Во сне и наяву, или Игра в бирюльки - Евгений Кутузов

— Пей, племянничек. Пошла, как говорится, душа в рай. И учти, в раю выпить не дадут. Там обитают одни только трезвенники и девственницы, А меня надо слушаться, потому что я знаю то, что знают очень немногие на этом свете.

И Андрей выпил. Водка огненным комом прошла через горло, обожгла все в груди, в животе, и он едва не поперхнулся. Князь протянул ему соленый огурец и рассмеялся:

— Хороша стерва?

Андрей не мог и слова вымолвить, он задыхался, мотал головой, а когда чуть пришел в себя, комната куда-то плыла, под потолком мерно раскачивалась >люстра, тело сделалось невесомым, и было такое ощущение, что ноги отделяются от пола…

А Князь веселился. Судорожно хохотал и, давясь смехом, кричал Любе в кухню:

— Иди посмотри на нашего ангелочка с крылышками! Скорее иди, а то он сейчас вспорхнет!..

Люба пришла. Посмотрела на Андрея и, вздохнув, укоризненно сказала Князю:

— Зачем, Паша?..

— Пусть приобщается. С волками жить — по-волчьи выть. — Он неожиданно как-то посерьезнел, насупился, грузно осел, опустив плечи, глаза его остановились, точно остекленели, и тяжело задвигались скулы. — Волки… — Сжимая тонкими, но сильными пальцами стакан, бормотал он. — Они волки, мы волки… А-а! — выкрикнул он. — Гнусь болотная! Давить, давить, как вонючих клопов. Всех давить!.. — Он рванул скатерть, посуда полетела на пол. Князь, закрыв глаза, опять запел, подвывая:

И снова этап собирают.

По камерам крики и гам.

Ой, братцы, куда отправляют?

Поедем мы строить Канал…

Обычно этой песней, которую он никогда не дотягивал до конца, Князь завершал свой пьяный репертуар. К этому моменту он делался невменяемым, рвался куда-то идти и рвал на себе рубашку. Люба успокаивала его — она умела это, и он постепенно затихал, забывался в тяжелом хмельном сне, и тогда Люба с Андреем затаскивали его в спальню и укладывали на кровать.

После запоя Князь, как он сам говорил, выгуливался. Выходил на улицу и либо бродил по тихим улицам, избегая людных мест, либо спускался на берег Волги. Иногда брал с собой Андрея.

В День Победы они как раз и были вместе.

— Видишь, какая оказия приключилась, — с сожалением говорил Князь, качая головой. — Сегодня бы выпить, отпраздновать такой светлый день, а я, сука… — За неделю до этого они вернулись в Куйбышев с большими деньгами. По наводке одного из скупщиков в Оренбурге, вместе с Хрящом, очистили очень богатую квартиру, и Князь сразу запил. Из запоя он вышел накануне Дня Победы. — Так вот чертей и лупят пыльным мешком из-за угла. В Питер-то хочется, а?

— Еще как, — признался Андрей. Он уже понимал, что завяз окончательно, что только возвращение в Ленинград, может быть, могло бы спасти его. Но как это сделать? Бегства ему не простят никогда. Ни сам Князь, ни его дружки. А найдут они его, если нужно, где угодно.

— И мне, — сказал Князь, — Ну что ж, теперь, пожалуй, можно и попробовать. Устроимся мы с тобой в «Англетере», снимем хороший номер и будем проживать, как порядочные советские граждане.

— И тетю Клаву навестим. — Называть ее бабушкой Андрей почему-то не мог.

— Обязательно. Всех навестим. У меня ведь тоже родственнички должны иметься в наличии. Кто нам мешает? Время у нас не нормированное, нам даже дополнительный отпуск полагается за вредные условия труда. — Князь рассмеялся. — А пожелаешь, — сказал он, наблюдая внимательно за реакцией Андрея, — и совсем останешься в Питере. Посмотрим там. Может, и я останусь.

— Если бы и Люба с нами, — проговорил Андрей. — Жаль, что она не может.

— В Тулу со своими самоварами не ездят. Вообще запомни простую и мудрую истину: женщину можно и нужно любить, можно ей прощать кое-что за красоту, которой она украшает мир, и за удовольствия, которыми она одаривает — если пожелает! — мужчину, но не больше. В делах лучше довериться козлу или пожарнику, чем самой распрекрасной женщине. Баба — она и есть баба, какой бы хорошей она ни была. Сегодня с тобой спит, а завтра с гражданином начальником ляжет, потому что устроена так.

— Люба не такая, неправда, — вырвалось у Андрея, и он почувствовал, что краснеет.

— Та-та-та-та!.. — Князь присвистнул. — Да никак ты втрескался в нее?.. — Он удивленно посмотрел на Андрея, а тот не знал, куда деть глаза. — Ну-ну, выше подбородок! Все нормально, все именно так и должно быть. И все, увы, пройдет, как говорил… кто?

