Я умею прыгать через лужи. Это трава. В сердце моем - Алан Маршалл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующее утро за завтраком Роуз Бакмен встретила меня свирепо:
— Не смей передавать, о чем я с тобой говорю! Понял? Держи свой болтливый язык за зубами!
Глава 6
Местные жители: дровосеки, рабочие с ферм и лесопилки, заходившие каждый вечер в бар пропустить стаканчик-другой, — презирали приезжих из города, привозивших девушек и устраивавших с ними попойки. Презирали, однако с завистью поглядывали и на их кричащие костюмы, и на их спутниц, и на то, как они сорят деньгами. Приезжие пили в баре рюмку за рюмкой, а местные терпеливо ждали, когда они упьются окончательно, в надежде, что тогда можно будет поразвлечься с их девушками. Но когда им на самом деле представлялся случай поговорить с приезжими девушками, дровосеки и рабочие смущались и не знали, что сказать.
— Хуже всего, когда девчонка попадается хорошенькая, — сказал мне один парень после неудачной попытки затеять разговор с девушкой. — Глупо же ни с того ни с сего говорить, что я люблю ее, а что еще ей скажешь, черт побери?
В этом поселке никто не читал книг. Разговор вертелся обычно вокруг работы, выгодной или невыгодной, вокруг жалованья, неожиданных болезней, которые могли помешать работать, вокруг вечной погони за заработком, чтобы прокормить жену и детей. Прежде всего приходилось решать насущные вопросы, а уж потом думать о книгах.
Пожилой человек с сильной одышкой сказал как-то при мне:
— Чудно! Рублю деревья, и ничего, могу, а вот нагнуться, яму для столба вырыть сил нет.
Батрак, получавший на ферме фунт в неделю, сравнивал свою нынешнюю работу с прошлогодней: «Тот хозяин позволял мне мыться в ванной каждую субботу. Я не пропускал ни одной субботы, и он ни словом меня не попрекнул. Ел я всегда с ним и его женой за одним столом, спал в хозяйском доме».
Меня удивляло, почему они не бросают работу, на которую так горько жалуются, почему смело не выскажут людям, так бесстыдно эксплуатирующим их, все, что о них думают. Рабочий с лесопилки, худой, с изможденным лицом, ответил мне на этот вопрос так:
— Да, я трус и останусь трусом, пока у меня семья на руках. Но как только дети встанут на ноги, мне все будет нипочем, никого не испугаюсь. Тебе повезло, брат: никого кормить не приходится.
Я долго искал человека, с которым можно было бы поговорить о книгах, и наконец услышал об одном охотнике, каждую субботу посещавшем гостиницу.
— Этот парень только и говорит про то, что вычитывает в книгах, сказал мне Малыш Борк. — Познакомься с ним.
Охотника этого звали Том — и промышлял он кроликами. Когда я заговорил с ним о книгах, он радостно улыбнулся.
— Жить не могу без чтения, — сказал он. — Так было и с моим отцом и с дедом — если верить отцу. Но люблю я только правдивые книги, терпеть не могу вранья. Подавай мне чистую правду.
Малыш, рассказывая о Томе, говорил, что лицо у него сморщенное, как позавчерашний пудинг, а по-моему, оно больше напоминало грецкий орех. Такое же съежившееся и коричневое. А глаза как маленькие черные бусинки. Был он ужасно болтлив, как человек, уставший от одиночества.
У него была привычка жевать табак и оставлять жвачку на столбике калитки около уборной, куда он часто наведывался. Плевал он уголком рта и способен был плевком убить муху на стойке бара, только «почему-то им тут это не нравится».
Меня заинтересовало его правдолюбие, и я спросил, что он читает.
— «Журнал правдивых детективных историй», — сказал он не без гордости. — Я его выписываю.
— А что это за журнал? — уже разочарованно спросил я.
— Лучший журнал на свете! — безапелляционно заявил Том. — Там печатают только то, что было на самом деле, в газетах такого никогда не найдешь. Вот, например, в последнем номере, который я получил, есть рассказ про девушку в Америке это случилось, — один мерзавец пригласил ее покататься в машине и изнасиловал. Там про это рассказано. Потом он отвез девушку обратно в город, а она пошла к этим самым детективам и все им рассказала. Ну, через несколько дней детективы и задержали одного парня… Она, как увидела его, сразу крикнула: «Он!»
— Что только легавые с ним не делали, парень твердит одно — не он, и все тут. Начали они его пытать — стоит на своем. Ну, что будешь делать!..
Нет, ты сам должен прочитать, что судья сказал про этого парня, выругал он его самыми последними что ни на есть словами и дал ему десять лет.
Ну, а из детективов кое-кто все-таки сомневался, может, и впрямь не он. Стали они снова искать, и через год арестовали другого парня, как две капли воды похожего на того, который сидел уже в тюрьме. Ну, будто они близнецы, да и только. Помучались они, пока ту девушку нашли, но нашли все-таки и показали ей нового парня. Увидела она его и говорит: «Тебя что, из тюрьмы выпустили?»
«Так это же совсем другой человек», — говорит ей детектив, и она чуть не падает в обморок.
— Короче говоря, теперь они посадили второго парня, а первого выпустили. В журнале и фотография есть — девушка пожимает руку тому малому, которого выпустили. Она говорит — и это все под фотографией написано: «Я вас публично обвинила в том, что вы меня изнасиловали, а сейчас я публично заявляю: вы не виновны». По ее щекам в этот момент текли слезы — это тоже написано, — только на фотографии слез не видно.
— Полицейские, конечно, тоже сказали — до чего же нехорошо получилось, что его в тюрьму засадили. И пожали ему руку. Это тоже все засняли. А девушка проявила себя просто замечательно! Сказала, ей достаточно было раз взглянуть на него, и она сразу поняла, что он не мог ее изнасиловать. И они опять пожали друг другу руки, и это тоже засняли.
Беседы с местными жителями дали мне представление об их жизни, искалеченной всякого рода лишениями. Эти люди были лишены всего уверенности в завтрашнем дне, образования и цели в жизни. Как все это изменить? Я не находил ответа на этот вопрос — ведь по существу, я был таким же, как они.
Я все чаще искал их общества. Мы были в одинаковом положении, и это роднило нас. Встречи с ними стали как бы внутренней потребностью для меня, хотя после этих встреч я чувствовал себя
