Княжна - Светлана Берендеева

Мария, наконец, обрела дар речи, который было потеряла от изумления.

– Да как ты смеешь! Я – княгиня Бекович-Черкасская! Мы уже две недели как обвенчаны!

Корчмарь пошевелил носом.

– Пусть пани простит меня, я уже старик… Но через две недели брака… Моя жена стирает простыни…

Мария покраснела.

– Мой муж на царской службе, – буркнула она. – Россия с Турцией воюет.

Она рассердилась почему-то не на нахального еврея, а на царя Петра. Что он в самом деле, совсем Бога забыл – разлучил их на целых две недели, и теперь вот опять… может, и задержит опять её Сашу, а потом опять в армию погонит.

Она встала. Ноги были ватными. Сидр оказался коварным. Корчмарь кликнул жену, та проводила и уложила гостью.

– Вот и хорошо, – подумала Мария, засыпая, – за сном и время пройдёт, а завтра он приедет.

Разбудил её осторожный стук в дверь и шёпот:

– Маша, открой, это я.

Она пробежала невесомыми ступнями к двери, недоверчиво переспросила:

– Саша, ты?

– Да, да, открой, – сказал родной голос.

Это был он, запыхавшийся, пахнущий ночной свежестью.

– Ой, как же ты так быстро? А у меня и свету нет, надо спуститься.

Она стала искать на ощупь свою юбку. Он поймал её плечи.

– Не надо света, ничего не надо.

– Так ты голодный, наверное, – не сдавалась она.

– Голодный, – согласился он, – по тебе.

Света они в эту ночь так и не зажгли, хотя заснули только под утро.

Просыпалась Мария всегда постепенно. Вот и сейчас, сначала она ощутила под своей головой тёплую твёрдую руку и такую же тёплую щёку на своём плече. Слабо, чтобы не потревожить его, потянулась, и почти сразу восхитительно шершавая ладонь оказалась на её груди. Она замерла – от удовольствия и от боязни разбудить его. Сама-то вчера рано улеглась, а Саша почитай всю ночь не спал!

Она ещё полежала, смакуя воспоминания этой ночи и предвкушая ночь следующую. Однако в доме уже вовсю ходили, и хорошо было бы встать. Она попыталась скользнуть вниз так, чтоб не сдвинуть его тело, но тут же была стиснута и придавлена.

– Куда? – пробормотал Саша, не открывая глаз.

– Я пойду, прикажу завтрак, – прошептала она, – пусти.

– Ты мне снишься, – сказал он с закрытыми глазами, – не уходи.

Он стиснул её так, что стало больно, и она еле удержалась, чтоб не вскрикнуть. Она погладила его по колючей щеке, сказала:

– Спи. Рано.

Но он всё больше просыпался, и она быстро забыла, что хотела идти.

– А я боялся, что ты опять только во сне, – сказал он, когда они оторвались друг от друга. – Знаешь, сколько раз мне снилось всё это?! А проснусь – тебя нет.

– А мне не так снилось, – сказала Мария, – такого я и вообразить не могла.

Он рассмеялся довольно и снова принялся целовать.

Когда она открыла глаза, он уже в штанах и рубашке натягивал сапоги. Она испугалась.

– Что ты? Куда?

Он бегло коснулся её руки.

– Я лошадей проверю, покормлены ли. И о завтраке распоряжусь. Если мы вскорости выедем, то к ночи в Яворове будем.

– Хорошо. А моё платье ты привёз?

Начав говорить, она сама уже увидела свой дорожный мешок на табурете рядом с кроватью. Потянулась достать, а второй рукой поймала упавшую с плеча простыню. И опоздала – Александр тут как тут со своими губами и руками. Она защищалась, натягивала простыню на себя.

– Ну, Саша, – сказала почти сердито. – Нам же ехать надо!

Он сдался. Укрыл её до подбородка, поцеловал в висок, глазами прося прощения.

Она улыбнулась. Он был так хорош в белой рубахе с расстёгнутым воротом. Хотелось обнять его. Чтоб не дать себе воли, быстро проговорила:

– Скажи, чтоб женщину ко мне прислали, корсет зашнуровать.

– Ни за что, – ответил он серьёзно, – я сам зашнурую.

– А ты умеешь?

– Научусь.

К тому времени, как он вернулся, она успела надеть всё, кроме корсета, конечно, и платья. Варенька собрала всё, что надо, даже салфеток догадалась положить, умница. И шкатулка с драгоценностями и деньгами была тут же. Она выбрала золотую монету для корчмаря – пусть и ему будет немного счастья.

Скрипучая лестница сообщила, что Саша уже идёт. Она обвернула вокруг себя корсет и, придерживая за бока, повернулась к нему, входящему, спиной. Сказала через плечо:

– Сильно не затягивай, чтоб дышать легче было.

Он подошёл, соединил на её спине края корсета и спросил:

– А зачем его надевать?

– Ну как же – положено, – удивилась она.

Он погладил её шею, там, где начиналась спина.

– Это тем положено, у кого бока как студень и живот торчит. А у тебя стан как у Дианы.

Он снял с неё корсет и бросил на постель.

– Ну неприлично же без него, – возразила она, – хотя свободнее, конечно.

– Ну хоть сегодня в дороге дай себе свободу, не надевай.

– Ладно, тогда платье.

Она попыталась выскользнуть из его рук.

– Подожди, – сказал он невнятно, уткнувшись в её шею, – завтрак не готов ещё.

Его руки мяли сорочку. Она взяла его ладони в свои, чтобы успокоить.

– А Диана, это ещё что за дама?

– Это богиня греческая, очень стройная.

Он выпрастывал свои руки из её и старался забраться под сорочку, а она не пускала.

– В Италии статуи этой мраморной богини есть. Постой, я покажу… Да пусти же…

Он быстро спустил с её плеч лямки сорочки и прижал внизу её руки, не давая закрыть грудь.

– Как из мрамора, – сказал он, глядя на неё с восторгом. – Может, ты и есть богиня?

Он кончиками пальцев, едва касаясь, обвёл окружности её груди, провёл от шеи по плечу. Потом подхватил на руки, стал целовать шею, плечи, грудь.

– Нет, ты лучше богини. И моя!

Она попыталась освободиться, но он сел на постель, и она оказалась у него на коленях.

– Ну, Саша же! Нельзя же днём!

– Почему нельзя? – с интересом спросил он, на мгновение освободив губы.

– Ну, неприлично… И я не хочу…

– Ах, не хочешь?!

– Его руки расстегнули пояс нижней юбки, и ладонь легла на живот.

– Неужели не хочешь?

Она заметила, что он уже без рубашки, только когда он прижал её грудь к своей, поросшей чёрным курчавым волосом. Прижал несильно, чуть-чуть, и от этого прикосновения её как ознобом пробрало, а он ещё потёрся легонько, и озноб сменился жаром.

– Я теперь всё про тебя знаю, – прошептал он в самое ухо и куснул легонько, – сопротивляться бесполезно.

– Я уже постель убрала…

– А на что нам постель…

Он приподнял её и пересадил лицом к себе. Её колени оказались по сторонам, и это было ужасно непристойно, немыслимо, и он тянул её к себе так, чтобы она опустилась на него совсем, и она против воли опускалась, и это было ужасное, непристойное, немыслимое блаженство. Волны этого блаженства заставили её изогнуться, и она услышала свой низкий стон и увидела самодовольную улыбку на лице Александра.