Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин - Чарльз Рууд

Конечно, Сытин находил утешение в вере, но кипучая энергия его угасла. Вот какие мысли посещали издателя в 1926-м, на семьдесят пятом году жизни: «Работать всю жизнь не покладая рук и теперь сознавать, что работать не можешь, стал стар. Это трагедия. Но жизнь диктует свое, жить надо, и вот это второе толкает меня на этот рискованный шаг»[591].

К тому времени Сытин, возможно, уже прочитал выпущенную в 1926 году в Советском Союзе книгу, где его упоминали вкупе с другим попавшим тогда в немилость прирожденным предпринимателем – Горьким, который в 1921 году уехал по совету Ленина за границу. Оба, писал бывший сытинский сотрудник А.Р. Кугель, отличались «ленивым» умом и предпочитали «такт как средство обходиться без особых усилий мысли». Из этой пары Сытин, как можно понять автора, был худшим, поскольку он к тому же любил ворочать большими деньгами[592]. У Сытина тогда иссякли уже последние сбережения, однако в стране, где официально проповедовалась ненависть к «буржуазии», резкий тон Кугеля не сулил ничего хорошего. Не исключено, что именно наступление этих мрачных времен заставило Петра, тридцатитрехлетнего сына Сытина, жившего в Германии, приехать на родину.

В следующем году власти недвусмысленно и бесцеремонно выказали свое отношение к Сытину: ему предложили освободить ту самую квартиру, которую Ленин обещал сохранить за ним до конца его дней. Помещение якобы понадобилось редакции профсоюзной газеты «Труд», однако распространилось негласное мнение, что Сытин не заслуживает никаких привилегий. В семье уже убедились, что тень брошена на всякого, кто носит фамилию Сытин.

(По свидетельству сытинского внука Алексея Васильевича, в 1939 году он поступал в артиллерийское училище, и поначалу в приемной комиссии к нему отнеслись доброжелательно. Но вот ему задали последний вопрос: «Был когда-то издатель Сытин. Вы имеете отношение к нему?» После утвердительного ответа «все изменилось – я был отправлен обратно, в полк»[593].

Сытину, по крайней мере, не отказали в обещанной Лениным пенсии. В октябре 1927 года, учитывая прошлые заслуги в области издательского дела и народного образования, Совнарком назначил Сытину ежемесячное пособие в размере 250 рублей[594], К тому времени он уже переселился в другую квартиру – на Тверскую, 12, где, вспоминает Алексей Васильевич, «он стал заметно стареть, побаливать, все больше уединяться в своей маленькой комнате, прогулки по коридору стали реже»[595]. Вялый и молчаливый, теперь он почти весь день просиживал без дела в кресле между кроватью и старым своим письменным столом.

Назначение пенсии Сытину совпало с 10-й годовщиной Октябрьской революции, и в честь этого события готовился выпуск книги, посвященной основателям Советского государства, а в составлении ее принял участие старший сын издателя Николай. Но поскольку некоторых видных революционеров Сталин успел заклеймить как врагов народа, то нашлись влиятельные лица, обвинившие Николая в подрывной деятельности, и административным порядком он был сослан в Томск[596].

В 1929 году, рассказывает М. Ямщикова, исполнилось 40 лет ее работы в литературе, и в день юбилея к ней чуть свет пришел Сытин. Он не мог быть у нее на вечернем торжестве и принес в подарок экземпляр «Полвека для книги», а также том из своей серии «Великие реформы». Выпил чашку кофе и с тем ушел, «оставив грустное впечатление падающего колосса». Спустя несколько минут пришла ее домработница и сказала, что повстречала на лестничной площадке Сытина: «Иду это я, а он стоит над пролетом в нижний этаж, держится за перила, смотрит вниз и громко спрашивает: «Как же я тут сойду?.. Лестницы-то нет!» Я даже испугалась. Такой человек и – как дитя неразумное… Ну, конечно, я показала ему, где у нас лестница и вслед еще посмотрела. Но – ничего: пошел как надо, и даже быстренько так, не по-стариковски… А все-таки, не в себе вроде был»[597].

Примерно в ту же пору издателя навестил Мотылькон, некогда служивший у него мальчиком на посылках в петербургском книжном магазине. Увидев Сытина впервые за многие годы, Мотыльков невольно вспомнил его прежнюю кипучую натуру, «Громадный практический ум, огромная его энергия» сделали Сытина «в условиях капиталистического хозяйства крупнейшим «американского типа» предпринимателем». Однако, продолжает Мотыльков, «в послереволюционных условиях» издатель страдал как от «отсутствия полного доверия к И.Д. Сытину как бывшему капиталисту» со стороны новой власти, так и от собственного «неумения приспособиться»[598].

Между тем Сталин предпринял шаги к примирению с Горьким, который, поддавшись на уговоры, совершил летом 1927 года поездку на родину, где его встретили с ликованием. В 1931 году старый союзник Сытина вернулся насовсем, его сделали первым писателем державы и поселили в великолепном московском особняке, неподалеку от квартиры Сытина. Никаких документов, удостоверяющих их взаимоотношения той поры, в нашем распоряжении нет, но Сытин наверняка не оставлял надежды на то, что Горький придет к нему на помощь, замолвит доброе слово за его воспоминания, и тогда Госиздат смягчится и разрешит публикацию[599].

Однако Сытина не собирались прощать, и к 1933 году государственные издательства выпустили целый ряд работ, в которых высмеивался свергнутый капиталист. Помимо той, что принадлежала перу Кугеля, еще три написал бывший рабочий-сытинец Н. Мирецкий, не упускавший малейшего случая изобразить Сытина царским агентом, который ради обогащения эксплуатировал рабочих и читателей[600]. Обвинения такого рода представляли серьезную угрозу для Сытина.

Но последний, смертельный удар нанесли частые болезни, особенно одолевшие «падающего колосса» в последние несколько лет. 23 ноября 1934 года – в год, когда начались сталинские чистки, – он скончался от пневмонии в возрасти восьмидесяти трех лет, и никто публично не почтил памяти некогда могучего предпринимателя, даже Горький[601]. На Введенском кладбище покойного провожали в последний путь близкие друзья, родные и кое-кто из бывших служащих. Речей не произносили.

Глава одиннадцатая ЭПИЛОГ: РУССКИЙ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬ ИВАН ДМИТРИЕВИЧ СЫТИН

Как свидетельствуют современники Сытина, он был в высшей степени необычным русским. Безусловно, они видели в нем сына своего народа, русского крестьянина, простолюдина. Но при этом считали человеком далеко не заурядным.

Сытин обладал всеми характерными чертами предпринимателя, как определил его Йозеф Шумпетер: человек низкого происхождения, склонный к предприимчивости на грани риска и использующий «новые сочетания средств производства». Успех Сытина в создании издательской империи был обусловлен, во-первых, выпуском его основного товара – дешевых, ярко иллюстрированных изданий для крестьян, во-вторых, хорошей организацией сбыта через целую сеть бродячих торговцев – офеней, и, наконец, применением передовой печатной техники, приобретенной на Западе. Сам он не занимался техническим усовершенствованием печатного дела. Его коньком было издание печатной продукции для крестьян, причем никому ни до, ни после него не удавалось так прочно и безраздельно завладеть именно этим рынком.