Зарубежная литература древних эпох, средневековья и Возрождения - Владимир Новиков

Однако Нарекаци сознает, что он со своим поэтическим даром является лишь совершенным инструментом в руках Творца, исполни­телем Его божественной воли.

Поэтому его мольбы проникнуты смирением: «Не отнимай у меня, злополучного, дарованные тобой милости, не возбраняй дунове­ние благословеннейшего Духа твоего, <…> не лишай меня искусства всесилия, чтобы язык мог нужное сказать».

Но христианское смирение поэта отнюдь не означает для него принижения своих творческих способностей и своего таланта, источ­ник которого — Бог и Творец всего сущего.

В «Памятной записи», которой завершается книга, Нарекаци го­ворит о том, что он, «иерей и чернец Григор, последний среди сочи­нителей и младший среди наставников, <…> заложил основы, соорудил, воздвиг на них и сочинил эту полезную книгу, соединив со­звездие глав в единое дивное творение».

Владыка всего сотворенного милостив к своим созданиям: «Коль и согрешат — все ж они твои, поелику числятся в твоих списках». Причисляя себя к грешникам, Нарекаци никого не осуждает.

Все человеческое служит поэту напоминанием о Боге, даже если человек погружен в хаос мирской жизни и в заботах о земном не по­мышляет о небесном: «Во всем, что хоть единожды отразилось в чувствах у нас — будь то приятно или неприятно, <…> и даже на подмостках зрелищных, а также в многолюдных сборищах простонародья, или же в плясках, неугодных воле твоей, о Всемогущий, Ты не позабыт».

Ощущая в душе нескончаемую борьбу противоборствующих стремлений и страстей, которые увлекают в бездну сомнения, греха и отчаяния, поэт не перестает надеяться на целительное действие благо­дати Божьей и милосердие Творца.

Сетуя на то, что его душа, вопреки тому, что он принял постриг, еще не совсем умерла для мира и не сделалась подлинно живой для Бога, Нарекаци прибегает к заступничеству благой матери Иисуса и молит ее об избавлении от душевных и плотских скорбей.

Поэт не устает обвинять себя в том, что «раскрыл объятия любви к миру, а к Тебе не лицом, а спиной повернулся <…> и в доме мо­литвы окружил себя заботами жизни земной».

Мучимый телесными недугами, которые, как он убежден, являют­ся неизбежным и законным воздаянием за духовную немощность и маловерие, поэт ощущает свои душу и тело как ристалище неприми­римой борьбы.

Он описывает свое помраченное и болезненное состояние как жестокую схватку: «…все множество частиц, что составляют мое есте­ство, как враги вступили друг с другом в бой, им, одержимым стра­хом сомнений, повсюду мерещится угроза».

Однако само сознание собственной греховности становится для страждущего источником надежды: искреннее покаяние не будет отвергнуто, все грехи кающегося отпустит Владыка благостынь, Христос-Царь, ибо милости Его «превосходят меру возможностей мыслей человеческих».

Размышляя о «божественном залоге в Никее определенного сим­вола веры» и осуждая ересь тондракитов, этих «новых манихейцев», Нарекаци воспевает Церковь, которая «превыше человека, как жезл победный выше избранника Моисея».

Церковь Христова, строящаяся повелением Творца, спасет от по­гибели «не только множество бессловесных сонмов звериных и малое число людей, но вместе с земными соберет к себе и жителей вы­шних».

Церковь — это не дом из земного вещества, а «тело небесное из света Божьего».

Без нее невозможно ни монаху, ни мирянину идти по пути совер­шенства. Того же, кто дерзновенно станет считать ее «неким вымыс­лом вещественным, либо хитростью людскою», Отец-Вседержитель «отринет от лица своего через посредство слова, единосущного с Ним».

В. В. Рынкевич

ГРУЗИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Шота Руставели 1162 или 1166 — ок. 1230

Витязь в тигровой шкуре - Поэма (120 5-1207)

Некогда в Аравии правил славный царь Ростеван, и была у него един­ственная дочь — прекрасная Тинатин. Предчувствуя близкую ста­рость, повелел Ростеван еще при жизни своей возвести дочь на престол, о чем и сообщил визирям. Те благосклонно приняли реше­ние мудрого владыки, ведь «Хоть царем девица будет — и ее создал творец. <…> Львенок львенком остается, будь то самка иль самец». В день восшествия Тинатин на престол Ростеван и его верный спаспет (военачальник) и воспитанник Автандил, давно страстно влюбленный в Тинатин, сговорились наутро следующего дня устроить охоту и посостязаться в искусстве стрельбы из лука.

