Похищение - Джоди Пиколт

Но она, скорее всего, не придет домой сегодня вечером. И мы по-прежнему в тупике.

ЭНДРЮ

Делия входит в зал последней, дверь за ней запирают. В желтом платье с темными волосами, заколотыми на затылке, она похожа на высокий красивый подсолнух. Мне нужно столько всего ей сказать, но я жду подходящего момента. После суда у меня будет еще один повод извиниться перед ней.

Эрик встает и обращается к жюри.

— Дамы и господа, знаете ли вы, что такое любовь? — вопрошает он. — Любить не значит делать все, чего от тебя ждет любимый человек. Любить — значит делать то, чего он не ожидает. Любить — значит превышать ожидания. Это и следует вменить в вину Эндрю Хопкинсу. И в этом он бы безоговорочно признался. Прокурор будет обсуждать с вами вопросы послушания и выполнения законов. Она будет употреблять слова вроде «похищение». Но в данном случае никто никого не похищал, никто не применял силу А что касается правил — вы сами знаете, что на каждое правило найдутся исключения. Чего вы, возможно, не знаете, так это того, что буква закона тоже далека от совершенства. — Эрик подходит к скамье присяжных. — Судья скажет вам следующее: если вы считаете, что Эндрю Хопкинс совершил все элементы преступления, и не сомневаетесь в этом, вам следует признать его виновным. Заметьте: вы не «должны», не «обязаны», нет — «вам следует». Почему же судья не приказывает вам? Потому что не может. Вы, присяжные, наделены последним правом карать и миловать.

— Протестую! — вспыхивает Эмма Вассерштайн. — Ваша честь, он говорит присяжным, что они могут аннулировать все обвинения, если им захочется! — возмущается она.

— Знаю, — спокойно соглашается Ноубл. — Но я ничего не могу с этим поделать.

Когда Эрик поворачивается ко мне, на лице его написано искреннее изумление: он, сам, похоже, не надеялся, что ему сойдет это с рук. Он откашливается и снова устремляет взгляд на присяжных.

— Закон требует точности, он осторожен в выборе слов. И порой он умышленно распахивает дверь, ведущую из порядка в здравый смысл. Вы стоите перед выбором, дамы и господа! Подчас выбор совершить непросто. Как непросто было Эндрю, как непросто служителям закона, как непросто, надеюсь, придется вам.

Эмма Вассерштайн до того разгневана, что я ожидаю увидеть искры, летящие из-под каблуков ее туфель.

— Мистер Тэлкотт, по всей очевидности, слишком долго общался со своим клиентом и перенял от него искусство лжи. Он солгал, будто это не похищение, поскольку мистер Хопкинс не задействовал силу. Но ведь никто не спрашивал у Бетани Мэтьюс, хочет ли она уехать. Да, он не заматывал ее изолентой и не бросал в багажник, но этого и не требовалось. Он сказал несчастному, беспомощному ребенку, что ее мать мертва. Заставил поверить, что у нее на свете нет никого, кроме отца. Он причинил этому ребенку столько вреда — с единственной, заметьте, целью: отобрать девочку у родной матери, — что мог бы с тем же успехом заткнуть ей рот кляпом и связать по рукам и ногам. Это были веревки эмоций, а Эндрю Хопкинс — большой мастер в обращении с ними. — Она переводит взгляд на меня. — Но он оказал губительное воздействие не только на жизнь своей жертвы. Этот вздорный, эгоистичный поступок покорежил судьбы двух женщин: Бетани Мэтьюс и ее матери, Элизы, которая двадцать восемь лет прождала возвращения пропавшей дочери. Этот вздорный, эгоистичный поступок даровал Эндрю Хопкинсу многое: дочь, возможность полностью контролировать ее жизнь, свободу и безнаказанность… Но всему приходит конец. — Эмма приближается к скамье присяжных. — Чтобы признать Эндрю Хопкинса виновным, вам достаточно согласиться, что он забрал ребенка, не имея на то права, и применил при этом силу. Эндрю Хопкинс сам заявил под присягой, что он — похититель. Куда уж яснее! Тем не менее, как отметил мистер Тэлкотт, правила не бывают без исключений. По закону, сказал мистер Тэлкотт, вы можете вынести обвинительный приговор, если все условия соблюдены, можете — но не обязаны. Что ж, позвольте заверить вас, что все не так просто, как он пытается представить. — Она подходит к Эрику. — Если бы нам пришлось жить в мире, где эмоции главенствуют над порядком, это было бы не самое уютное место для жизни. К примеру, я могла бы сделать вот это, — Эмма подхватывает портфель Эрика и переносит его к себе на стол, — потому что его портфель мне нравится больше. И если бы мне удалось убедить вас, что у меня имелись веские эмоциональные основания полюбить этот портфель, вы могли бы запросто оправдать мою кражу. — Она снова подходит к Эрику, берет его стакан с водой и выпивает до дна. — Если бы мы жили в мире мистера Тэлкотта, я могла бы пить его воду, потому что я мать новорожденного и мне эта вода нужнее. Но знаете что? В этом мире безнаказанными оставались бы насильники, которым просто захотелось заняться сексом. В этом мире никто не осуждал бы убийц, пришедших в ярость. И в этом мире человек, способный убедить вас, что совершает героический поступок, мог бы красть ваших детей на двадцать восемь лет. — Она делает паузу. — Я живу в другом мире, дамы и господа. И готова поспорить, вы тоже.

