили на разные лады.

Я многое не понимал, но слышал два часто повторяющихся имени – свое и бога Тюра. Похоже, не осуждали меня за убийство – честный был поединок, и выжил тот, кто оказался более ловок. Ролло поднял руку, призывая к молчанию, и вышел ко мне в круг:

– Завтра мы не идем на лов. Печаль в наших сердцах. Доблестный воин пал от меча!

Ишь, как гладко стелет, уже и тупой нож мечом стал!

А ярл говорил:

– Проводим нашего брата в далекую вальхаллу со всеми подобающими почестями.

Один из молодых, едва вошедших в возраст годных для походов мальчишек, робко перебил ярла:

– А кто заменит могучего Альфа в далеком походе? Кто возьмет его долю и будет кормить его семью?