Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения

Множество голосов, сливающихся в один.

…ни боли, ни печали, ни тревог…

Она не чувствовала, что двигается — вернее, не делала ничего для этого, — но двигалась. Вперёд, к свету.

Это тоже её не пугало. Откуда-то она знала, что так надо, что так правильно.

…один лишь покой…

Она была уже у самой черты. Протяни руку — и коснёшься бесстрастного белого сияния. Сделай шаг — и исчезнешь в нём.

Это она тоже знала. Откуда-то.

И это тоже не пугало.

…навсегда…

Она закрыла глаза, готовясь утонуть в неизвестности.

Когда кто-то удержал её за руку.

— Таша, стой.

Голос был незнакомым. Или забытым?..

— Таша, не уходи. Останься.

…не слушай его, не слушай…

…не его дело…

— Нет, моё.

Свет влёк её вперёд. Пытался увлечь.

…какое тебе дело до её жизни?

— Я никому её не отдам. Даже тебе.

…она заслужила покой…

— Она видела слишком мало, чтобы уходить.

…ей было бы легче уйти сейчас…

— Не всегда правильно то, что легко.

…она видела столько боли…

— Да.

…и по твоей вине…

— Да.

…ты не мог её уберечь…

— Да.

…а рано или поздно — итог будет один, так не всё ли равно…

— Нет. Смерть есть плата за жизнь. Боль есть плата за чувства. За право быть людьми, быть — живыми. И, умирая, мы помним жизнь, которую прожили, и жизнь, которую подарили другим. Да, за смертью боли нет, и чувств, что ранят, тоже. Но там нет и другого.

…цена слишком высока…

— Нет. За наши слёзы и нашу боль нам сторицей воздаётся. Мы живём, страдая, но живём, и отдаём себя тем, кого любим. Отдаём любовью, и получаем в ответ — любовь. И боль наша — от любви: потому что теряем. И, как бы дорога ни была цена, получаем мы всегда больше. Только не всегда это понимаем и помним.

…но в твоём мире столько гнили, столько мрака, столько зла, несправедливости, грязи…

— Нет. Тени видны лишь на свету. Зло неотделимо от добра, боль — от счастья, мрак — от солнца. Сколько бы вокруг ни было грязи, рядом мы всегда можем найти красоту. То, к чему стоит стремиться. То, ради чего стоит жить.

Голоса шумели взволнованным прибоем темноты.

…время…

— Делать выбор.

Он разжал пальцы.

…тьма или свет…

…боль или покой…

— Жизнь или смерть.

…выбирай…

— Выбирай, Таша.

Ослепительный свет плескался перед ней.

Время узнать, чего ты хочешь на самом деле…

Она обернулась. Тьма растворяла черноту его одежд, скрывала черты, размывала лицо; лишь глаза сияли небесной ясностью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ради того, что связывает нас, — тихо сказал он, — останься. Идём со мной. Прошу.

Он смотрел на неё и ждал, пока впереди манил и затягивал омутом вечный свет. Так близко, так заманчиво близко…

Тогда она и сделала выбор.

Она отвела взгляд от человека за спиной. Повернулась лицом к белому сиянию.

Она посмотрела на свет, впитывающийся в её зрачки.

А потом шагнула назад.

Всего один шаг — но почему свет тут же отдалился, так быстро, так стремительно, превращаясь в крохотную точку…

И исчезнув: вместе с голосами, оставив их в тихой, непроглядной, абсолютной тьме.

Чьи-то руки коснулись её плеч. Тёплые, надёжные. Живые. Она позволила обнять себя, прижалась к нему спиной, широко раскрытыми глазами вглядываясь во мрак.

Как вдруг услышала ещё один голос.

— О чём молить тебя, чего просить у тебя…

Ломкий, чуть дрожащий, очень далёкий мальчишеский голосок. Не бесплотная часть многоголосья, не вкрадчивый потусторонний зов.

— Посмотри мне в душу и дай ей то, что мне нужно…

Он доносился — неожиданно — снизу.

Из темноты под их ногами, обернувшейся бездной.

— Ты одна знаешь всю высоту радости, весь гнёт горя…

Они стояли на краю воздуха, над бездонной пропастью, теряющейся во тьме.

— Услышь же меня, Пресветлая, в час нужды…

…но зато появилось хоть какое-то направление, верно?

— Готова? — спросил он.

Она кивнула, без слов поняв, что нужно сделать.

И шагнула вперёд.

И полетела вниз, вниз, не то падая, не то паря. В какой-то момент поняла, что смотрит на виднеющийся впереди свет — не белый и бесстрастный, как у зеркала, а мягкий, золотистый, тёплый, словно солнечный луч. Он надвигался плавно и стремительно, замещая тьму, заполняя собой всё: вот уже совсем близко, вот сейчас они упадут в него, сейчас…

Но свет вдруг дрогнул, мигнул и уменьшился в размерах. Из всеобъемлющего став странной формы — яркий квадрат с разноцветным сиянием, размытым вокруг.

А затем Таша осознала, что уже никуда не летит, а лежит и смотрит на витражный светильник, горящий на тумбочке.

Понимание, что ей не хватает воздуха, пришло с запозданием. Одновременно с тем, как вернулась память, заставив вдохнуть так глубоко и жадно, как никогда в жизни.

Следом — услышать, как осекается на полуслове мальчишеский шёпот, и выдох, полный радостного облегчения.

Краем глаза Таша увидела, как Джеми размыкает руки, соединённые в молитвенном жесте. Поняла, что лежит на руках у Арона, а тот сидит на полу, прислонившись спиной к детской кроватке. Не пытаясь встать, повернула голову, глядя, как жизнь возвращается в серо-голубые глаза.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Наконец Арон моргнул, и опущенный взгляд его стал осмысленным.

— Ты в порядке? — хрипло спросил он.