«Зайцем» на Парнас - Виктор Федорович Авдеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не только рубль надо собирать, — тоном превосходства сказал Юрий. — Читать литературу надо. Почему вы не подписались на собрание сочинений Чехова? Великий писатель, и каждый культурный человек обязан прочитать. Или, например… на журнал «Звезду». Концерты. Недавно приезжала Алла Соленкова, поет как птица.
— Литература — это… нормально, — мотнул коротко остриженной головой Никанор Спиридонович. — Концерт? Это… а время? Станок… сад-огород… кабанчик. Где, спрашиваю, взять сверхурочное время? Вон телевизер, — кивнул он на угол. — Приедет какой шах-король афганский из-за границы… весь чисто отчет. Смотри в полное удовольствие.
Его развезло, клонило в сон. Антонина исподтишка зорко наблюдала за отцом. Юрий весело, с подковыркой обратился к ней. Он знал: Антонина давно ждет, чтобы он подсел ближе к доске, на которой она гладила.
— Читала «Казаки»?
— Какие?
— Сочинение Льва Николаевича Толстого. Дореволюционного.
Антонина улыбнулась. Видимо, ей очень хотелось поговорить с женихом, приласкаться, и она была недовольна, что отец приклеил его «черносмородинной» к столу. В другое время она отозвала бы Юрия, но отец был в «завышенном градусе», и она понимала, что раздражать его опасно.
— «Казаки»? А! Знаю. Это как там один чеченца убил. С тобой же ездили в старый Вербовск смотреть. Где картина шла? В «Октябре».
Антонина опять улыбнулась, напоминая этой улыбкой, как они пешком через весь город возвращались к себе в заводской поселок, и на мосту долго глядели на отражение звезд в реке, и целовались. Юрий отлично ее понял, но менять разговор не стал. Ему хотелось показать ей, что на многое он стал смотреть по-другому.
— Кино — это совсем другое, — сказал он пренебрежительно. — Кино и всякий дурак сумеет смотреть. Взял билет, тебе с экрана само в глаза и в уши влезет. А вот ты книжку возьми…
Ему многое хотелось пересказать из того, что ему говорила Ксения и что он принял с радостью, как завет. Юрию казалось, что это выйдет у него так же красиво и убедительно, но он не мог найти ярких, доходчивых слов.
— Понимаешь? В кино всего не заснимешь. Ну как ты психологическую мысль заснимешь? Это… Ясно? Книжка… она куда умней.
Антонина почувствовала его новый тон и то, что он идет в разрез с привычными взглядами ее семьи. Она высокомерно прищурилась, настороженно сказала:
— Что-то умный стал. Зачитался.
И, то ли желая прекратить неприятный для себя разговор, то ли помня, что отца надо уложить, этого ждет мать, Антонина включила телевизор, отрегулировала резкость. В комнату ворвались громкие звуки: «СТРОИТЕЛЬСТВО ЗАВОДА СИНТЕТИЧЕСКОГО КАУЧУКА ПРОХОДИТ…» Она погасила электрическую лампочку под красным шелковым абажуром, сказала чуть повелительно и ласково:
— Папа, последние известия показывают.
Подмигнув Юрию, она взяла отца за локоть, понукая подняться из-за стола.
— Чего ты? Мы… по чарочке.
— Закруглимся на сегодня, — сказал Юрий. — Поглядим известия.
— Желаю наливки. Я — сказал! — Никанор Спиридоныч опустил кулак на стол: подпрыгнули моченые яблоки в тарелке, задребезжала бутыль, лафитник скатился на пол.
— Ладно, выпьем. Чуть погодя.
— Главное дело… есть за что поднять. — Никанор Спиридонович клюнул носом. — Квартера, предположим. Как, Юрий, твоя квартера? Строится?.. Ордер спроектирован?
— Строится. Обмоем. Вот только глянем известия.
