История лингвистических учений. Учебное пособие - Владимир Алпатов

Если же предложение в том или ином языке состоит из слов, то его строй, включающий в себя и форму, и значение, тоже может быть различным. И. И. Мещанинов выделил три основных строя такого типа: поссесивный (притяжательный), эргативный и номинативный (и еще два более редких строя, на которых мы останавливаться не будем).

При поссесивном строе (отмеченном в алеутском языке, индейском языке немепу и «пережиточно» в абхазском) одинаковым образом обозначаются предикативное отношение (между субъектом и предикатом) и притяжательное отношение (между обладателем и обладаемым), части речи мало дифференцированы, глагольные формы образуются от именных основ. При эргативном строе, ранее выделенном А. Дирром и рассмотренном И. И. Мещаниновым прежде всего на кавказском материале, по-разному строятся переходные и непереходные предложения: субъект непереходного предложения оформляется так же, как объект переходного, а субъект переходного иначе (например, другим падежом). Наконец, при номинативном строе, свойственном, в частности, индоевропейским языкам Европы, имеется привычная для нас структура, где субъект обозначен подлежащим, предикат — сказуемым, а объект — дополнением.

Для развития синтаксической типологии важна была сама идея о многообразии синтаксического строя языков и неуниверсальности номинативного строя. Важным было и противопоставление номинативного и эргативного строя, сохранившееся в отечественной и мировой лингвистике до настоящего времени (идеи об особом поссесивном строе были оставлены довольно скоро). Существенным был и отказ от свойственных типологам XIX в. представлений о жесткой принадлежности каждого языка к определенному типу: И. И. Мещанинов подчеркивал, что в конкретных языках могут существовать разные конструкции и не всегда ясно, какой строй преобладает.

Однако И. И. Мещанинов в данной книге пытался распределить выделенные им конструкции по стадиям. С его точки зрения, наиболее архаичны после инкорпоративных комплексов поссесивные конструкции, поскольку в последних «фраза тождественна или близка именной форме». Эргативная конструкция стадиально выше, поскольку в ней уже есть глагольная форма, но с точки зрения индоевропейской речи она «представляет по сравнению с нею несомненный стадиальный архаизм», так как «в эргативном построении получался разрыв между смысловым значением фразы и ее выражением в предложении… Глагол указывает на действующее лицо, тогда как само действующее лицо сохранило форму косвенного падежа». Стадиальный компонент концепции И. И. Мещанинова нельзя было доказать, и он оказался наиболее уязвим для критики.

Рассуждения об «архаизме» эргативной конструкции отражали и неполный отход И. И. Мещанинова от европоцентризма, с которым он все время старался бороться. Он сохранял в качестве универсальных традиционные понятия субъекта и предиката, считал, что в каждом языке, где есть глагол, он «указывает на действующее лицо». Однако сами понятия субъекта и предиката в традиционном объеме представляют собой перенос в область семантики синтаксических свойств соответственно подлежащего и сказуемого в языках номинативного строя. Отказавшись от традиционных попыток подгонять описание синтаксиса в любом языке под номинативную схему, И. И. Мещанинов еще не преодолел представление об этой схеме как о некотором эталоне, наиболее естественным образом связывающем форму с семантикой. Однако и такой неполный отказ от европоцентризма был шагом вперед для своего времени.

В связи с этим встает и другой вопрос, окончательно не разрешенный и в современной лингвистике: является ли, например, различие номинативного и эргативного строя чисто формальным или же здесь присутствуют различия в семантике или даже различия в языковом представлении о мире (признание последней точки зрения вовсе не обязательно означает принятия стадиальности: разные языковые картины мира могут рассматриваться и как равноправные). Ученые, развивавшие в отечественной науке традиции И. И. Мещанинова, как и (не вполне четко и последовательно) он сам, исходят из тесной связи такого рода различий в строе с семантикой. Однако такая точка зрения остается дискуссионной.

