Замуж с осложнениями - 3 - Юлия Жукова

       — Что ещё он тебе напророчил?

       Муж мотает головой.

       — Ничего нового. Иди, твоя очередь.

       Идти мне очень не хочется — во-первых, тревожно оставлять Азамата в таком состоянии, во-вторых, ни малейшего желания узнавать очередную гадость. Алэк, тоже почуяв неладное, начинает хныкать, Кир насторожённо озирается. Алтонгирел подходит и кладёт руку Азамату на плечо.

       — Иди, Лиза, я за ними прослежу. Давай сюда князя.

       Я неохотно выпутываюсь из слинга. Алэк на руках у духовника насупленно замолкает и поглядывает на меня, как на предателя. Из комнаты раздаётся нетерпеливый стук, и я иду внутрь, расстроенная и сбитая с толку.

       Ажгдийдимидин сидит и черкает что-то в блокноте. Стоит мне сесть, как он тут же выдаёт мне листок с вопросами.

       "Как долго ты сможешь это терпеть?" — гласит первый из них.

       Поднимаю растерянный взгляд на духовника.

       — Что терпеть?

       Он кривится, мол, не притворяйся, что не понимаешь.

       — Кира? — уточняю я.

       Духовник невнятно кивает, дескать, можно и так сказать.

       — Ну, я знаю, что будет трудно, — начинаю я. — Уже очевидно, что у него непростой характер, и вообще ему в жизни тяжело пришлось, он не ждёт от нас ничего хорошего...

       Старейшина отмахивается от меня, мол, не по делу говоришь. Снова берёт блокнот и строчит:

       "Ты согласилась молчать ради мужа. Насколько хватит твоего терпения?"

       Пожимаю плечами.

       — А почему вы думаете, что моё терпение когда-нибудь обязательно кончится? Ну был один ребёнок, стало два. Я по-любому собиралась ещё рожать.

       Ажгдийдимидин хмурится, изучая моё лицо, как будто пытается проникнуть в мысли. Может, и на самом деле проникает. Подумав, принимается за новую записку:

       "Когда-нибудь при ссоре ты забудешься и выкрикнешь всю правду в лицо Азамату при всех. Лучше решить этот вопрос сейчас".

       Нет, мыслей моих он явно не видел.

       — Во-первых, — обстоятельно отвечаю я, — мы никогда не ссоримся прилюдно. Во-вторых, я не вижу ничего плохого во внебрачных детях, и не стану использовать это как оскорбление. А в-третьих, что вы предлагаете? Стереть мне память?

       Старейшина задумывается, постукивая пальцами по подлокотнику. Потом привлекает моё внимание к листочку с вопросами. Я читаю второй.

       "Ты полагаешь, что человек, неспособный сохранить свою честь, может править планетой?"

       — А что, — отвечаю вопросом на вопрос, — мнения Ирлика по этому поводу вам недостаточно?

       Духовник продолжает выжидательно смотреть на меня. Ладно, отвечу.

       — Азамат не виноват, что так получилось. Он не мог знать о Кире и ничего не мог сделать. Ирлик же вам сказал, что это какой-то другой бог всё так устроил, чтобы ему подгадить. По-моему, чести моего мужа от этой истории ничуть не убыло.

       Ажгдийдимидин продолжает смотреть на меня своим неприятным рассеянным взглядом, потом кивает на листок.

       "Ты уверена, что мальчик и повитуха смогут сохранить тайну?"

       Что-то мне начинает это надоедать. Просматриваю остальные вопросы.

       "Убеди меня, что не наймёшь знающего, чтобы вернуть память Алансэ, если поссоришься с мужем".

       "Что ещё ты готова вытерпеть от мужа? Почему?"

       "Только ли ради него ты согласилась выдумать эту ложь или просто боишься, что придётся покинуть Муданг? Что тебя здесь держит?"

       — У вас какие-то странные вопросы, — замечаю. — Мне казалось, духовник нужен для того, чтобы успокаивать душу человека. А вы сначала Азамата растоптали, а теперь меня допрашиваете, как на суде. Я, честно говоря, надеялась, что вы посоветуете, как обращаться с Киром, чтобы он к нам быстрее привык.

       Старейшина устало вздыхает и пишет:

       "Не учи меня моему делу. Меня волнуют последствия для планеты. Мальчишка — вообще не твоя забота, а мужа. Продолжай отвечать".

       Изумлённо поднимаю брови. Мне казалось, Ажгдийдимидин разбирается в людях и лично во мне.

       — Нет, — мотаю головой. — Любая забота Азамата — это моя забота. И уж новый ребёнок в семье — тем более! Да и потом, вы хотите сказать, что дали какие-то советы Азамату? Судя по его виду, когда он от вас вышел, вы только и делали, что его ругали. Это, конечно, гарантирует планете светлое будущее.

       Ажгдийдимидин поджимает губы. Я внезапно вижу его не как великого духовного наставника, всемогущего проводника воли богов, а просто как человека, делающего свою работу. Он невысокий, седой, хотя лицо нестарое. Морщины на лбу, а вокруг глаз нету, наверное, потому что эти глаза большие и всегда очень широко открыты. Бледный и тощий, с неухоженными руками, что для богатого муданжца с гласным именем вообще нонсенс. Одежда на нём вся дарёная и дорогая, но сидит плохо, и зелёный цвет ему не идёт.

       Он устало берётся за ручку и долго пишет прежде чем предъявить мне бумажку.

       "Я самый могущественный из живущих Старейшин. Вся планета на моей ответственности. Я не могу себе позволить разбираться с вашими мелкими затруднениями, когда под угрозой положение Императора. Я взял вас под опеку, потому что Алтонгирел не справлялся, а между ним и мной никого нет. Если тебе нужен совет, как обращаться с ребёнком, спроси Унгуца, у него в отличие от меня были свои дети, и он не презирает Азамата за этот безнравственный поступок".

       — Унгуц всё знает? — уточняю я.

       "Догадывается" — черкает духовник.

       — Так вы... презираете Азамата? — продолжаю осмыслять написанное.

       Ажгдийдимидин некоторое время сидит неподвижно, глядя в одну точку. Потом пишет:

       "На Муданге внебрачный ребёнок — это большой грех. Унгуц долго жил на Гарнете, может думать иначе. Я — нет".

       — Вот как... — бессмысленно отвечаю я. Вообще, это всё неудивительно. Ажгдийдимидин до сих пор показывал потрясающую широту кругозора для человека, ни разу не видавшего иностранца. У всех есть свой предел. Не уверена, что, например, моя бабушка смогла бы принять некоторые муданжские нормы поведения. Что ж, ладно, будем разбираться самостоятельно.

       Прокашливаюсь.

       — Могу вам обещать, что планета не пострадает от наших семейных неурядиц. Я понимаю, что сохранить тайну — дело первостепенной важности, и я уверена во всех, кто её знает. Вы, помнится, просили меня предупреждать, если соберусь делать за вас вашу работу. Ну так вот, предупреждаю. Сделаю, как смогу. Может, не быстро и не с первого раза, но сделаю. Не беспокойтесь.