Юрий передвинул свой стул и стал смотреть на экран. Оставшись один в потемках, Никанор Спиридонович требовал вина, бурчал. Покоряясь ласковым уговорам дочери, поднялся, плюхнулся на приготовленное кресло и, громко сопя, уставился в освещенный голубым светом экран. Минут десять спустя голова его свесилась, и он громко всхрапнул. Юрий помог Антонине раздеть будущего тестя, отвести на кровать. Олимпиада Васильевна лежала лицом к стенке, еще не спала, но в знак протеста к обоим «пьяницам» не повернулась.
Четверть часа спустя Антонина вышла проводить жениха. Свежесть прохладной ночи охватила разгоряченное лицо Юрия. Мокрый снег с дождем перестал падать, от завода больше не тянуло жирным дымком, вонючим запахом фенола. К ночи ветерок переменился, сверху близко, доверчиво проглянули звезды, во дворах, в лесу еще слышно шумели сосны, и Юрию вдруг на мгновение показалось, что он не в громадном промышленном городе, а на даче. Вон как на улице-то хорошо, а он, дурак, сидел в душной комнате, пил наливку.
— Завтра Олимпиада Васильевна попилит твоего батьку, — сказал он и усмехнулся. — Уж задаст.
— И поделом, — все еще сердито сказала Антонина. — И ты хорош: вместо чтобы отговорить, компанействует.
— Настроение подошло. Батька говорит, что по Конституции мы обязаны отдохнуть.
Юрий засмеялся, засмеялась неожиданно и Антонина. Они медленно шли по мокрому, грязному тротуару, вдыхая свежий запах апрельской ночи, настоянной на оттаявшей сосне. Снег совсем сошел, но ничего еще не зеленело: набухшие почки на деревьях, скрытые в земле ростки молодой травы ждали теплого дождя. На улице, где жили Полькины, дома шли только с одной стороны, а дальше от мостовой начинался редкий соснячок, весь изрезанный тропинками, сквозь голые деревья которого блестели огни новостроящегося квартала.
— Это еще ничего, — говорила Антонина. — Ты хоть пить не охотник. А вот когда Валерий к нам ходил, тот сам приносил бутылочку красненького. Заведутся, бывало, с папой — и до утра.
После того, как Юрий упрекнул Антонину в том, что она гуляла с боксером, та вдруг стала частенько его вспоминать. Юрию казалось, что Антонина делает это с умыслом, чтобы вызвать его ревность, и такие разговоры действительно вызывали у него ревность. Антонине, кажется, доставляло удовольствие бесить жениха.
— И все-таки твоя маменька Валерия куда больше привечала, чем меня, — пробормотал он, желая хоть косвенно уколоть невесту.
— Сумел себя поставить, — подхватила она, и Юрий подумал: не мстит ли ему Антонина за выпивку с отцом? — Не одно вино приносил Валерий. Мамаше сортовые семена, красивую открытку с видом. Мне шоколадные конфеты. У всех вызывал приятность. Ведь ты какой? Уткнешься в газету, не то телевизор смотришь: нету чтобы новостями развлек. Помнишь пожар был в семнадцатом доме? Ты хоть и тушил, ничего не мог рассказать интересного. Валерий собеседователь хороший.
— И тебе нравился? — уязвленно воскликнул Юрий. — Небось взасос целовались.
— Мальчик он приличный, — уклончиво ответила Антонина, опустив вторую часть вопроса. — Ухаживал, я и выходила гулять.
— Чего же бросила? Всей семье зять был по нраву. Марки элита.
— Тебя, дурачка, встретила.
Юрий смягчился, спросил о том, о чем всегда любят спрашивать влюбленные:
— Что нашла во мне? Чем я тебя взял?
— Голубоглазенький, — зашептала она, как обычно. — Расхороший. Люблю высоких, белявых. — Антонина прижалась к жениху теснее, взъерошила ему волосы. — Ты моего пальчика слушаешься. Неразборчивый. Что дадут — ешь. Как ни примут — хвалишь.
