Элли - Мария Баррет

— Прекрасно. Я подготовлю накладные.

Ник посмотрел на него:

— Тогда все. Или есть что-нибудь еще?

— Нет, все в порядке. — Эдвард встал. — Ник, я очень ценю ваше отношение.

Ник пожал плечами:

— Это в моих собственных интересах, Эдвард. Я не хочу тебя терять. Надеюсь, это ты понимаешь?

Эдвард рассмеялся:

— Да, понимаю. Спасибо, Ник.

Он знал, что Ник защищал не только свои собственные интересы — здесь было нечто большее.

— Тогда увидимся позже, Ник, — проговорил Эдвард, направляясь к выходу.

Ник проводил его взглядом и подумал, что этим утром он выглядит совсем по-другому: моложе, почти совсем мальчишкой.

Возвращаясь к своему занятию, Ник взял газету и стал читать первую статью. Через минуту до него дошло, что он ничего не воспринимает. Тогда он отложил газету и погрузился в воспоминания.

Он вынул из кармана бумажник, открыл его и достал маленькую выцветшую фотографию, обломанную и потертую по краям. Приблизив ее к глазам, он стал пристально всматриваться в незабываемое лицо.

Юная женщина, высокая и белокурая, с загорелой кожей, стояла рядом с ним. Гордая и прекрасная, она прижималась к нему, смеясь в камеру. Порыв ветра разметал ее волосы. Они окутали ее шелковой паутиной цвета белого золота. Она была на шестом месяце беременности.

Ник закрыл глаза. До сих пор он ощущал нежный аромат ее кожи. Открыв глаза, он погладил ее счастливое невинное лицо, а потом осторожно положил фотографию обратно.

Иногда воспоминания наплывали столь явно, что казалось, все это происходило только вчера. Они были такими сильными, что печаль и боль постоянно терзали его.

И с этим он жил всю свою жизнь.

ГЛАВА 34

Самолет приземлился на мокрую посадочную полосу «Хитроу», и Эдвард увидел серое небо Лондона. Мелкий дождь умывал скучные здания аэровокзала, все было мрачным и гнетущим. Эдварду хотелось смеяться.

«Я дома», — подумал он, достал свой непромокаемый плащ и вышел в проход для пассажиров первого класса.

Он подхватил свой багаж и влился в тонкую струйку пассажиров, текущую к выходу. Спускаясь к автобусу, он подставил свое лицо холодному влажному ветру Англии. Впервые за четыре года он был по-настоящему счастлив.

Сэр Джош стоял у выхода вместе с другими встречающими, с нетерпением ожидая сына. Медленный поток усталых сонных людей вытекал из таможни, и радостные крики встречающих отвлекли его внимание.

Вдруг он заметил Эдварда. Сэр Джош махнул ему рукой и, крикнув, стал торопливо пробираться к концу барьера. Эдвард увидел отца, и его лицо засветилось улыбкой.

— Папа!

— Эдвард!

Секунду они стояли, вглядываясь друг в друга, а потом крепко обнялись.

— Добро пожаловать домой, сын, — взволнованно проговорил сэр Джош, еще крепче обнимая его. — Добро пожаловать домой!

— Я до сих пор не верю в это! — Эдвард покачал головой, просматривая старые газеты. — Почему ты сразу не позвонил мне и не рассказал обо всем?

Отъезжая от аэропорта, сэр Джош маневрировал своим «даймлером», все время оглядываясь через плечо.

— Потому что… — Он подождал, пока не присоединился к основному потоку автомобилей. — Потому что не хотел тебя вмешивать, Эдвард. К тому же я подумал, если Элли нуждается в твоей помощи, то она должна сама попросить тебя.

Эдварда удивили нотки презрения, звучащие в голосе отца.

— Но как это случилось? Я думал, что в больнице очень внимательное отношение, почему же никто не заметил?!

— Эдвард, ты забываешь, насколько умен был Чарльз Тейлор. Он точно рассчитал, сколько потребуется времени, чтобы вливание стрептокинеза убило его. Он выждал, когда уйдет медсестра, а затем увеличил дозу. Это заняло пятьдесят пять минут. Я не знаю… — Сэр Джош пожал плечами. — Возможно, так даже лучше. Ведь его репутация была погублена, и всю оставшуюся жизнь он прожил бы в унижении.

Несколько минут он молчал.

— Но что бы он ни делал, он был прекрасным человеком, Эдвард, и хорошим другом.

Эдвард посмотрел на отца.

— Я знаю, — просто сказал он, заканчивая беседу.

При въезде в город скорость движения замедлилась, и Эдвард неожиданно открыл глаза.

— Черт, прости, я немного задремал.

Он сильно потер лицо руками.

Сэр Джош улыбнулся:

— Ты отвык от холода.

Они свернули на дорогу, ведущую в Кенсингтон.

— Ты уверен, что нужно сразу ехать на Эдвард-сквер? Может быть, лучше отдохнуть с дороги? Если хочешь, я отвезу тебя на квартиру в Гросвенор-сквер?

Эдвард почувствовал в голосе отца осуждение.

— Нет, со мной все прекрасно.

Сэр Джош не стал продолжать эту тему.

— Как бы там ни было, ближе к вечеру я собираюсь быть дома. Не могу отказаться от обеда в Истлее.

— Хорошо! А то мама совсем заждалась тебя.

Сэр Джош остановил машину рядом с домом Элли и выключил двигатель.

— Ты зайдешь? — вдруг занервничал Эдвард, сомневаясь в правильности своего поступка.

Сэр Джош покачал головой:

— Нет, я должен ехать.

— Ладно, увидимся позже. Спасибо, что подвез меня. — Эдвард взял плащ, кейс и распахнул дверцу машины.

— Эдвард?

— Да?

— Будь осторожен, не… — смутившись, сэр Джош замолчал, но потом продолжил: — Не дай себя провести. Пожалуйста.

Эдвард опустил глаза. До него дошло, каким дураком он кажется.

— Я знаю, что делаю, папа.

— Надеюсь, что так, Эдвард.

«Даймлер» отъехал, Эдвард помахал ему вслед.

— Спасибо, папа! — крикнул он и увидел ответный жест отца. Потом наклонился, взял кейс и повернулся к дому.

Элли стояла у окна и смотрела, как он шел по дорожке. У нее сдавило грудь. «Совершенно не изменился», — подумала она. Загорелый, с выгоревшими на солнце короткими волосами, он двигался с той же грацией и излучал такую силу, что она ощущалась на расстоянии. Это потрясло ее. Она отвернулась и, обхватив себя руками, вдруг почувствовала свою слабость и беззащитность.

Внизу Тио провела Эдварда в холл, взяла у него пальто. Услышав глубокий теплый голос, Элли впала в панику. Через секунду, когда он вошел к комнату, она уже ни о чем не могла думать. Повернувшись к нему, она пыталась улыбнуться, но лицо почему-то не повиновалось.

— Привет, Эдвард, — выдавила она.

Он все еще стоял у двери и смотрел на нее. Она выглядела бледной и слабой, но глаза горели фиолетовым пламенем. Ее красота казалась почти бесплотной.

— Привет, Элли.

Какое-то время они молча рассматривали друг друга, пока она не отвела взор.