Есть что скрывать - Элизабет Джордж

зная номер телефона, можно определить его последний пинг. Кроме того, можно проследить маршрут к месту последнего пинга. Но местоположение самого телефона можно определить только приблизительно – в лучшем случае.

– И где же был последний пинг?

Марджори указала на папку, которую держала в руках.

– Мы зафиксировали сигнал с вышки «Водафон» в парке Хакни-Даунс, а также с вышек «Водафон» в Ригал-хаус и вышки «Корнерстоун O2». Триангуляция этих данных дает нам три четверти километра Хакни-Даунс, начиная с юго-восточного угла. – Она передала Линли папку, в которой обнаружились другие схемы. – Трудность в том, что это относится к любому мобильному внутри окружности, которую мы очертили. Ее центр находится в юго-восточном углу Хакни-Даунс. Где живет владелец вашего номера?

– Жила. Ее убили. Она жила на Стритэм-Хай-роуд.

– Жила. Простите. Но если вы знаете ее адрес, можно проследить путь мобильного телефона до Хакни-Даунс. Это поможет?

Линли убрал документы в папку.

– Не думаю, что нам это понадобится. Я вам сообщу.

– Шеф?

В дверях кабинета Линли стоял Нката. Когда Марджори Ли ушла, сержант, кивком поздоровавшись с женщиной, занял ее место.

– Один из констеблей закончил разбираться с папками, которые вы с Барб принесли из клиники, – сказал он. – В Лондоне удалось найти только одну женщину, и она говорит, что никогда не была в клинике – с какой стати, если она живет в Южном Ламбете? Говорит, что понятия не имеет, как ее имя оказалось в папке.

– А там не указано, зачем она туда приходила? Я имею в виду, в клинику.

– Обследование груди, затем повторное обследование. Но, по словам «пациентки», не было ни того, ни другого. И, как я уже сказал, все остальные имена в папках вымышленные.

– Думаю, нас это не должно удивлять. А как дела с журналом записей на прием?

– Констебль обзвонил всех, кто есть в списке. Это реальные люди. Но если там делают женское обрезания, никто не будет сообщать об этом копам, можете мне поверить. С мобильником что-нибудь прояснилось?

– Хакни-Даунс – это максимум, что у нас есть. Круг с центром на вышке мобильной связи.

– Поквартирный обход?

– Если потребуется. Но для этого нужна уйма народу. Я могу направить запрос, однако сомневаюсь, что Хиллиер его одобрит.

– То есть нет?

– То есть нет.

– Исполняющий обязанности старшего суперинтенданта Линли? – послышался голос от двери. Томасу не было необходимости поворачиваться, чтобы понять, кому принадлежит этот голос, потому что полное название его должности произносил только один человек – Доротея Гарриман.

– Ди?

– Сообщение от Джуди. Вас вызывают. Немедленно. Поболтать, как она выразилась. Но я не представляю, чтобы помощник комиссара с кем-то болтал – вы понимаете, о чем я. Особенно с вами. Без обид.

– Какие могут быть обиды… – Линли встал и, поручив Уинстону проверить, что удалось извлечь из записей камер наблюдения относительно автомобилей, направился к помощнику комиссара.

Лицо сэра Дэвида Хиллиера было еще краснее обычного. Хотя он всегда выглядел так, что, казалось, его вот-вот хватит удар.

– Где мы, черт возьми, находимся? – приветствовал он Линли. – Что нам известно? Есть ли прогресс?

Он не предложил Томасу сесть. Это означало, что разговор будет недолгим, и уже за это Линли был ему благодарен. Он обрисовал помощнику комиссара ситуацию: прогресс есть, но медленный. Трудность в том, что у него не хватает людей.

– Констебли не растут на деревьях, – ответил Хиллиер. – Продолжайте.

У них есть довольно точное представление, где находится телефон жертвы, сказал Линли. Они пришли к выводам относительно клиники, которую жертва выдала местной полиции. Они также выяснили, что женщина, руководившая клиникой, пользовалась фальшивым именем. И у них есть кадры с камер видеонаблюдения за тот день и вечер, когда было совершено нападение на Тео Бонтемпи.

