Порт-Артур — Токио - Александр Чернов

Кроме того, в свете технических особенностей их конструкций, очевидно, что сегодня подлодки можно рассматривать лишь как оборонительное оружие… Малы и мореходность, и дальность, и автономность. Про обитаемость — вообще молчу. Но это — сегодня. То, что в самом недалеком будущем они превратятся в один из самых грозных, наступательных типов боевых кораблей, у меня никаких сомнений нет. В этом можете не убеждать. Вы, как и я, с секретной запиской адмирала Руднева на этот счет ознакомлены. Как Вы, не знаю, а я со всем там изложенным, полностью согласен.

Но для этого потребуются годы упорной работы. И главное, что предстоит сделать, это мощные аккумуляторы, электромоторы и тринклер-дизели. За полгода — это в принципе не решаемая задача. «Каэлки» же «верхом» на крейсерах-добровольцах можно доставить к самым защищенным объектам противника уже в эту зиму. Иными словами — использовать их в решающих наступательных операциях ЭТОЙ войны. Поэтому и нужны они нам сейчас позарез. Успеть бы только…

— Михаил Лаврентьевич, а хотите я еще вас обрадую?

— Хочу, Борис Григорьевич.

— Я первую партию в двадцать моторов отдам кораблестроителям для приемки уже на следующей неделе. У Ховальда она сейчас стоит на заводском прогоне. А еще тридцать комплектов блоков из нашей литейки уже вышли здесь, в Питере. И сейчас в расточке. Конечно, повозимся дольше, чем немцы. Я ожидаю отход в этой партии до четверти по браку.

— Что!? Это как? Когда же успели-то?

— Я после первого выхода в море дал команду запускать серию. Моторы хороши, я на слух уже понял. Но мы секретничали. А поршневые группы, гильзы и валы, мы в Германии сразу и на наши тридцать комплектов заказали. На разных заводах. Втихую. На всякий случай. Уж извините, не люблю я все яйца в одну корзину класть. Да и Дубасов больно крут бывает, если что не по его…

С третьей партии начиная, мы от немцев будем только кольца компрессии и вкладыши получать. Остальное все — наше. Кстати, может все-таки расскажите нам, откуда разведчики притащили эту рецептуру присадок к стали, благодаря которой у нас почти нет отхода по поршням и гильзам цилиндров, да и удельную мощность мы смогли смело повышать. И кто автор идеи форсировки за счет увеличения числа оборотов при уменьшении рабочего объема, длины шатунов и плеча коленвала? Без этого, кстати, мы вес двигателя в две с четвертью тонны никак бы не получили…

— Постойте, Вы что, запустили производство движков еще до того, как на испытаниях «Тарантула» подтвердилось, что форма корпуса хороша, что с реданом Крылов все верно рассчитал, а сами опытные моторы не завершили испытательный цикл? Ведь и торпедные аппараты Джевецкого на большем ходу еще не были отстреляны. Мы даже не уверены были, что арборит Костовича, что мы для обшивки использовали, выдержит на таких скоростях, фанера же, — не сталь и не строевой лес… Ох, и отчаянный Вы человек, Борис Григорьевич!

— Кто не рискует, знаете ли, тот и Шустова не пьет! Только Вы не мне это говорите, а Нобелю. Он ведь свои деньги под это положил… Но как Вам тридцать с хвостиком узлов на отходе и двадцать семь в полном грузу, а? И, кстати, не на пруду, а по «барашкам». Я вот думаю, что по тихой-то воде мы и с торпедами на устойчивое глиссирование выйдем, как думаете, Александр Васильевич?

— Не уверен. Кабы еще «лошадок» по 100–150 на вал — точно бы вышли. А без торпед и половины топлива, думаю, что и до 35-и узлов разгонимся. Без волны, конечно…

— Мне тридцать два — очень хорошо! Но, господа, сейчас сойдем на берег, и для всех, кроме посвященных, этой цифры Вы не знаете. Двадцать пять — и точка! А слова «редан», «глиссирование» и прочую крыловскую терминологию, вообще вычеркнете из словарного запаса по добру, по здорову. Фон Модль шуток не понимает…

— О, как задрал этот скучный жандарм! Да, понимаю я все, режим, секретность, подписка, хоть по началу и не по нутру было. Но какой же он скучный, все-таки…

— Все обижаетесь, что он на все ваши международные «митинги» и прочие сборища энтузиастов по катерам и авто глаз положил? Напрасно. Вы же сами понимаете, что наши подлинные достижения сегодня уже нельзя никому из заграничных коллег просто так, тщеславия профессионального ради, демонстрировать. Нет, конечно, — поезжайте, смотрите, но от нас — только разрешенные Модлем и иже с ним образцы. Причем с грамотным легендированием. И вся гонка за рекордами — только после серьезного обсуждения что можно, а что нельзя. Пусть кое-кто до поры считает себя впереди планеты всей.

