Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели - Василий Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но если у Ларисы нашелся противовес в виде страха, ненависти, отвращения к своему прошлому, то у Ирины его не было. Наоборот, весь ее прошлый опыт был исключительно положительным. Что девические воспоминания о их первой любви с Новиковым, что зрелые – о второй к нему же. Свое недолгое замужество она как бы выводила за скобки – проходной эпизод, но несколько необременительных связей (для пользы дела и собственного удовольствия), которые у нее были до новой встречи с Андреем, оставили самые приятные воспоминания.
И все эти детали и подробности вдруг разом хлынули наружу из памяти и подсознания. Ее накрыло так… Что-то в этом роде она испытывала, когда Новиков по молодости лет и в виде шутки испытал на ней действие одного из препаратов Шульгина. Ни самоконтроля, ни стыда – одна лишь темная, нерассуждающая, первобытная жажда наслаждения.
– Сейчас, подожди, – срывающимся шепотом сказала она, торопливо раздеваясь. Дрожащими пальцами расстегивала пуговицы и пряжки, отбрасывала в угол джинсы, куртку, рубашку, все остальное.
– И ты тоже, быстрее… – бросила она Андрею, нащупывая замок между лопатками. Сначала он не понял, что происходит, потом ее настрой передался и ему. Да и ничего странного – картина уж больно романтическая! Стриптиз под шум ливня и в свете слабенькой аккумуляторной лампочки. Да исполняет его не холодная профессионалка, а охваченная настоящей безудержной страстью красивая женщина. Такое заведет кого угодно.
«Как хорошо, что мне не нужно сопротивляться и есть он», – мельком успела подумать Ирина, сжимая пальцами плечи Новикова. Шумно и прерывисто дыша, подставила ему грудь для поцелуев.
– Ну и что сия прелюдия обозначает? – спросил Андрей, когда Ирина выложилась полностью, измученная, как после приступа малярии. Та же слабость во всем теле, тахикардия и прочие симптомы.
– Подожди…
Она выпрямилась, держась за дугу тента, распахнула полог, спрыгнула в густую мокрую траву, под теплые дождевые струи, долго плескалась в них, как под душем, постепенно приходя в себя. Со стороны это выглядело красиво. Если бы у Новикова была под руками видеокамера, он непременно заснял бы эту нимфу тропического ливня.
Теперь Ирине было очень хорошо. И немного страшно. Точно так, как после первой ночи с Андреем на берегу Плещеева озера. Одновременно она думала: «Слава богу, что кевлар тентов обладает отличной звукоизоляцией, иначе весь лагерь переполошила бы своими криками и стонами. Стыд какой, будто кошка мартовская». И еще о том, каково же сейчас Анне, если на нее рассказ Ларисы произвел такое же впечатление?
Ирина вернулась в фургон, завернулась в поданное Андреем полотенце.
– Дай чего-нибудь попить. Вина, что ли…
– Может, коньяка или виски?
– Нет, вина. Пить очень хочется.
До дна осушила кружку красного сухого. Вытерла губы, взяла сигарету.
– Так я слушаю, – напомнил Новиков.
– Ларка, похоже, опасную заразу с собой принесла.
И передала Андрею суть ее рассказа и собственные соображения на этот счет.
– Однако, – протянул он. – Без Удолина нам опять не разобраться. Не мой профиль. Но это, по крайней мере, лучше, чем моя депрессия…
– Как посмотреть. Ей могли всадить весь комплект… Ларису, по ее словам, продержали там сутки. Если за первые полчаса «знакомства» эти ангелы настолько проникли в ее психику, так что могли узнать и сделать потом? В стационарных условиях.
Новиков представил.
– Но сделать-то мы сейчас все равно ничего не можем. На деда с Сашкой вся надежда. Раз они смогли ее выручить и сюда переправить, с остальным тоже разберемся.
– А если нет?
– Если, если… Чего зря гадать? Ну, отправим девушку в карантин. В любимый Кисловодск. Светским львицам повышенный эмоциональный фон никогда не вредил…
– Да я не об этом совсем, что ты дурачком прикидываешься! Это как раз действительно не слишком страшно, а вот все остальное…
– До утра время терпит? Ну, вот и ложись. На неприятности будем реагировать по мере их поступления. Другого не остается.
Глава двадцатая
– Не нравится мне это, Константин, подозрительно… – сказал Шульгин, пошевелив носком кавалерийского сапога крайнего из дуггуров. – Может, они уже – того? Сбежали, вроде как те из Замка?
Отошел к подиуму, присел на край, предварительно сбросив ногой цветные диски, которые выглядели теперь совершенно безвредно. Но руками к ним прикасаться отчего-то не хотелось. Кто знает, из какой гадости они сделаны.