Пока присяжные совещаются, мы с Эриком отсиживаемся в конференц-зале. Он приносит из кошерной кулинарии сэндвичи с солониной, и мы молча жуем.

— Спасибо, — говорю я наконец.

Он пожимает плечами.

— Я тоже проголодался.

— Спасибо за то, что защищал меня.

Эрик качает головой.

— Вы не меня благодарите…

Я откусываю еще один кусок.

— Я рассчитываю на тебя. Присматривай за ней.

Он опускает глаза и вдруг откладывает сэндвич в сторону.

— Эндрю, — отвечает он, — мне кажется, это ей придется присматривать за мной.

На оглашение приговора нас вызывают через неполных три часа. Я всматриваюсь в лица входящих присяжных, но не могу считать с них ни одной эмоции. Взгляда моего они избегают. Что это значит: им меня жалко? Или они чувствуют себя виноватыми?

— Подсудимый, встаньте, пожалуйста.

Я вряд ли когда-нибудь столь остро ощущал свой возраст. Опираясь на Эрика, я, хотя и стараюсь выглядеть сильным, встаю с большим трудом. Не в силах больше терпеть, я оборачиваюсь и смотрю на Делию. Ее лицо становится фокальной точкой, а окружающий мир разбивается вдребезги.

— Вы приняли решение? — спрашивает судья.

Рыжая кудрявая женщина кивает.

— Да, Ваша честь.

— Огласите его, пожалуйста.

— В деле «Штат Аризона против Эндрю Хопкинса» мы признаем подсудимого невиновным.

Я смутно понимаю, что Эрик сейчас ликует, что Крис Хэмилтон похлопывает нас по спинам, но мне не хватает воздуха. В следующий момент Делия заключает меня в объятия и прижимается щекой к моей груди. Я крепко обнимаю ее в ответ и вспоминаю слова Эрика, сказанные сразу после заключительной речи. «Это не настоящая линия защиты, — пробормотал он, — но порой приходится довольствоваться малым».

И порой все получается.

Журналисты устраивают потасовку, состязаясь за право первым получить комментарии от Эрика. Толпа расступается, давая дорогу Эмме Вассерштайн. Та пожимает руку Эрику, потом Крису и возвращает Эрику его портфель. И когда она это делает, то на миг замирает и шепчет слова, предназначенные лишь мне одному:

— Мистер Хопкинс, я бы на вашем месте поступила точно так же.

ФИЦ

Я как раз ищу черный ход, чтобы мы смогли ускользнуть незамеченными, когда Делия налетает на меня с объятиями. Я еще не привык к этому. Все здравые мысли и рациональные решения тотчас выветриваются из моей головы, и я просто наслаждаюсь ее теплом.

— Поздравляю! — бормочу я, и ее волосы щекочут мне губы.

— Я хочу сказать Софи! Хочу сказать ей — и сразу же поехать в аэропорт, сесть на первый самолет в Нью-Гэмпшир.

«А что будет дальше?» — думаю я. Делия, окрыленная победой, совсем забыла о проблемах, которые тянут ее к земле. Приятно, конечно, что твой дом не задело атомным взрывом, но придется еще довольно долго очищать двор от обломков.

Как показало время, я не хочу писать историю ее жизни. Я хочу сделать из ее жизни бесконечный сериал.

— Перестань думать, — повторяет Делия совет, который я же дал ей когда-то.

Лучась от счастья, она целует меня — и тут из-за угла выходит Эрик. Она его не видит, эта часть коридора открыта только мне, но, услышав его голос, выпускает меня из объятий.

— Вот оно как, — тихо говорит он, переводя взгляд с Делии на меня. — А я вас искал. Я… — Он качает головой и отворачивается.

— Никуда не уходи! — велю я Делии и бегу за Эриком.

Он останавливается, но по-прежнему стоит ко мне спиной.

— Давай поговорим.

Эрик опускается на корточки. Я присаживаюсь рядом. Язык у меня подвешен неплохо, но сейчас я не могу подобрать ни единого верного слова.

— Я попробую угадать, — начинает Эрик. — Вы не думали, что так получится.