— Жаль, что Его Величество не приехал…

— Он очень хотел, но Вы же сами с Эммануэлем Людвиговичем привезли позавчера из Дортмунда господина Рудольфа Дизеля. Вот ему с Нобелем на сегодня и назначено. Сначала Государь хотел его в Бьерке принять, и даже «Тарантула» показать. Но потом передумал: а вдруг все-таки немец не согласится? Хотя условия ему предложены будут царские.

— Согласится. Я с ним предметно пообщался. И деловое положение его знаю. Похуже оно даже, чем было у Майбахов. По поводу прошлого напряга с Тринклером, то, слава богу, что все столь аккуратно разрешилось. Не вмешайся Его Величество, так бы эта ругань дурная и тянулась. Зато теперь у нас — все в одной обойме. И Майбахи — изюминка на торте! А Кертинг с Даймлером — с носом!

— Ну, с Майбахами-то, Вы как-никак в друзьях, так что с ними — особый случай. Кстати, Борис Григорьевич, давно хотел спросить. Вы сами как считаете, мы правильно делаем, что немцев к нашим важнейшим разработкам допускаем?

— Откровенно говоря, если бы головы уровня Тринклера, мы и по бензиновым здесь свои имели, то надобности не было бы… Научим, конечно… Но это — время. А сейчас у нас его нет. Кроме того, получив себе этих умнейших инженеров, мы одновременно лишаем их Германию. Скорее всего, если здесь у них все сложится удачно, приживутся. Да и выбора у нас не было: ходики тикают-с. Хотим вырваться вперед? Значит, нет смысла чваниться. Или потом будем себе в тридорога покупать, а на мировой рынок нас не выпустят. Только и всего.

— Все верно. И я так же думаю. Тем паче, если вспомнить, например, кто в том же деле подводного плавания у нас в России достиг первых реальных, подтвержденных успехов? Все верно: русский немец в третьем поколении Карл Шильдер и приехавщий на зароботки изобретатель Вильгельм Бауэр.

— А на счет моторов для будущих подводных миноносцев — наверное, Вы опять правы, Михаил Лаврентьевич. Дизель-машины на тяжелом горючем все-таки предпочтительнее. Я тут вчера с Бубновым целый вечер за его чертежами и подсчетами просидел. Он меня и убедил окончательно. Бензиновые пары в замкнутом пространстве — это черевато.

— Славно, что разобрались. Только зачем далеко за теориями ходить, «Дельфина» аварию мы же все помним. Кстати, Александр Васильевич, вот Вам и еще одна причина отказа от переброски подводных миноносцев. Им сперва газолиновые движки на дизеля поменять надо. Но еще раз повторюсь — дизеля и бензомоторы не смертельные конкуренты. У каждого из них есть специфические области, где именно они предпочтительнее. На скоростном катере, где отсеки без проблем вентилируются и нужны легкие и мощные двигатели — вот тут ваша с Майбахами епархия, Борис Григорьевич. А для подводников в самый раз моторы Тринклера-Дизеля. Да и топлива они несравненно меньше кушают, что при требовании их солидной автономности весьма важно, сргласитесь…

Между прочим, Вы уже сейчас можете прикидывать следующий заказ — в ноябре запустим дизеля для подлодок и тральных сторожевиков. Первая серия его — минимум полста: по два на корабль, один ремонтный и пять для испытаний на надежность. Их же нижегородцы планируют на буксиры и толкачи ставить, а потребности большой Волги и Каспия в потенциале огромадные. Про интерес ведомства князя Хилкова тоже в уме держим. Так что, с Эммануэля Людвиговича, да и с Вас, — по стакану!

— Договорились. В субботу ждем Вас в чертежной, на Сампсоньевском! — рассмеялся Луцкий, — у Густава Васильевича как раз день ангела, а Эммануэль Людвигович, прознав об этом, — накрывает. Он переживал, что Тринклер снова на него обидится, ну, что мы Рудольфа перетащили. Но, как мне показалось, Густав наш — редкий молодец и умница. Понимает, что сегодня нужно личное ставить ниже общего. Тем более — государственного, так что… Кстати, я первый раз в жизни видел, чтобы баснословно богатый человек прилюдно извинялся перед простым инженером…

— Грешить, так в хорошей компании, так что-ли? — улыбнулся Вадик, собиравшейся посидеть с «моторно-нефтяной мафией» братьев Нобель в узком теплом кругу уже с месяц. «Нобель извинялся перед Тринклером… Удивляется он… Будешь тут извиняться, если царь повелит! Тут сам Менделеев перед Макаровым каялся.» И озорно подмигнул собеседнику, — только тогда давайте уж мы и моряков наших на посиделки пригласим. Полагаю, Александр Васильевич не откажется?