Регент - Николай Романов

Конечно, мне еще предстояло осознать, что мое чувство к Яне было всего-навсего первой любовью, страстью, как правило, удивительно недолгой и быстро сменяющейся другим чувством… вернее, чувством к другой женщине. Собственно, другая женщина к тому времени уже заняла ее место. Ее звали Екатерина, и ей в течение нескольких месяцев и на нескольких планетах пришлось исполнять роль моей супруги, пройти со мной огонь, воду и лихое время и в результате умереть по глупой случайности…

Впрочем, чувство, которое я испытывал к Катерине, ничем не походило на мое отношение к Яне. Скорее мы были с Катериной товарищами, пусть и спящими в одной постели…

С Яной же все было по-другому – я впадал в нежно-томительный восторг от одной мысли о ней; чем бы я ни занимался, какое бы задание ни выполнял, она незримо присутствовала рядом со мной. Будто за плечом стояла…

Так продолжалось все время, пока я играл с врагами в прятки. А когда я спас Яну в системе Дальнего Алеута, этот восторг сменился новым чувством – постоянным желанием видеть ее, быть с нею рядом, касаться ее. И только навыки самоконтроля, приобретенные в школе «росомах», позволяли держать себя в ежовых рукавицах.

Потом, когда от нее пришла памятная хивэграмма, и оказалось, что это неблагодарное создание наплевало на все, существовавшее между нами и представлявшееся мне главным в жизни, а для нее бывшее всего лишь эпизодом в череде любовных приключений, которую переживают иные женщины – не станем уточнять, как их называют! – я пережил самое настоящее потрясение.

К счастью, это потрясение стало началом конца.

Униженный и оскорбленный, я не стал отвечать ей и, наверное, поступил совершенно правильно, потому что изменить все равно было ничего невозможно. И видимо, от осознания этого бессилия любовь моя пошла на убыль. А может, я принадлежал к числу тех, кто любит в ответ на любовь, и когда Яна разлюбила меня, со мной стало происходить то же самое, что и с нею.

Хотя, конечно, это я теперь понимаю, в ту пору такое мне и в голову прийти не могло. Тогда я просто страдал.

Попытка увидеть ее после прилета на Новый Санкт-Петербург стала последней в моем желании разобраться в отношениях между нами, и когда из нее ничего не получилось, я пустил все на самотек… Тем более что последовавшие за неудавшейся встречей события надолго отвлекли меня от мыслей об Яне.

Потом, после неожиданной встречи с нею на балу, мне показалось, что медленное умирание любви было всего лишь фикцией, защитой «росомашьей» психики от невыносимой душевной боли, которая обрушилась на меня с новой силой.

Час за часом лежал я в своей просторной холостяцкой кровати, и не появлялось никакого желания поступить с собой по-«росомашьи». Наоборот, я словно купался в этой боли, будто она доставляла мне удовольствие, будто прибавляла сил в наслаждении почти смертной тоской от вновь возникшего желания быть рядом с Яной.

К утру боль угомонилась.

Я решил, что это тоже защита психики…

Мне хотелось, чтобы все стало по-иному!

Теперь я легко мог бы сделать так, чтобы Яна снова оказалась рядом – только прикажи! Однако это „рядом“ казалось совсем не тем, чего мне должно было хотеться. Ведь находящееся рядом тело живого человека вовсе не означает, что человек этот с тобой…

Однако и это не являлось главным.

Чтобы Яна снова оказалась рядом – мне должно было хотеться.

Но больше не хотелось…»

Вот так он напишет когда-нибудь. И возможно, это воспоминание станет правдой для Осетра-будущего, дряхлого главы императорского дома, старого пердуна, которому от женщины давно уже ничего не надо, и даже «эликсир молодости» ничем не может изменить ситуацию.

Но у него, Осетра-нынешнего, складывалась совсем другая ситуация.

И чтобы Яна снова оказалась рядом, ему хотелось больше всего на свете. Даже больше, чем быть императором. По крайней мере – сейчас!

Он вспомнил строки, которые сочинил в тот несчастный день, на Дивноморье, когда няня Аня и все присные впервые разлучили его с Яной.

Ты к нему улетишь, ты расскажешь ему обо мне,Полагая, что грех в самый раз замолить полуправдой.Будет сладко и жутко, и страшно, и больно вдвойне,Но не сможешь забыть… Нет, не сможешь,не сможешь, не надо!Ты к нему улетишь, чтобы спрятать задворки души,Ты наденешь костюм, чтоб своим показаться фасадом.Ты словами-иголками пробуешь сердце зашить,Но не сможешь забыть… Нет, не сможешь,не сможешь, не надо!Ты к нему улетишь, полагая, что жить в забытьиЛучше – словно под сводами райского сада.На помойку отправишь ты прежние чувства свои,Но не сможешь забыть… Нет, не сможешь,не сможешь, не надо!

Эти строки впечатались в его память. Хотелось верить, что навечно. Как будто были начертаны на душе огненным стилом. Или кровью…

Он понимал, что императоры не вольны жениться по собственному выбору. Что тут поделаешь?

Политическая выгода от брачного союза, интересы родной державы… Жениться придется на той, которая наиболее подойдет на роль императрицы.

Но кто сказал, что у него не может быть фаворитки? Иметь любовницу – нормально даже для обычного мужчины. А уж для императора – чуть ли не обязанность!.. Коли супруга – для политики, должен же существовать кто-то для души и сердца!

У отца была, среди прочих, графинечка Елена Шувалова. А у него, Осетра, будет княжна Татьяна Чернятинская. Без прочих… Вернее, не княжна и не Чернятинская, а… как его там зовут, ее нареченного жениха?

И пусть она выходит замуж за этого Как Его Там! На здоровье! Уйти от своей судьбы ей все равно не удастся!

Глава семьдесят шестая

На Новый Санкт-Петербург возвращались победителями.

После смерти Владислава Второго уцелевшие пираты стремительно унесли ноги прочь из Пятипланетья. Росские корабли их не преследовали.

Победитель иногда может себе позволить быть великодушным с врагами. Тем более с наемниками…

На освобожденной Орше восстановили порядок и законность. Арестовали, осудили и отправили на Кресты немногочисленных мародеров, пожелавших половить рыбку в мутной воде военного времени. Заменили погибших во время боев офицеров и чиновников. Подключили финансистов и промышленников, чтобы начать восстановление разрушенных объектов инфраструктуры. Создали соответствующие административные цепочки, обновили органы законодательной деятельности.

Правда, Осетру совершенно не требовалось заниматься этим самостоятельно. Достаточно было показать людям, что он не в стороне от их бед, что они всегда могут рассчитывать на помощь, ну и переориентировать государственную машину в нужном направлении – чтобы эта помощь пошла. А дальше местные и сами со всем справятся.