Луна, луна, скройся! (СИ) - Лилит Михайловна Мазикина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы останавливаемся дважды: в Остраве в Моравии и в Новом Сонче в Галиции. Пограничники пропускают нас без вопросов. То ли получили указания сверху, то ли сами всё понимают. В Остраве полицейский спрашивает, почему за рулём подросток.
— Мужики воюют с пруссами, — отвечаем мы хором. Он отпускает нас.
Две семьи, включая Мукову, остаются в Остраве у родственников. За руль к нам теперь садится семнадцатилетний Матеек, мой троюродный брат. Дорогу до Нового Сонча он не знает, мне приходится подсказывать ему, сверяясь с атласом. В Новом Сонче мы ночуем, сняв на полсотни человек восемь номеров в дешёвой гостинице: дети на кроватях и диванах, взрослые на полу. После раннего завтрака едем дальше, до гумлагеря на окраине Пшемысля. Шлагбаум на въезде опущен; я с другими женщинами подхожу к охраннику в будке. Сначала мы уговариваем пропустить нас, но он отказывается. Тогда несколько женщин разом, словно по неслышимому сигналу, хватают его за руки, а одна жмёт на кнопку. Мы держим охранника, пока наши машины проезжают, а потом выбегаем. Пока он звонит начальству, мы успеваем подъехать к пустым баракам и занять с вещами комнаты — все, кроме моей семьи. На звонок прибегает сначала комендант и начинает ругаться с цыганками, а потом появляются Госька и ещё две волонтёрки. Мгновенно оценив ситуацию, Госька набирает в грудь воздуха и буквально в пятнадцать минут убеждает коменданта решать вопрос не с беженцами, а с Министерством охраны здоровья и общества.
— Ну, смотрите, только вода и электричество в эти бараки не подаются, и пищевого довольствия вам не полагается, — напоследок говорит комендант. — А если что не так, вас отсюда полиция дубинками гнать будет, а не я — укорами.
Он уходит, а Госька утешает:
— Ничего, пока они там будут всё выяснять, мы вам успеем официальный статус беженцев оформить. А беженцев стопроцентно будут в гумлагеря скидывать, куда ещё?
Волонтёрки уходят с молодыми цыганками — показать, где можно набрать воды.
Моя семья выходит из лагеря пешком, иначе Матеека не пустят назад. Сумки и свёртки мы несём на себе. По пути я пытаюсь обменять богемские кроны на наши «жолты», но кроны, оказывается, с сегодняшнего утра не принимаются. Приходится нам идти через полгорода пешком. При виде нас — навьюченных, встрёпанных — люди замирают, потом спешно достают мобильные телефоны и начинают снимать. Во дворе мы производим настоящий фурор. Дети орут:
— Цыгане! Лилиана Хорват!
Домохозяйки вывешиваются в окна. И это хорошо ещё, что день рабочий — а то был бы полный аншлаг.
Я обнюхиваю ручку моей двери. Если внутри и есть засада, то упыри давно не пользовались входом — от ручки не пахнет ничем, кроме ручки. Держа наготове «шило», я открываю дверь. Родственники замерли, не решаясь переступить порог. Я быстро проверяю хатку: пусто. Шкафы и тумбочки разворочены, их содержимое горками лежит на обеденном столе и диване. Наверняка бабушкины серьги уже исчезли… если только Батори не догадался позаботиться о сохранности моих вещей. Ого, мой коммуникатор! Значит, всё-таки догадался.
— Заходите.
Илонка и Патрина, ахнув, начинают в четыре руки разбирать мои вещи. Тётя Марлена уходит на кухню с мальчиками; хлопает дверцами холодильника и шкафчиков, чем-то погромыхивает.
— Смотри-ка, ничего не взяли, — Патрина показывает мне шкатулку с украшениями. На месте и серьги бабушки, и мои браслеты, бусы и кольца.
— Отлично. Теперь мы сможем достать денег. Положи на телевизор, чтоб на виду была.
Илонка уносит моё бельё в спальню. Возвращается оттуда с лукавой улыбкой:
— Какая у тебя кровать узкая! Как вы с Кристо размещались?
— А что ты так спрашиваешь, словно уже у нас на свадьбе погуляла? — резко отвечаю я. Илонка смущается:
— Извини… просто шутка.
Наведя порядок, мы разбираем вещи, взятые из Кутна Горы. Одежда, украшения, немного еды, толстый фотоальбом, почему-то два одеяла. Впрочем, они пригодятся: постелить на пол.
Когда и с этим почти покончено, я слышу, как в замке входной двери ворочается ключ. Напрягаясь, хватаюсь за «шило». Тихим, «волчьим» шагом выхожу в прихожую.
— Сожри вас многорогий! Батори!
— Я тоже, как всегда, рад вас видеть. А теперь, когда с приветствиями покончено, я намерен сделать вам внушение. Какого, простите, чёрта вы рушите всю конспирацию?! Я понимаю, почему вы возвратились именно сейчас и именно в эту квартиру, но нельзя это было сделать как-нибудь так, чтобы вас при этом не показывали по телевизору?!
Ой.
— А что, показывают?
— И ещё как. Ваше утомлённое личико — в экстренных выпусках новостей.
— Экстренных?! Даже не думала, что так популярна.
— Да не в вас дело. А в караване из цыганских машин, вторгшихся в гумлагерь. И в полусотне цыган, безо всяких документов занявших барак.
— А, кстати! Вы можете обеспечить их статусом беженцев и разрешением на проживание в гумлагере?
— Они и без меня получат. Общественное мнение против пруссов, а значит, за беженцев из Богемии. В городе опять антинемецкие беспорядки. Уверен, через неделю толпы галицийских подростков ринутся в сторону Праги бороться за славянское братство.
— А что в этом смешного?
— Ничего. Я думаю, вам сейчас нужны деньги?
— А у вас ещё есть?
— Пока да.
— Если это накладно, я просто пойду продам украшения.
— Я умоляю вас! Вы цыганка или нет? Берите, пока дают, — Батори достаёт так хорошо знакомый мне бумажник и вынимает все банкноты, которые в нём есть, оставив себе только банковские карточки. Я больше не жмусь и забираю их. — Всем добрый день!
Обернувшись, я вижу, что в проёме гостиной стоят Патрина и Илонка, а с кухни смотрят на нас тётя Марлена и мальчишки.
— Сегодня до вечера я посижу у вас, — продолжает, как ни в чём ни бывало, Батори. — Если надо, прямо сейчас могу сходить за продуктами. На ночь приедет кто-нибудь от меня. Пока ваша жизнь в опасности, у вас, во-первых, будет кто-нибудь дежурить. Во-вторых, куда-либо выходить вашим родственникам я не рекомендую — их могут убить из злости или взять заложниками. А вас я прошу выходить только со мной. И, кстати, вы можете уже пользоваться телефоном.
Мне это не нравится, но спорить в присутствии свидетелей не хочется: боюсь случайно наговорить лишнего.
— Ладно, — бормочу я. — Сходите пока в магазин.
Стоит закрыться двери за спиной Батори, как родственники накидываются с
