Жнецы Страданий - Алена Харитонова

— Накинь, а то застудишься, — и он протянул ей полушубок, который девушка снимала всякий раз, когда они дрались.

Выученица натягивала холодную одежу, всеми силами стараясь не потревожить горящий от боли бок.

— Хватит на сегодня. Пошли, Русте тебя покажем. Пусть посмотрит. Он девок любит красивых.

Лесана поморщилась. Ей почему-то не нравился улыбчивый рыжий целитель.

— Нет, я уж лучше подожду, как Ихтор из покойницкой возвратится.

— Ну, Ихтор, так Ихтор. Пойдем.

И он поднялся на ноги.

— Или понести тебя? — в голосе звучали сомнения.

Девушка в ответ усмехнулась и, зажимая рукой больное место, начала вставать. А в следующий миг ее подхватили и оторвали от земли.

У Лесаны зашлось сердце. Никто допрежь не поднимал ее на руки, если не считать далекого детства. Она даже не сразу сообразила, что произошло, а когда сообразила — испугалась. Испугалась и вцепилась ему в плечи.

— Поставь, поставь! — в голосе звенели слепая паника и ужас, тело тряслось, как в ознобе.

На удивление Фебр ничего не спросил, не стал уговаривать, насмехаться или нарочно пугать. Сразу же опустил на ноги и сказал:

— Зря ты так боишься. Я не уроню.

У нее стучали зубы и на глаза наворачивались слезы. Она ненавидела себя, но ничего не могла сделать. От любых прикосновений, пусть даже осторожных, лишенных грубости, тело сначала деревенело, а потом переставало подчиняться: голос пропадал, дыхание перехватывало, в ушах поднимался шум, перед глазами все плыло, и глубоко в груди рождалась частая страшная дрожь.

— Я… я… — девушка пыталась совладать с собой, когда на плечи легли тяжелые ладони.

— Успокойся. Я не стану тебя трогать, если ты этого не хочешь.

Она благодарно кивнула и поплелась к Цитадели, чувствуя себя глупой, жалкой, скаженной дурой. Парень шел позади, смотрел на скорбно опущенные острые плечи и сжимал кулаки. Что случилось, пока его не было? Кто и как ее обидел? Наставники же кругом, да и кто мог бы… Клесх правильно говорил — сильнее нее нет ратоборца в Цитадели, она, будучи жалкой первогодкой, швырнула лучшего старшего выученика так, что из него вышибло весь дух. А теперь… Оттого и не вязалась эта нынешняя запуганная Лесана с той, какой она была прежде — до отъезда Фебра из Крепости.

Как мучительно он ревновал ее тогда к наставнику! Как она смотрела на него… Парня брала досада, ведь по большому счету он никогда Лесану не обижал, но был прочно записан ею во враги. А она так ему нравилась! Он бы никогда не решился к ней подступиться, если бы не страшное понимание, что скоро придется уехать, а значит, больше они никогда не увидятся. Слишком мала вероятность их встречи — его отсылали в Старград, ей же предстояло еще несколько лет обучения, а потом… кто его знает.

Поэтому наказ Клесха о возвращении послушник воспринял, как благословение Хранителей, а уж когда крефф сказал, что возвращает его учить Лесану… По правде говоря, Фебр не понял — почему ее, но все одно — был рад. Обычно послушник, перед тем как получить пояс обережника, месяц проводил за обучением слабейшего выученика, но Лесана-то слабейшей не была. Однако парень верил наставнику безоглядно, поэтому отмел все вопросы и молчаливо радовался возможности побыть рядом с той, которая запала ему в сердце.

Он помнил ее нетерпение: «Ну, что? Что он просил мне передать?» Может, она ждала медовых пряников или резной гребешок? Отчасти ему было неловко ее разочаровывать, но пришлось сказать: «Он просил передать, что до его возвращения тебя буду учить я, вместо Дарена. Мы поутру станем уходить в лес и там заниматься».

Это известие заставило ее лицо просиять таким счастьем, что Фебр залюбовался.

И вот уже седмицу они со светом уходили в чащу, где он гонял ее, как козу. В эти мгновения Лесана становилась почти прежней. Почти. Стоило ему неловко коснуться ее не в горячке схватки, а во время передышки, как она каменела, а глаза наполнялись ужасом. Конечно, сейчас она уже не так дичилась, как прежде, но все-таки.

Знать бы, кто ее обидел. Все зубы вышибить паршивцу…

Хорошо хоть Дарен отдал выученицу без малейших сожалений. Как и говорил Фебру Клесх, крефф уже всю плешь Главе проел, жалуясь на бестолковую послушницу. Поэтому сбыть девку на поруки молодому ратоборцу всем показалось делом самым, что ни на есть, благим.

— Я не крефф, конечно, — виновато говорил парень своей подопечной. — Но нам главное, чтобы ты без толку не сидела.

Поэтому они дни напролет проводили в чаще. Ах, как Лесане было там хорошо и спокойно! Вне стен Цитадели ей словно бы легче дышалось. Даже несмотря на то, что Фебр гонял нещадно и потачек не давал, она едва ли не впервые чувствовала себя не жалкой послушницей, не выученицей, а просто… девушкой. И хотя вряд ли хоть одну простую девушку парень бил с размаху ногой в живот или швырял в снег, но ведь и мало какая девушка могла от таких ударов увернуться и сама ринуть парня.

От этих яростных сшибок Лесане становилось легче, будто тяжкая боль, все эти дни гложущая сердце, истаивала. От разгоряченных тел валил пар, с мокрых ветвей за шиворот сыпались ледяные капли, весна наступала яростно, и кровь в жилах бурлила, наполняя душу поначалу силой, а потом уже и чистой радостью.

Лесана снова научилась смеяться. Она уже и забыла — каково это, когда грудь разрывает от щекочущего восторга и веселья. Фебр постоянно пытался ее подначить, то обрушивал сверху ледяной дождь, нарочно задев разлапистую еловую ветку, то будто бы случайно толкал, чтобы летела в мокрый снег, визжа и ругаясь. С ним было беззаботно, хорошо. Спокойно.

Они не ходили в трапезную, брали с поварни хлеб, вяленое мясо и потом жарили все это над костром.

Парень учил ее тому, что могло пригодиться в лесу: развести костер из мокрых веток, сделать лежанку или быстро срубить шалаш, определить лучшее место для ночлега, даже свалить дерево, буде возникнет такая нужда. Учил выслеживать и бить дичь. В роду Лесаны женщины в чащу ходили только по ягоды да за грибами, потому девушке все было в диковинку.

Фебр терпеливо отвечал на ее вопросы, объяснял, что не понимала, и без издевки смеялся, если не могла сделать с первого раза. Но больше всего Лесане нравилось не беседовать с ним, а… драться. До хрипа, до обдирающего горло крика, до звериного рыка. Когда она кидалась на него, казалось, весь белый свет съеживался до одного человека, бесстрашно стоящего напротив.

— Бей ножом, — первый раз сказал он ей. — Без Дара, просто бей, будто хочешь зарезать.

У девушки вытянулось лицо: