Темная лощина - Джон Коннолли

Я ничего не отвечал на его угрозы, только предупредил возможные действия:

— Давай двигай назад!

Мне вовсе не хотелось оказаться слишком близко к нему: ни в коридоре, ни на крыльце. Он по-прежнему был опасен. Я сознавал это, даже держа его под прицелом.

Калеб продолжил отступление: он медленно спускал по ступеням, пока не оказался во дворе. Снег сыпался на его обнаженную голову, на вытянутые в стороны руки; свет из окна заливал его, и я смог разглядеть торчавшую из пояса за спиной рукоятку пистолета.

— Повернись! — громко приказал я. — Встань боком ко мне.

Он не шевельнулся.

— Повернись! Или я прострелю тебе ногу, — пока я не был готов его убить.

Он хмуро взглянул на меня. Потом все-таки повернулся направо.

— Протяни руку назад. Большим и указательным пальцем возьми пистолет за рукоятку и отбрось его от себя.

Он проделал эти манипуляции, забросив пистолет в обрезанные розовые кусты за крыльцом.

— А сейчас медленно поворачивайся лицом ко мне.

Он подчинился.

— Так вот ты каков, Калеб Кайл.

Он ухмыльнулся — серый ледяной паразит, пожирающий жизни.

— Калеб Кайл — это просто имя, парень. Оно ничем не хуже других, — он снова сплюнул. — Ты все еще дрожишь?

— Ты старик, — ответил я, — тебе самому впору бояться. Этот мир будет судить тебя строго. Но не так строго, как тот, другой.

Он открыл рот в ухмылке: за зубами клокотала слюна.

— Твой дедушка боялся меня, — проронил он, — а ты похож на него. Выглядишь напуганным.

Не ответив на колкость, я вместо этого бросил взгляд на мертвого Каспара.

— Вот лежит твой убитый сын. Его мать — Джуди Манди?

Калеб оскалил зубы и сделал чуть заметное движение, словно собирался броситься на меня. Я немедленно выстрелил ему под ноги. Пуля взметнула снег с грязью и остановила его.

— Не смей! — пригрозил я. — Лучше скажи: ты прикончил Джуди?

— Клянусь, я увижу тебя подохшим, — прошипел он.

Калеб уставился на труп Каспара; желваки на его скулах заходили ходуном, когда он стиснул зубы, чтобы преодолеть раздирающую его боль... Он походил на изображение какого-то древнего демона: жилы на шее набухли, как тросы; обнажились длинные желтые зубы.

— Я прибрал эту тварь, чтобы размножаться, когда подумал, что мой пацан потерян для меня навсегда.

— Тварь? Она что — мертва?

— Не понимаю, какое тебе до этого дело. Она истекла кровью, когда родила мне парня. Я так и бросил ее подыхать, потому что больше в ней не нуждался.

— Так... А сейчас — назад!

— Я пришел сюда за своим парнем. За тем парнем, которого, как я думал, потерял. Эта старая шлюха забрала его у меня. Шлюхи и сукины сыны прятали от меня парня.

— И ты их всех убил?

Он гордо кивнул головой:

— Всех, кого нашел.

— А Гарри Чут, инспектор леса?

— Нечего ему было сюда соваться. Я не щажу никого, кто переходит мне дорогу.

— Даже собственного внука?

Глаза Калеба блеснули: в них на секунду мелькнуло нечто вроде тени сожаления.

— Промашка вышла. Просто попался под руку... Да он был слабачок. Не выжил бы там, куда мы собирались.

— Тебе некуда идти, старик. Они забирают твой лес. Ты же не сможешь убивать каждого встречного.

— Я знаю места. Всегда найдется место, куда можно будет податься.

— Больше нет таких мест. Осталось только одно приготовленное специально для тебя.

Краем уха я услышал шорох от движения на лестнице: Эллен не послушалась меня и приблизилась-таки к Уолтеру. Надо было это предвидеть.

Калеб бросил взгляд через мое плечо:

— Твоя, что ли?

— Нет.

— Вот дерьмо-о! — протянул он. — Я видел тебя, углядел в тебе твоего деда. Но, наверно, мои глаза подвели меня, когда я связал ее с тобой.

— Ты собирался прихватить и ее как материал для размножения?

Калеб покачал головой:

— Она предназначалась для парня. Для обоих парней... Да пошел ты, мистер Паркер! Пошел ты на хрен за то, что сделал с моим пацаном!

— Нет, — спокойно возразил я, — это тебя ко всем чертям собачьим. — Я прицелился из пистолета ему в голову.

Позади меня что-то невнятно простонал Уолтер. Эллен выкрикнула своим странным, надтреснутым голосом:

— Берд!

Нечто холодно и твердое коснулось сзади моей головы. Голос Билли Перде произнес:

— Если ты сейчас нажмешь на спуск, это станет последним движением в твоей жизни.

На секунду я растерялся. Потом медленно ослабил нажим на спусковой крючок, убрал с него палец и поднял пистолет повыше, чтобы показать, что я понял суть его требования.

— Ты знаешь, что с этим делать.