Удолин уже успел бегло осмотреть зал, известными ему способами пытаясь определить присутствие поблизости магических сил. В доступных диапазонах ничего подозрительного не прослушивалось. Но это еще ничего не значило, существа неизвестного происхождения могли использовать любое количество совершенно оригинальных разработок. Он даже в сути исходившей от дисков эманации не успел разобраться, а Лариса ее как-то воспринимала…
– Не сбежали. Их я как раз чувствую, разве что слегка слабее, чем раньше. Альфа-ритмы те же, что были в активном состоянии. Это у них вроде искусственной комы, мне кажется. Есть такие виды живых существ, что при опасности прикидываются мертвыми, даже трупное окоченение имитируют с помощью каталепсии.
– Жалко, дефибриллятора у меня нет, я бы им показал каталепсию, – со злостью сказал Шульгин. – А химию использовать боюсь, черт знает, что у них за метаболизм. Ладно, мы сейчас подручными средствами попробуем реанимацию организовать. Настройся, Константин Васильевич, следи за реакцией…
Он присел на корточки рядом с пленником, который, по его расчетам, пострадал меньше других. По крайней мере, телесных повреждений на нем не наблюдалось. Достал из кармана зажигалку и поднес огонек к одной из известных мастерам иглоукалывания точек.
– Есть! – воскликнул Удолин. – Отчетливый всплеск. Похоже, он вообще в сознании…
– Ну, тем лучше. Он ведь, гад, понимает по-русски – так пусть внимательно слушает. А ты, для верности, транслируй ему эмоциональный смысл моей декларации о намерениях…
Сашкино лицо приобрело мрачную сосредоточенность.
– Мне некогда с тобой возиться, – ровно и отчетливо заговорил он, обращаясь к дуггуру, – я очень не люблю, когда обижают моих друзей, да и пытаются сделать дурака из меня. Или ты сейчас очнешься, или я начну перебирать все известные у нас болевые точки. Если ты не человек, придется повозиться немного дольше. Но я тебя все равно достану. Умрешь – примусь за следующего, с учетом накопленного опыта. Пока не доказано, что ты человек, принципы гуманизма на тебя не распространяются…
В подтверждение своих слов Шульгин раскрыл коробочку с дюжиной шприц-тюбиков. Сдернул с одного иголку и, прицелившись, вонзил дуггуру в шею немного ниже основания черепа.
Раздался пронзительный вопль, испытуемый судорожно выгнулся, завозил по полу связанными ногами, открыл глаза.
– Вот и хорошо. – Сашка с облегчением выдернул иглу, вытер ее о хитон дуггура, спрятал в футляр.
– По-русски говорить будем или как?
– Он сейчас очень громко кричит в ментадиапазоне, – сообщил Удолин, – призывает своих…
– Этих или других? – указал Шульгин пальцем на остальных, по-прежнему изображающих безжизненность.
– Не могу ответить. Но надеюсь, что сквозь защиту его крик не пробьется. Я опять немного перенастроил фазу, с учетом возрастающей нагрузки.
Шульгин несильно, но хлестко ударил очнувшегося по щеке.
– Передай этим придуркам, чтобы тоже кончали ваньку валять, а то начну будить каждого по очереди… Тем же способом. И на помощь не надейтесь, не успеет. Только от меня зависит, уйдете отсюда своими ногами или тут насовсем останетесь.
Дуггур залопотал что-то бессвязное.
– Переведи ему, Константин: или пусть на русский переходит, или опять будет больно.
– Мастер ты своего дела, Саша, – прищелкнул языком Удолин. – Я помню, как ты при мне Агранова пригибал.
– Не из той оперы. Про таких, как Агранов, я все знал: характер, биографию, желания, страхи и предрассудки. Понимал, чем сломать, чем купить. А сейчас чего хвалиться – даже не понимаю, личность он или ячейка коллективного разума? Ну, попал ему в нервный узел, сделал больно, а дальше? Пока ничего не вижу, кроме инстинктивной реакции. Но как-то же они с Ларисой общались, и между собой тоже? Работали с ней с использованием высоких технологий. – Он указал на приборы и валяющиеся рядом диски. – Постарайся, достань их, а то, боюсь, они нас достанут…
– Что-то в твоих словах есть, попробуем…
Пока профессор напрягал магические силы, Шульгин пытался выстроить собственную мыслеформу, в которой пленники, осознав безнадежность своего положения, проявляют добросовестную готовность к сотрудничеству.
У кого получилось лучше и раньше, сказать трудно, однако лежащие вповалку дуггуры начали приходить в себя, их общий мыслефон стал гармонизироваться.
