Ночной мир - Фрэнсис Вилсон

— Я понял, почему Пеле стала вести себя так хуху, — говорил Моки, стараясь перекричать гул Халеакалы, — она увидела, как ее народ отходит от древнего образа жизни и становится малихини по отношению к своим собственным традициям. Она подает нам знак.

Джек не отрываясь смотрел на огонь.

— Я бы сказал, что она весьма чувствительная дама.

— О! — воскликнул Моки, посмотрев вправо. — Вот и остальные участники церемонии прибыли. Теперь можно начинать.

Он пошел навстречу ниихаусцам. Старший из них — алии — приподнял свой головной убор из перьев, и все преклонили колени перед Моки.

Калабати почувствовала, как чья-то холодная ладонь сжала ее руку. Это был Джек.

— Он ведь просто валяет дурака, когда говорит о человеческих жертвоприношениях, правда? Полагаю, сейчас будет представление с участием Боба Хопа, Бинга Кросби и Дороти Ламор.

Калабати трудно было выдержать его взгляд.

— Очень жаль, но он говорил все это вполне серьезно. Эти люди в убранстве из перьев — последние чистокровные гавайцы с запретного острова Ниихау, ведущие традиционный образ жизни. Прошлой ночью Моки вышел к ним и объявил, что он — Мауи.

Джек посмотрел на нее широко раскрытыми глазами:

— Он что, считает себя островом?

— Нет. Он, конечно, безумен, но не до такой степени. Мауи — это бог, который пришел сюда много веков назад, изловил солнце и заставил его удлинить день. Когда Моки сказал им, что он — Мауи, ниихаусцы не поверили. И один из них проткнул ему грудь копьем.

Джек посмотрел в ту сторону, где стоял Моки, беседуя с ниихаусским алии.

— Ты хочешь сказать, пытался проткнуть ему грудь?

— Нет. Копье вошло глубоко, вот здесь.

Она дотронулась до того места, где у Джека находилось сердце. Ей с самого начала хотелось потрогать его, чтобы убедиться, что он действительно жив и находится здесь. Это оказалось правдой.

Джек бросил на нее быстрый взгляд, потом снова стал наблюдать за Моки.

— Это из-за ожерелья?

Калабати кивнула.

— Когда я носил его, оно не действовало таким образом.

— Оно никогда так не действовало, кто бы его ни носил. Что-то с ним произошло. Его силу стимулировали, заставили действовать активнее, только я не знаю, каким образом.

— Зато я знаю, — сказал Джек, не сводя глаз с Моки.

— Ты знаешь? Откуда ты можешь знать?..

— Вот за этим я сюда и приехал. Там, в Нью-Йорке, есть один человек, которому, может быть, удастся вернуть наш мир в нормальное состояние. Но чтобы это сделать, ему нужно ожерелье.

Калабати передернуло от мысли, что ей придется отдать какому-то незнакомцу второе ожерелье. Она отвернулась, посмотрела на Моки, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела, как ниихаусец средних лет поднялся и стал приближаться к Моки с поднятым ножом. Моки стоял не дрогнув, не выказывая ни малейшего страха. Он даже жестом звал этого человека. Ниихаусец подошел совсем близко, он молниеносным движением поднял нож и вонзил его в грудь Моки.

— Боже Иисусе! — вскрикнул Джек, в то время как Ба, с застывшим лицом, что-то пробормотал.

А там, на краю пропасти, Моки отступил на шаг и выпрямился. Он взялся за рукоятку ножа обеими руками и медленно, спокойно, несмотря на то, что его тело сотрясалось в конвульсиях, вытащил из груди окровавленное лезвие. Ниихаусец смотрел на него в немом изумлении, приоткрыв рот, воздев руки к небу. Моки подождал с секунду, а затем поразил его ножом, с которого капала кровь, в самое сердце.

Когда человек зашелся в предсмертном крике, Джек отвернулся. Калабати продолжала смотреть. Человеческие жертвоприношения были в детстве неотъемлемой частью ее жизни. Она родилась от жреца и жрицы храма, где людей регулярно отдают на растерзание ракшасам, и это становится обыденной вещью. Необходимостью. Потому что ракшасы должны быть сыты. Но то, что происходит сейчас, отвратительно, поскольку служит лишь одной цели — подпитывает бредовые идеи, вынашиваемые Моки.

Она как раз наблюдала, как Моки поднял тело ниихаусца и швырнул его в пламя, принеся в жертву вероломной богине Пеле, когда Джек обернулся к ней:

— Какого черта ты связалась с этим маньяком?

— Это долгая и грустная история, Джек. Поверь мне, он был совершенно другим до тех пор, пока солнце и небеса не предали нас.

Сейчас она мысленно оплакивала того Моки, которым он был раньше, того Моки, который — она чувствовала это — безвозвратно потерян для нее.

— Что же, верю тебе на слово, — сказал Джек, — но сейчас его нужно остановить. И единственный способ сделать это — забрать у него ожерелье.

— Это легче сказать, чем сделать, когда перед тобой человек, который залечивает свои раны.

— У меня есть один план. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Поможешь мне?

Она кивнула:

— Да, конечно.

Только не думай, что тебе удастся завладеть ожерельем и скрыться, когда мы отберем его у Моки.

Вторник

Путешествия

Из передачи радио ФМ-диапазона:

«Джо: Привет. Вот мы и снова с вами. Вы, наверное, подумали, что мы убежали с тонущего корабля, как и большинство жителей города, правда? Нет, не убежали. Просто на какое-то время остались без электроэнергии. Как и весь город. Вы, разумеется, знаете, что весь город погрузился в темноту.

Фредди: Да, но у нас есть генератор, и теперь он заработал, так что мы остаемся с вами, как и обещали.

Джо: Жаль только, что новостей совсем немного. Газеты теперь выпускать невозможно, телеграфное и телефонное сообщение прервано. Но мы по-прежнему остаемся в эфире и сделаем для вас все, что в наших силах.

Фредди: Да. Мы друг без друга не можем».

Дорога Дину, Румыния

—Думаю, что мы заблудились, Ник, — сказал Билл.

Они со скрипом, скрежетом, кренясь в разные стороны, медленно волочились по просеке, которая в этих местах считалась дорогой, и Биллу приходилось постоянно сражаться с рулем вездехода румынского производства. Он был ржавым, шкала одометра показывала в километрах, руль заедало, тормоза отказывали, выхлопная система давала сбои. Но при этом он оказался почти неуязвимым, и его толстые стекла были не по зубам жукам, которые роились над ними в окрестностях Плоешти. Правда, в этих местах жуков было не так уж много. Наверное потому, что поблизости почти не было людей или животных, которыми можно было бы поживиться.

Билл всматривался в пространство перед собой. Отвесные горы громоздились с обеих сторон. В темноте, прорезаемой светом, слева, с близкого расстояния, можно было рассмотреть появившиеся бреши. Хорошо, что скоро утро. Передвигаясь на восток, они, правда, несколько укоротили себе ночь, но Билл все равно устал от темноты. Его мучила головная боль, вызванная повышенным содержанием в воздухе карбономоноксида, шея ныла от напряжения, левую ногу и правую руку жгло из-за постоянной войны с заедающим переключением скоростей и упрямым тормозом, и он был уверен, что они проехали очень важный поворот, оставшийся километрах в десяти позади.