Там, где парят орлы. Последняя граница - Алистер Маклин

— Добровольцы, — эхом отозвался Каррачола с непроницаемым видом. Он вопросительно посмотрел на Уайет–Тернера. — Есть, правда, еще один путь, сэр, — он сделал паузу и продолжил спокойно и неторопливо, — путь, стопроцентно гарантирующий успех.

— Ни адмирал Ролленд, ни я не претендуем на безошибочность решений, — медленно произнес Уайет–Тернер. — Мы упустили какую–то возможность? У вас есть радикальное решение?

— Да. Отдайте приказ поднять эскадрилью «Ланкастеров» с тяжелыми фугасками, и тогда в замке Адлер не останется никого, кто смог бы заговорить.

— Вряд ли это лучший выход, — негромко заговорил адмирал Ролленд, оторвавшись наконец от стены, на которой висела карта. Адмирал Ролленд всегда говорил негромко. Обладая такой невероятной властью, нет нужды напрягаться, чтобы тебя услышали. Он был невысок, седовлас, на лице, изборожденном морщинами, лежала печать значительности.

— Нет, — повторил он, — вряд ли это будет лучше. Боюсь, что ваша поразительная безжалостность — результат плохой информированности. Дело в том, что пленный генерал–лейтенант Карнаби — американец. Если мы уничтожим его, генерал Эйзенхауэр наверняка откроет второй фронт против нас, а не против немцев.

Он улыбнулся, чтобы смягчить упрек.

— В наших отношениях с союзниками есть свои щекотливые моменты, которые следует учитывать. Вы не согласны?

Каррачола не ответил. Ему, видимо, нечего было сказать. И другим тоже. Полковник Уайет–Тернер прочистил горло.

— Ну, тогда так, джентльмены. В десять вечера на аэродроме. Вопросов нет, я правильно понял?

— Простите, сэр, — не согласился с ним и с горячностью выступил вперед сержант Джордж Хэррод. — Мы хотели бы узнать, в чем, собственно, дело? Что за птица такая, этот пленный? Какого дьявола мы должны рисковать своими головами?

— Довольно, сержант, — голос Уайет–Тернера прозвучал резко и властно. — Вам сообщили все, что необходимо знать…

— Если человека посылают почти на верную смерть, полковник, я думаю, он имеет право знать, за что ему, возможно, придется умирать, — негромко, почти извиняющимся тоном перебил его адмирал Ролленд. — Остальные знают. Хэрроду тоже следует это узнать. Все очень просто, сержант. Генерал Карнаби — координатор акции под названием «Операция «Оверлорд» — по открытию второго фронта. Скажу без преувеличения, ему известно о подготовке второго фронта больше, чем кому–либо еще. Прошлой ночью он вылетел на встречу с партнерами для координации окончательных планов по высадке в Европе. Встреча должна состояться на Крите — русские соглашались на консультацию только там. У них нет самолета, на котором можно было бы уйти от немецких истребителей. Английский «Москито» способен на это, но вчера ему явно не повезло.

В комнате повисло тяжелое молчание. Хэррод потер ладонью глаза, медленно покачал головой, будто приводя в порядок мысли. Когда он заговорил, в его голосе уже не осталось и следа горячности. Слова медленно падали одно за другим.

— И если генерал заговорит…

— А он обязательно заговорит, — сказал Ролленд. В его тихом голосе звучала твердая уверенность. — Как только что заметил мистер Томас, — любой на его месте заговорил бы. Он потеряет контроль над собой. Мескалин и скополамин сделают свое дело.

— И он выложит им все планы по открытию второго фронта, — Хэррод говорил будто бы во сне. — Когда, где, как… Господи, сэр, мы же так все провалим!

— Точно. Провалим. Никакого второго фронта в этом году не откроется. Значит, еще месяцы войны, еще миллионы бессмысленно загубленных жизней. Теперь, сержант, понимаете огромную важность этого задания?

— Понимаю, сэр. Теперь понимаю, — Хэррод обернулся к Уайет–Тернеру. — Извините, что погорячился, сэр. Нервы, сэр.

— У всех у нас нервы, сержант. Итак, в десять на аэродроме, там проверим снаряжение, — полковник нерадостно улыбнулся.

— Боюсь, форма может совсем не подойти. Склад сегодня, закрылся.

Сержант Хэррод поудобнее устроился в кресле, похлопал замерзшими руками по плечам, угрюмо оглядел обмундирование, висевшее на нем мешком (оно было размера на три больше нужного), и, стараясь перекричать гул моторов, с горечью сказал:

— Да насчет формы он точно заметил.

— Зато соврал насчет всего остального, — хмуро отозвался Каррачола. — Я говорил и говорю, что надо было бомбардировщики послать.

Смит, который все еще стоял у правого борта, зажег сигарету и внимательно оглядел его. Открыл было рот, чтобы что–то сказать, но передумал, решив, что ребят сейчас лучше не трогать.

В кабине вольно раскинувшийся в кресле Карпентер по–прежнему предавался чтению, покуривая трубку и прихлебывая кофе. Пилот Тримейн не разделял его безмятежности. Он нес вахту, попеременно взглядывая на панель управления, мутную тьму за лобовым стеклом и расслабленную фигуру старшего офицера, которого, казалось, вот–вот одолеет сон. Вдруг Тримейн резко подался вперед, несколько секунд пристально вглядываясь в пространство, и потом взволнованно обратился к Карпентеру.

— Там, внизу, Шаффхаузен, сэр!

Карпентер страдальчески вздохнул, захлопнул книжку, допил кофе, с новым тяжелым вздохом потянулся, открыл боковое стекло и сделал вид, что изучает тускло мерцающие внизу огоньки. Но высовываться наружу, подставляя лицо пронизывающему ветру, уже не стал.

Закончив эту процедуру, он обратился к Тримейну.

— Видит Бог, — восторженно произнес он, — вы правы, юноша! Что за великая удача — иметь рядом с собой такого надежного человека. Ей–богу, великая удача! — И пока Тримейн ошарашенно глядел на начальника, тот успел передать по внутренней связи:

— Майор Смит, объявляю 30–минутную готовность. — Потом снова повернулся к Тримейну: — Курс юго–восток на Бодензее. И ради Бога, держитесь по швейцарскую сторону границы.

Смит снял наушники и посмотрел на шестерку сидящих перед ним мужчин.

— Ну вот и все. Осталось полчаса. Будем надеяться, там, внизу, потеплее, чем здесь.

Ни у кого не нашлось слов, чтобы прокомментировать это сообщение. И никаких других надежд тоже ни у кого не обнаружилось. Парашютисты молча переглянулись и стали неуклюже подниматься на ватных ногах. Потом тоже неуклюже, медленно начали готовиться к выброске. Одеревеневшими пальцами они помогали друг другу разместить под парашютами груз, потом втискивались в лыжные брюки. А сержант Хэррод даже облачился, надев поверх всего, в огромную, не по размеру куртку, с трудом застегнул ее на «молнию» и натянул на голову капюшон. Кто–то хлопнул его по спине. Хэррод оглянулся.