Соблазнение Аида - Эмма Хамм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он встрепенулся. Как глупо он заставил ее стоять, когда мог подержать ребенка. Аид взял дочь, а потом притянул жену в спальню за собой. Он не знал, стояла ли Геката снаружи. Он видел только свою красивую жену, которая сделала ему самый ценный подарок.
Говоря себе дышать, Аид сел на край кровати с ребенком на руках.
— Посмотри на нее, — прошептал он. Аид коснулся пальцем ее лба, погладил идеальные щеки. — Она такая красивая. Как ее мама.
— О, тихо ты, — рассмеялась Персефона. Она скривилась, садясь рядом с ним, и это он заметил. — Ты мне льстишь.
— Тебе все еще больно? — он нахмурился, разрываясь между чудом, которое они создали, и заботой о своей жене.
— Немного.
Он щелкнул пальцами, и ванна появилась в другой части комнаты. Он тут же наполнил ее горячей водой, чтобы ей было тепло и уютно, пока он заботился о ребенке.
Аид встал, протянул руку, чтобы помочь ей, придерживая дочь другой рукой.
— Тебе нужно в ванну. Нужно было подготовить ее еще до твоего прибытия.
Она тихо рассмеялась.
— Ты создал ее за пару секунд.
Может, но ему казалось, что он должен был подготовиться. Он просто сидел тут, ждал ее возвращения, когда он мог готовиться к появлению его девочек.
Его девочек.
Он радостно вздохнул, призвал маленькую ванну для ребенка.
— Давай помоем и ее.
Пока Персефона устраивалась в горячей воды, он неспешно омывал их малышку. Ребенок вел себя хорошо, но он заметил странную печаль в глазах его дочери. Она видела слишком много. Сила в ней уже состарила дух в ее теле.
О детях богов ходила легенда. Хоть олимпийцы родились полностью сформированными, их дети рождались малышами. Но в крохотном теле было существо, которое знало и видело больше ребенка. Она уже была богиней, уже знала невозможное.
Он гадал, что она видела в нем. Подходящего отца? Мужчину, который позаботится о ней любой ценой? Или она видела испуганного мужчину, который не знал, что делал?
— Аид? — позвала Персефона.
Он ополоснул дочь еще раз и укутал в полотенце.
— Думаю, она спит.
— Я еще не слышала такого тихого ребенка.
— Может, потому что она не ребенок, — сказал он. — Сила в ней… как-то кажется знакомой.
Персефона подняла руку на край ванны. Длинные и изящные мышцы ее руки вызвали жар в его груди. Жар был скорее надеждой, чем физическим влечением.
Она улыбнулась, будто знала, какие мысли крутились в его голове.
— Геката сказала, что дочь как она.
Кровь отлила от его лица.
— Что, прости?
— Богиня луны, как она сказала. Редкая.
— Очень, — гора Олимп, что они создали? Их дочь будет сильнее многих, и она сможет убить весь пантеон, если захочет.
Он посмотрел на дочь и шумно вдохнул. Что им делать с такой девочкой? Пожалуй, хорошо, что она родилась в Царстве мертвых. Так он знал, что она будет в безопасности.
Танатос сказал, что им нужно найти кровать для ребенка. Но это была его дочь, и он только получил ее. Аид не мог спать далеко от нее.
Малышка зевнула, и он опустил ее на центре своей кровати, где они могли лечь все вместе.
Его дочь зевнула во второй раз, устроилась удобнее, словно знала, что от нее ждали. Спать. Расслабиться. Дать ее родителям обсудить события дня.
Он повернулся к Персефоне, присоединился к ней у ванны, качая головой.
— Дети богов странные. Я забыл это.
— Она ведет себя не как смертный ребенок, да? — Персефона склонилась над краем ванны, посмотрела на дочь и опустилась в воду. — Она ни звука не издала. И не говорит.
— Заговорит, когда будет готова, — он опустился на колени у ванны, водил пальцами в красной воде. — Уверен, ее слова удивят нас. Ты видела силу в ее глазах?
— Как у Гекаты. Неуютная сила, от которой проступает дрожь, но я хочу такую силу для нее, чтобы она могла защититься. Если понадобится.
Он не мог представить, чтобы ей нужно было защищаться, но случиться могло всякое. Он обхватил ладонями лицо Персефоны.
— Было ужасно?
— Нет, — она покачала головой. — Было неприятно, но терпимо. Но вряд ли я захочу это повторить.
Он это понимал. Он накрутил прядь ее волос на палец, а потом отпустил ее, и прядь упала на ее плечо.
— Нам не нужно переживать из-за этого, любимая. Я не говорил тебе, но считал себя бесплодным. У меня не было детей ни с кем до тебя, и я невольно думаю, что это была судьба.
Персефона опустила ладонь на его предплечье, стала гладить кожу там, успокаивая.
— И я так думаю. Но мы же не можем звать дочь «она». Нужно дать ей имя.
Имя? Он должен был подумать об этом. Он все время думал, что это был мальчик, придумал сильные имена, которые отражали бы мощь сына. Но ему даровали дочь.
И она была сильнее, чем он думал о сыне. Она была редкой, ее магия могла оставить след на ее голове на оставшееся время. Она была, несомненно, редкостью, и он был бесконечно благодарен за нее. И он будет вечно переживать за нее.
Он оглянулся. Он заметил ее темные волосы и бледную кожу, словно она родилась для мира мертвых.
— Как насчет Мелинои? — спросил он.
Имя означало бледность смерти, может, его можно было связать и с темным цветом ее волос. Как бы там ни было, он ощущал от имени дрожь в груди. Это было имя его дочери. Ее не будут звать иначе.
Персефона тихо выдохнула. Он знал, что она согласилась.
— Да. Мелиноя — идеальное имя.
Мелиноя.
Он мог привыкнуть так ее звать. Может, он начнет шептать ей имя на