В книге «Члены предложения и части речи» И. И. Мещанинов продолжил изучение проблемы слова и предложения в разных языках, почти совсем отказавшись от стадиальных схем. В центре его внимания здесь — соотношение лексики и синтаксиса в смысле, указанном выше, прежде всего соотношение синтаксических классов — членов предложения с лексическими классами — частями речи. Эти два понятия тесно связаны: «Лексический состав языка различается по своему смысловому значению и семантика слова влияет на его использование в качестве того или иного члена предложения. Использование же слова в роли определенного члена предложения оказывает, в свою очередь, влияние на закрепление за словом особых формальных различий, выделяющих слова в самом лексическом составе в особые группы. Такие лексические группировки, характеризуемые и по семантике, и по формальной стороне, именуются частями речи». То есть части речи обязательно должны иметь какие-то формальные (прежде всего морфологические) признаки, по которым можно было бы судить об основной синтаксической функции слова. Такая функция может и не быть единственной: существительные специализированы на роли подлежащего, но могут быть дополнениями или определениями, глаголы специализированы на роли сказуемого, но могут играть и другие роли и т. д. Чтобы говорить, например, о существовании в языке глагола, надо найти в этом языке класс слов, обладающих тем или иным формальным признаком, выделяющим сказуемое. Сами эти признаки (грамматические категории, обладающие той или иной семантикой) однако не универсальны и в разных языках могут быть различны.

На основе данной концепции И. И. Мещанинов предложил классификацию способов выражения синтаксических отношений, встречающихсй в языках мира. Помимо традиционно выделяемых согласования, управления и примыкания рассматриваются и способы, ранее не включавшиеся в классификацию. В качестве одного из способов рассматривается и инкорпорация. В книге также сделана попытка рассмотрения систем частей речи в разноструктурных языках. Согласно И. И. Мещанинову, «основные принципы деления по частям речи» универсальны, но конкретные системы могут быть очень различны в разных языках или в том же самом языке на разных этапах исторического развития. «Даже выделение глагола не везде ясно в одинаковой степени. В одних языках глагол выделяется среди остального состава слов, в других — для такого выделения нет еще достаточных данных». Сравнение систем частей речи, как и сравнение типичных для тех или иных языков способов выражения синтаксических отношений, дает основание для классификации языков, которую строил И. И. Мещанинов.

Важное значение для своего времени имела выдвинутая в книге концепция понятийных категорий, в которой были развиты идеи датского лингвиста О. Есперсена. Это некоторые смысловые компоненты общего характера, которые, согласно И. И. Мещанинову, «не описываются при помощи языка, а выявляются в нем самом, в его лексике и грамматическом строе»; этими категориями «передаются в самом языке понятия, существующие в данной общественной среде». С одной стороны, понятийные категории не существуют вне языка и обязаны иметь какое-то языковое выражение. С другой стороны, это выражение может быть самым разнообразным и не только грамматическим, но и лексическим. К числу понятийных категорий относятся субъект и предикат, выявляемые в синтаксической структуре предложения, деление на мужчин и женщин, отражаемое в грамматической категории рода, и т. д.

Вопрос о понятийных категориях после книги И. И. Мещанинова вызвал дискуссии в отечественном языкознании. Противники этой концепции вполне справедливо отмечали нечеткость данного понятия, возможность понимания понятийных категорий просто как перенесенных в сферу семантики формальных категорий (например, субъекта как «семантического дублета» подлежащего). И все-таки для своего времени концепция понятийных категорий имела положительное значение. Многим направлениям лингвистики первой половины XX в. было свойственно сосредоточение внимания на языковой форме в ущерб семантике. А данная концепция была одной из первых, пусть еще несовершенных, попыток показать автономность семантики, наличия у нее своих закономерностей, отличных от формальных; важно было и акцентирование внимания на синонимии ряда лексических явлений с грамматическими, на выполнении лексикой и грамматикой в ряде случаев тех же или сходных функций.

В книге «Глагол» И. И. Мещанинов специально остановился на типологии признаков, выделяющих в языках мира эту важнейшую часть речи. Одна из основных тем книги — вопрос о выражении в языках мира традиционно выделявшихся в лингвистике глагольных категорий: лица, числа, времени, вида, наклонения, залога. Рассматривая материал разнообразных языков, ученый пришел к выводу о том, что эти категории, кроме залога, не универсальны. Им была опровергнута привычная для европейской лингвистики точка зрения, нашедшая выражение, например, в восходящем к Аристотелю и существующем даже в наши дни определении глагола как класса слов, выражающего идею времени. Могут быть языки без категории времени, без категории наклонения и т. д., что, разумеется, не означает, что соответствующие значения не могут быть выражены в том же языке лексически. Все основные книги И. И. Мещанинова сыграли роль в освобождении отечественной лингвистики от строгого следования европейским схемам, пусть освобождение от этих схем у него было неполным, а рассматриваемый им материал «экзотических» языков не всегда был достоверен.