Я поставил пистолет на предохранитель и оружие на крыльцо.

— На колени! — приказал Билли.

Когда я опустился на колени, боль в боку стала нестерпимой. Билли неслышно переместился и встал передо мной; пистолет Уолтера он засунул себе за пояс штанов, а в руках держал «ремингтон». Перде расположился теперь так, чтобы держать в поле зрения и меня, и Калеба.

Калеб Кайл смотрел на Билли с восхищением: после того, что случилось, после всего, что он сделал, его сын наконец-то вернулся к нему.

— Убей его, мальчик, — заговорил Калеб. — Он убил твоего брата. Пристрелил его, как собаку. А он ведь твой родственник. Кровь за кровь, ты понимаешь.

На лице Билли отразилась масса противоречивых эмоций, в основном — самых жестких. На меня уставилось дуло ружья:

— Это правда? Он мне родственник?

Он спрашивал, автоматически усваивая лексику старика.

Я молчал. Ноздри Билли раздулись от гнева. Он молниеносным движением ударил меня в голову рукояткой-прикладом. Я упал ничком и услышал смех Калеба:

— Ха-ха! Вот так вот, мой мальчик, пристрели этого сукиного сына... Смех стих. Калеб сделал шаг к нам.

— Я вернулся за тобой, сынок. Я и твой брат, мы пришли за тобой. Мы услышали о мужчине, которого ты нанял, чтобы найти меня. Твоя мама прятала тебя от меня, но я упорно искал. И вот пропавший ягненок нашелся.

— Ты? — спросил Билли мягким, изумленным голосом, которого я никогда прежде у него не слышал. — Ты мой отец?

— Я твой папа, — подтвердил Калеб и улыбнулся. — А теперь скорей приканчивай его за то, что он сделал с твоим братом, с братиком, которого ты никогда теперь не узнаешь. Убей его за это!

Я поднялся на колени, опираясь на костяшки пальцев, и проговорил:

— Ты спроси, что он сделал, Билли. Спроси, что случилось с Ритой и Дональдом.

Глаза Калеба загорелись мстительным огнем:

— Ты, мистер, заткнись! Твое вранье все равно не отдалит от меня моего мальчика!

— Спроси его, Билли, спроси: где Мид Пайн? Как умерли Шерри Ленсинг и ее семья? Ты спроси, Билли.

Калеб вихрем взлетел по ступеням на крыльцо и правой ногой ударил меня в челюсть. Я почувствовал, что он выбил мне зуб: рот наполнился кровью и болью. А нога уже снова поднималась для удара.

— Престань! — резко произнес Билли. — Отстань от него.

Я взглянул на парня — и боль у меня во рту показалось сущей ерундой по сравнению с той мукой, которая отразилась в его глазах.

В глазах Билли горела неизбывная боль — бесконечное страдание от потерь и заброшенности, от каждодневного противостояния всему миру, причем этот мир каждый раз в итоге оказывался победителем; от бесчисленных попыток жить жизнью без прошлого и будущего, с одним только лязгающим, перемалывающим кости настоящим. И сейчас будто привычная пелена спала с глаз, давая возможность воочию убедиться: еще есть возможность осуществить свои чаяния — его папа вернулся за ним! Боль, которую этот человек причинял другим, мерзости, учиненные им, — все ведь сделано исключительно ради любви к своему сыну.

— Пристрели его, Билли. И покончим с этим, — повторил Калеб.

Однако Билли не шелохнулся. Стоял, опустив голову, ни на кого не глядя. По-видимому, он сейчас смотрел куда-то глубоко внутрь себя, где все, чего он боялся и чего жаждал, переплелось и перепуталось.

— Убей его! — злобно прошипел Калеб. (Билли машинально поднял дробовик.) — Делай как тебе говорят! Слушай меня, ведь я твой отец...

В глазах Билли что-то вспыхнуло и погасло, словно умерло.

— Нет, — проговорил он, — ты мне никто.

Прогрохотал выстрел; из-за отдачи рукоятка-приклад «ремингтона» ударила Билли в плечо. Калеб Кайл согнулся пополам и отшатнулся назад, как от сильнейшего удара в живот. На его рубашке сразу расплылось темное пятно, а из разорванной сырой плоти стали вываливаться, как кольца гидры, кишки. Калеб не устоял на ногах и упал навзничь; его руки судорожно прижимались к животу, безуспешно пытаясь прикрыть дыру в самом центре естества. Спустя мгновение он медленно, преодолевая мучения, встал на карачки и непонимающе уставился на Билли. Губы Калеба обвисли, кровь пузырилась между зубами. И все его лицо выражало смесь боли и недоумения: после стольких мытарств, после пережитого — и собственный сын поднял на него руку!

Я услышал звук, говоривший о том, что еще один заряд досылают в патронник; увидел, как расширились зрачки и округлились глаза Калеба. Затем лицо старика вдруг исчезло — теплая красная рука скрыла от меня окружающий мир, где призрачный свет зарождавшегося нового зимнего дня безудержно проникал в явь, словно мысли Бога.