— Есенин, — еле слышно сказал Андрей.

— Я забыл, что ты знаком с Есениным. Кстати, вот кто знал, что такое любовь. Но и что такое ненависть, тоже знал. Значит, в Питер хочется… Признаться, и мне. Давно я там не бывал, пора, пожалуй, навестить родной город…

— Поедем?

— Поедем, — кивнул Князь. — И скоро, племяш.

Однако мечтам этим не суждено было сбыться так скоро, как хотелось бы Андрею. Насколько бы ни был Князь осторожен и предусмотрителен, а учесть все не мог и он. Да это, в сущности, и невозможно.

Подвела его собственная «теория невероятности», как шутя говорил он.

Андрей давно обратил внимание, что они иногда повторяют прежние свои маршруты, и высказал опасение, что это слишком рискованно — их могут опознать те же проводники. Князь похвалил его за смекалку, но при этом заметил:

— Проводникам мы с тобой до фени. А одного и того же человека дважды встретить в поезде почти невозможно.

Андрей в глубине души не согласился с Князем. Он уже не был тем наивным мальчиком, которого Князь подобрал на вокзале в Южноуральске. Он много чего повидал, многое понял и многому научился, так что и сам Князь, случалось, прислушивался к его советам. Он безошибочно, например, угадывал, стоящий попался попутчик либо «пустышка», у которого нечего взять. Князь искренне удивлялся его наблюдательности.

— Прямо Шерлок Холмс. В «уголовке» тебе не было бы цены. Нюх у тебя собачий. — Впрочем, хваля Андрея, он прежде всего гордился собой — нашел-то его сам.

Похвалы Князя льстили, конечно, в особенности когда он расточал их в присутствии своих приятелей, но в общем-то Андрей не страдал повышенным самомнением и не переоценивал собственных способностей. Он считал, что определить, чего стоит намеченный «клиент», очень просто. Вот, например, он обратил внимание, что если попутчик, на которого нацелился Князь, не скупился, угощал тоже, принимая угощения Князя, не жалел денег, значит, у него ничего нет ценного, достойного их внимания. Разве что пара сменного белья в чемодане и кое-какая дорожная мелочь. Ему нечего остерегаться и сторожить. Но если попутчик отказывается от дармовой выпивки или если и выпивает, а сам бормочет при этом о трудной жизни, обещает в другой раз («Гора с горой не сходятся, а человек с человеком…») отблагодарить, — такого стоило «колонуть». Скупость за версту видна, но именно у скупых и водятся деньжата.

— Разумно, — соглашался Князь. — Ты, племяш, на верном пути. Я за тебя спокоен — не пропадешь, если со мной что-нибудь случится.

А сгорели они все же по-глупому.

XIV

КНЯЗЯ опознал в вагоне один из его бывших «клиентов». Они столкнулись в коридоре, когда Князь выходил из купе. Он тоже узнал своего «клиента» и, сделав вид, что забыл что-то, вернулся в купе и шепнул Андрею:

— Я горю. Ты меня не знаешь, уходи.

Андрей слез с верхней полки и открыл дверь. Однако мужчина, опознавший Князя, не выпустил его.

— Спокойно, юноша, — сказал он, загораживая дверь.

— Я в уборную.

— Придется немного потерпеть.

За Андрея вступился один из попутчиков:

— В чем дело, гражданин? Почему вы не пускаете мальчика? А вы что же молчите? — обратился он к Князю, который делал вид, что ищет что-то в чемодане.

— А?

— Вашего племянника не пускают в уборную…

— Из-за него и не пускаю, — усмехаясь, пояснил «клиент». — Это вор. Сейчас придет милиция…

— Кто вор?

— Вот он! — «Клиент» ткнул пальцем в Князя.

— Это вы мне? — Князь изобразил на лице удивление.

— Тебе, кому же еще.

— Вы обознались, гражданин. И дайте мальчику выйти.

— Не обознался. Я тебя, сволочь, на всю жизнь запомнил! Напоил какой-то дрянью и обчистил. — Тут «клиент» взглянул на столик, где уже стояла бутылка с водкой. Князь как раз собирался организовать ужин с выпивкой. — Его водка?..

Сосед по купе (четвертой была женщина, она спала) начал, кажется, сомневаться. Когда Андрей попытался все же выскользнуть в коридор, он ухватил его за рукав.

— Глупо, — пожимая плечами, сказал Князь, — Глупо и смешно. Вам же будет стыдно.

— Только не перед тобой, жулик!

— И не надо «тыкать». Я с вами свиней не пас.

— Ах, ваше благородие! В рожу бы тебе дать, да руки не хочется марать.

Князь скрипнул зубами, но промолчал. Он понимал, что влип, и лихорадочно думал, как «отмазать» Андрея. Вдвоем уйти невозможно, в коридоре собралась толпа любопытных. В таких случаях самое верное — затеять драку и под шумок рвануть, но было уже поздно. Да и не пользовался Князь никогда этим способом.