Выехав на состязание (в котором, на радость Ростевану, победите­лем оказался его воспитанник), царь заметил вдалеке одинокую фигу­ру всадника, облаченного в тигровую шкуру, и послал за ним гонца. Но посланец возвратился к Ростевану ни с чем, витязь не откликнул­ся на призыв славного царя. Разгневанный Ростеван велит двенадцати воинам взять незнакомца в полон, но, завидев отряд, рыцарь, словно очнувшись, смахнул слезы с глаз и разметал вознамерившихся было пленить его воинов плетью. Такаяже участь постигла и следующий отряд, посланный в погоню. Затем за таинственным незнакомцем по­скакал сам Ростеван с верным Автандилом, но, заметив приближение государя, чужестранец хлестнул коня и «как бес исчез в пространст­ве» столь же внезапно, как и явился.

Ростеван уединился в своих покоях, не желая видеть никого, кроме возлюбленной дочери. Тинатин советует отцу послать надеж­ных людей искать витязя по миру и разузнать, «человек ли он или дьявол». Полетели гонцы в четыре конца света, исходили полземли, но того, кто знал страдальца, так и не встретили.

Тинатин на радость Автандилу призывает его в свои чертоги и велит во имя его любви к ней три года искать по всей земле таинственного незнакомца, и, если он исполнит ее наказ, она станет его женой. От­правляясь на поиски витязя в тигровой шкуре, Автандил в письме по­чтительно прощается с Ростеваном и оставляет вместо себя охранять от врагов царство своего друга и приближенного Шермадина.

И вот «Всю Аравию проехав за четыре перехода»,«По лицу земли скитаясь, бесприютен и убог,Посетил он за три года каждый малый уголок».

Так и не сумев напасть на след загадочного витязя, «одичав в сердечной муке», решил было Автандил повернуть назад своего коня, как увидел вдруг шестерых утомленных и израненных путников, которые поведали ему о том, что повстречали на охоте ви­тязя, погруженного в раздумья и облаченного в тигровую шкуру. Ви­тязь тот оказал им достойное сопротивление и «умчался горделивый, как светило из светил».

Два дня и две ночи преследовал Автандил витязя, пока, наконец, тот не переехал горную речку, а Автандил, взобравшись на дерево и укрывшись в его кроне, не стал свидетелем тому, как навстречу рыца­рю вышла из чащи леса девушка (звали ее Асмат), и, обнявшись, они долго рыдали над ручьем, горюя о том, что так и не удалось им досе­ле найти некую прекрасную деву. Наутро эта сцена повторилась, и, распростившись с Асмат, витязь продолжил свой скорбный путь.

Автандил, заговорив с Асмат, пытается выведать у нее тайну столь странного поведения рыцаря. Долго не решается она поделиться с Автандилом своею печалью, наконец рассказывает, что загадочного рыцаря зовут Тариэл, что она — его рабыня. В это время раздается стук копыт — это возвращается Тариэл. Автандил укрывается в пе­щере, а Асмат рассказывает Тариэлу о нежданном госте, и Тариэл и Автандил, два миджнура (то есть влюбленные, те, кто посвятил свою жизнь служению возлюбленной), радостно приветствуют друг друга и становятся побратимами. Автандил первым рассказывает свою исто­рию о любви к Тинатин, прекрасной обладательнице аравийского престола, и о том, что это по ее воле три года скитался он в пустыне в поисках Тариэла. В ответ Тариэл рассказывает ему свою повесть.

…Некогда в Индостане было семь царей, шесть из которых почи­тали своим владыкой Фарсадана — щедрого и мудрого правителя. Отец Тариэла, славный Саридан,

«гроза врагов,Управлял своим уделом, супостатов поборов».

Но, добившись почестей и славы, стал томиться одиночеством и тоже по доброй воле отдал свои владения Фарсадану. Но благородный Фарсадан отказался от щедрого дара и оставил Саридана единовластным правителем своего удела, приблизил его к себе и почитал, как брата. При царском же дворе воспитывался в неге и почитании и сам Тариэл. Тем временем у царской четы ро­дилась красавица дочь — Нестан- Дареджан. Когда Тариэлу было пят­надцать лет, Саридан скончался, и Фарсадан с царицею передали ему «сан отцовский — полководца всей страны».

Красавица Нестан-Дареджан же тем временем подросла и плени­ла жгучей страстью сердце отважного Тариэла. Как-то раз в разгар пиршества Нестан-Дареджан прислала к Тариэлу свою рабыню Асмат с посланием, которое гласило: