Время Вызова. Нужны князья, а не тати - Роман Злотников

— Понимаете, — совершенно спокойно продолжил Андрей, — я лечу на похороны отца, и у меня сейчас не слишком спокойное душевное состояние. А ваше поведение меня провоцирует на какой-нибудь эксцесс.

— Чего? — На этот раз в голосе прозвучало недоумение. Столь сложные фразы выходили за пределы понимания затуманенными алкоголем мозгами.

— У человека горе, понимаешь ты, урод? — попытался в очередной раз достучаться до чего-то человеческого какой-то пассажир, похоже, тоже уже находящийся на грани. Но бесполезно. Это довольно красивое, сформированное умелым тренером в явно дорогом фитнес-клубе тело молодого и симпатичного человека, одетое, наверное, в самых дорогих бутиках улицы Риволи, сейчас до самых кончиков заполняло радостное и чувствующее свою (настоящую или мнимую, неизвестно) безнаказанность быдло.

— Пошел на х… — привычно-радостно промычало оно и… захрипело, опрокинувшись на спинку собственного кресла.

Все замерли, и потому голос Андрея разнесся в абсолютной тишине:

— Понимаете, мальчики, в мое время молодые парни считали для себя… престижным учиться сражаться. А не просто скульптурно надувать мышцы на тренажерах. Поэтому мы качали их в секциях бокса, самбо или карате, а не на… беговых дорожках, велотренажерах или массажных в дорогих фитнес-клубах. А потом мы шли служить, служить своей стране. В армию. Где нас тоже учили сражаться. Причем неплохо. И потому я могу убить вас… как минимум пятью разными способами. Например, вот этот удар, — Андрей кивнул на все еще судорожно хрипящего и держащегося за горло красавчика, — нанесен приблизительно в четверть силы от того, чтобы убить, и в половину от того, чтобы обеспечить ему месяц на больничной койке с парой гарантированных операций на трахее. Желаете испытать еще парочку?

Несколько мгновений в салоне висела тишина, а потом какая-то из девиц прошипела:

— Ты, дурак! Знаешь, кто у него папа?

Андрей пожал плечами:

— Может быть, ты и права. Но папа — там, — он показал рукой по направлению движения самолета, — а это… — он на мгновение запнулся, а затем, улыбнувшись легкой злой улыбкой, выдал пришедший ему в голову каламбур: — «Дерьмо без папочки» я превращу в котлету здесь. И сейчас. Причем все присутствующие подтвердят, что он меня спровоцировал. — Андрей наклонился к пацанам. — Расклад понятен?

Те молча закивали.

— Отлично. — Андрей вежливо улыбнулся и закончил уже ставшей стандартной фразой, сейчас звучавшей издевательски: — Спасибо за ваше согласие на сотрудничество…

Его встречал Сема. Уже сидя в машине и слушая, как тот рассказывает ему, что сделано для подготовки к похоронам, Андрей не выдержал и зло выругался себе под нос.

— Что-то не так? — озадаченно спросил Сема.

— Да нет… — Андрей мотнул головой, — все нормально, просто… был один инцидент во время полета.

Он коротко рассказал о происшедшем.

— Да уж… элита, мать ее, — выругался Сема. А потом, подумав, внезапно выдал:

— А знаешь, отчего все? Просто у молодых ребят нормального… образца нет. Причем не только у нас, в России. А везде. Помнишь, как Марк говорил, что и появление, и столь бурное распространение в богатых странах всяких там экстремальных видов спорта вызвано не только теми причинами, что обычно приводят социологи, а еще и тем, что всемерное насаждение так называемых «идеалов демократии» отняло у западной молодежи возможность стать этими… как его…

— Светлыми паладинами, — напомнил Андрей.

— Во-во, ими, — согласно кивнул Сема. — Мол, самый высший идеал — это «простой человек». Крестьянин то есть. А среди крестьян паладинов отродясь не было. Не крестьянское это дело. Крестьянину бы копеечку к копеечке копить, а куда-то скакать, за что-то там жизнью рисковать — это блажь.