– Приготовьтесь дать эти материалы пресс-службе, – сказал Хиллиер.

– Сэр, позвольте заметить…

– На меня давят сверху, суперинтендант.

«Разыгрывает спектакль, – подумал Линли. – Слава богу».

– Мы отмечаем падение интереса к этой истории о нигерийском адвокате, его жене и пропавшей дочери, – продолжил Хиллиер. – Если дочь найдется, это на один день займет первые полосы всех газет. А потом журналисты – особенно из таблоидов – начнут вынюхивать новую добычу, а мы оба знаем, что убийство полицейского – как раз то, что им нужно. Настоящая сенсация, сравнимая со скандалом в королевской семье или членом парламента, которого застукали с несовершеннолетней девчонкой, двенадцатилетним мальчиком или агентом ФСБ. Комиссар и пресс-служба должны быть готовы бросить им какую-нибудь кость. Кадры с камеры видеонаблюдения – как раз то, что нужно. Начнем с них. Фотографии с подписью: «Вы видели этого человека? Вы его знаете? Вы кого-нибудь тут узнаете? Свяжитесь со столичной полицией». Вы в курсе, как это делается.

– Для начала мы попытаемся улучшить качество снимков, сэр. Без этого они практически бесполезны.

– В данный момент это не имеет значения. Разъяренная толпа…

Линли мог лишь предположить, что помощник комиссара имеет в виду журналистов, которые будут освещать эту историю.

– …вне всякого сомнения, обрадуются всему, что мы им дадим, лишь бы мы им что-то кинули. – Хиллиер задумался на секунду, потом прибавил: – А может, это и к лучшему, что фотографии нечеткие? Продемонстрирует, с какими трудностями мы сталкиваемся…

Долгие годы работы под неусыпным оком помощника комиссара Хиллиера подсказывали Линли, что дальнейшие споры бесполезны. Томаса всегда раздражало уважение Хиллиера к таблоидам. Заигрывание с их коллективным желанием направлять ход расследования было не только нелогичным, но и опасным. Тем не менее Линли понимал, что Хиллиер, комиссар и пресс-служба, не видевшие распечатанных кадров с камеры видеонаблюдения, воспримут как прогресс любой материал, который он им предоставит. Поэтому Томас сказал, что немедленно займется этим. Уинстону он сообщил, что нужно передать в пресс-службу несколько изображений людей, входивших в многоквартирный дом на Стритэм-Хай-роуд. И совершенно неважно, кто эти люди.

10 августа

Белгравия Центр Лондона

Ждать пришлось на несколько часов дольше, чем он предполагал, но в конечном итоге криминалисты выдали значительно улучшенные кадры из материала, отснятого камерой наружного наблюдения. В результате ужин получился очень поздним. Дома на двери духовки и на бутылке превосходного «Амароне», открытого и предусмотрительно оставленного дышать на кухонном столе, обнаружились записки, заставившие вспомнить Льюиса Кэрролла. Первая предлагала: «Съешь меня», вторая – «Выпей меня». «Интересно, – подумал Линли, – какую роль озвучивал Дентон – Мартовского Зайца или Белого Кролика?» Нет, Мартовский Заяц ему не по плечу, хотя Чарли он такого никогда не скажет.

Линли поел, дополз до кровати и уснул. Проснулся рано, но не слишком отдохнувшим. Принял душ, побрился, привел себя в порядок и позвонил, прежде чем спуститься вниз.

– Рано встал, – без предисловий сказала Дейдра. – Или еще хуже? Только пришел домой?

– Первое, – ответил Томас. – Звоню спросить: не занял ли мое место Уолли?

– Боюсь, что занял. Но временно. Знаешь, он урчит во сне. Выяснилось, что это очень милый белый шум.

– Боюсь, тут я ему не конкурент. Искренне сомневаюсь, что храп может быть милым.

– Могу подтвердить,