Хюррем, наложница из Московии - Демет Алтынйелеклиоглу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хюррем протянула ему новорожденную:
– Какое красивое имя, повелитель. Возьмите Михримах Султан в свои руки.
– Сначала ребенка должна подержать мать, – сказал Сулейман, с любовью целуя Хюррем в лоб. А затем взял на руки дочку, размахивавшую крохотными кулачками: «Моя дорогая Михримах, моя прекрасная принцесса, мое солнце, мой месяц».
Он заглянул младенцу в лицо и радостно улыбнулся:
– Маленькая принцесса очень похожа на Хюррем! Мы так молились об этом, но она и вправду похожа на тебя.
Хюррем отвечала с улыбкой: «Ни о чем не беспокойтесь. Моя дочь превзойдет в красоте свою мать, лишь бы только ваша любовь была бесконечна».
Той ночью султан Сулейман сказал Хюррем: «Мать моего шехзаде и моей принцессы, слушай меня!» А затем прочитал ей строки газели, которую сочинил специально для нее.
Глаза Хюррем были влажными от счастья, пока султан Сулейман произносил прекрасные слова о сиянии света в его жизни. Малышка, спавшая рядом с Хюррем, во сне крепко держала ее за палец. Маленький шехзаде Мехмед в соседней комнате спал рядом с Мерзукой. Хюррем и падишах с любовью смотрели друг на друга. Оба были счастливы, а Хюррем к тому же сейчас ощущала себя в полной безопасности. Угроза в лице Ибрагима отступила. Дрожь в голосе Сулеймана была доказательством того, что Сулейман никогда не пожертвует ею ради греческого раба.
XLI
«Спасайся, кто может!»
Хюррем в ужасе подскочила. Снаружи раздавались крики, которых она не могла разобрать. «Что происходит?!» – она подбежала к окну. Сначала она ничего не увидела сквозь решетку. Затем внезапно вспыхнуло пламя. Вдали показался еще один огонь. А за ним еще.
«О господи, – подумала она, – пожар! Стамбул горит».
Заплакали дети. В коридоре послышались топот шагов и причитания служанок. Хюррем в страхе побежала в комнату к детям. Служанки носились в суматохе. «Что происходит?!» – закричала Хюррем. Но служанки были так напуганы, что не слышали ее вопроса.
В тот момент к Хюррем подбежали Мерзука, Сетарет-калфа и Эмине с широко открытыми от страха глазами. Мерзука держала на руках шехзаде Мехмеда. А Сетарет-калфа пыталась успокоить разбуженную и ревевшую Михримах Султан.
Хюррем, увидев, что с детьми все в порядке, успокоилась: «Что это за светопреставление?»
«Я не знаю. Я проснулась от криков», – голос Сетарет-калфы от страха был еле слышен. Хюррем даже на мгновение показалось, что чернокожая калфа побледнела.
Тут Мерзука закричала: «Пожар! Мы горим со всех сторон!»
– А что это за приближающийся шум? Как будто гром гремит.
– Я не знаю, не знаю, – Мерзука вся дрожала.
Хюррем задумалась. Сулейман не появлялся уже несколько дней, носился по лесам, охотясь вместе с этой змеей Ибрагимом. «Что же я должна делать? Что же мне делать?» – она нервно вышагивала по комнате, как вдруг дверь отворилась и вошла Хафза Султан с Джафером. Хюррем сразу же бросилась к пожилой женщине и обняла ее. Та в панике даже забыла покрыть голову.
– Собирайтесь, вы немедленно уходите отсюда, – приказала Хафза.
– Что происходит, госпожа?
Хафза Султан хрипло сказала: «Янычары перевернули свои казаны и теперь жгут все на своем пути».
– Перевернули казаны? Что это такое? – Хюррем очень удивилась.
– Госпожа, мы не можем терять ни минуты. Мы должны немедленно отсюда уйти, – вмешался Джафер.
– Куда? – этот вопрос беспомощно прозвучал в устах Хюррем. Хафза Султан сказала: «Джафер выведет тебя и детей из города в надежное и безопасное место».
Хюррем попыталась было сопротивляться: «Я никуда не пойду! Султана во дворце нет, нам не к лицу покидать гарем, когда наш повелитель отсутствует».
– Послушай, девушка! – Валиде внимательно смотрела в глаза Хюррем. – Сейчас не время упрямиться. К тому же, когда падишаха нет, за все отвечаю я. Твои дети в опасности. Их могут убить.
«Господи боже мой, – подумала Хюррем, – да что же это такое, кто может убить ее детей». Ей в лицо ударил жар. Нет, она никому не позволит это сделать.
Хюррем внезапно вспомнилась та ночь, когда ее похитили: «Нет, я не позволю, чтобы мои дети страдали так же, как когда-то я! Я никогда этого не позволю». В это время шехзаде Мехмед на руках у Мерзуки принялся реветь.
– Джафер! – резко сказала Хафза Султан. – Бери Михримах Султан, ты знаешь, куда тебе идти. Посмотрю, как ты справишься с нашим поручением.
– А вы, госпожа, разве вы не идете с нами?
– Когда сына нет дома, обязанность главы семьи переходит к матери. Я останусь. Янычары не посмеют поднять руку на пожилую женщину. Когда все успокоится, вы вернетесь домой, Хюррем Ханым.
Джафер вышел, а следом за ним Хюррем, Мерзука, Сетарет-калфа и Эмине. Уже на пороге послышался голос Хафзы Султан:
– Хюррем!
Хюррем тотчас вернулась.
– Говорите, госпожа.
– Береги моих внуков.
– Не беспокойтесь, госпожа. Клянусь, пока я жива, никто не сможет забрать из рук Хюррем ни шехзаде, ни принцессу, ваших возлюбленных внуков.
Хюррем вслед за Джафером вышла в коридор, в котором было уже немало женщин. При себе у нее были только ее дети и заветная сумочка с приданым.
Карета тряслась в темноте по узким и темным улицам Стамбула. Хюррем и Мерзука находились в той карете с детьми, а управлял ею Джафер. Евнух привязал к своему красному поясу все, что сумел найти: нож и кинжал. Перед ними ехала карета, в которой находились две служанки – Сетарет и Эмине. Во дворцовом каретном сарае Джафер вместо пышно разукрашенных султанских повозок предпочел самые простые кареты для слуг, и теперь обе кареты, подскакивавшие на каждом повороте, на каждом камне, ехали с громким скрипом.
Хюррем удалось узнать, что означает «перевернутый казан», только когда они вышли из дворца. Оказалось, что, когда воины-янычары бывали недовольны условиями службы, они обычно переворачивали огромные армейские казаны, в которых варился плов, высыпали на землю содержимое и шли ко дворцу со своими требованиями. Но на сей раз янычары требовали не увеличения жалованья, а нового военного похода.
Падишах уже давно не ходил на войну. Он давно не обращал внимания на советы Ибрагима начать новый поход и все время, свободное от заседаний в Диване и прочих государственных дел, проводил либо на охоте, либо в объятиях Хюррем. Терпение янычар, доходы которых зависели от трофеев, лопнуло. Поход означал обогащение. От новых войн богатело и государство, и янычары – ведь возрастало их жалованье. Но со времен Родоса денежный ручей иссяк.
Теперь воины ходили по улицам города с главным агой янычар и выкрикивали: «Где же победоносные мечи Фатих Хана Селим Хана?» – и при этом жгли что ни попадя.