— Да уж, Марк тебе изрядно мозги прочистил, — усмехнулся Андрей.

— Марк — голова, — не стал спорить Сема, — только ведь мы все это с тобой, Андрюха, и сами знали. То есть не знали, конечно, но чувствовали. А то чего бы мы в офицеры пошли? Ведь если человек надевает погоны, то, что бы там ни говорили, он принимает на себя обязательство, если уж так сложится — закончить свою жизнь гораздо раньше, чем ему отведено природой. Голову, так сказать, положить за друга своя, за страну свою и за людей. А это, знаешь ли, совершенно из той же области.

Похороны прошли хорошо. Если об этом событии можно так сказать. Тихо и как-то благостно. Проводить отца народу пришло много. И со старой службы, и с новой. Мать за эти несколько дней как-то резко сдала… но и как-то помягчела.

А на третий день, когда все гости уже разъехались, сказала Андрею:

— Вот мне теперь и жить-то незачем.

— Ты чего это, мама? — опешил тот.

Мать слабо улыбнулась:

— Понимаешь, Андрейка, мы с ним ведь очень… неровно жили. Мне все казалось, что он что-то делает не так, упускает какие-то возможности, ведет себя неправильно с важными людьми. А сейчас понимаю, что суета все это. И так горько оттого, что, может, каждая моя ссора у него по минуточкам жизнь отнимала… — Она запнулась, сглотнула, а потом тихо продолжила: — Я ведь последнее время ему лекарства покупала. К врачу бегала, чтобы рецепт выписать. На работу звонила, напоминала, чтобы капли свои не забыл принять. С утра вставала кашу варить, потому как с его желудком ему лишь это и можно было. Котлетки на пару готовила. А что мне теперь делать-то? — И она тихо заплакала.

— Мам, — потерянно произнес Андрей и прижал ее к себе, — ну не плачь. Папы нет, но ведь я еще у тебя есть.

— А тебе-то я зачем нужна? — горько усмехнулась мать. — Ты сам жить привык. И детишек у тебя тоже нету. Так что я для тебя одна обуза. — Она вздохнула и тихонько прошептала: — А мне бы так хотелось с внуками понянчиться…

К его удивлению, эта тема внезапно возникла спустя несколько дней. В совершенно другой компании, вроде бы абсолютно не имеющей отношения к той жизни, которую вела его мать. В тот момент, когда они, в довольно широком составе, обедали в «Ноа». Они собрались, чтобы поговорить о докладе, который Виктор готовил для Совета предпринимателей при президенте. То есть решили совместить, так сказать, приятное с полезным.

— Андрей, а ты не думал о ребенке? — внезапно спросил Марк. Андрей замер, поднеся вилку ко рту, пораженный столь внезапно возникшей, но так перекликающейся с недавним разговором с матерью темой.

— Нет. — Он положил вилку на стол.

— Зря, — спокойно сказал Марк.

С любым другим Андрей отшутился бы или, наоборот, жестко оборвал затронутую тему, но не с Марком. В их маленькой компании Марк был кем-то вроде «консультанта по онтологии», как обозвал его Сема. Причем он на полном серьезе доказывал, что вот, мол, несмотря на весь свой опыт они же не стесняются нанимать, скажем, психологов. Или коуч-тренеров для персонала. А вот должность юрисконсульта так вообще в штате. И не одного, а целого юридического отдела. И финансовый аудит они, как современная компания, вообще заказывают сторонним фирмам, хотя у них у самих в штате полно бухгалтеров, аудиторов и иных финансистов. А вот в том, что касается онтологии, большинство считает, вот, мы, мол, сами с усами. И это при том, что и само слово-то кое-кто не знает, а некоторые узнали совсем недавно. Так что то, что у нас есть Марк, уверенно заявлял Сема, то есть этот самый «консультант по онтологии», является для нас самым что ни на есть важным и уникальным ресурсом. Сильно увеличивающим способность их пока еще небольшой дружеской компании, представленной людьми, уже состоявшимися в разных областях, к выживанию и успеху. Он вообще всегда слушал Марка очень внимательно. И это Сема-то…