Девочка и луна - Марк Лоуренс

— Не надо… — Но, какой бы быстрой ни была Куина, она не смогла остановить пальцы Яз, коснувшиеся заклинания.

Щупальце тумана обвилось вокруг руки Яз, темнея по мере того, как оно затягивалось. А в следующее мгновение бойня исчезла, сменившись безжалостной чернотой.

ТЬМА ВРАЩАЕТСЯ ВОКРУГ нее, но только когда появляются три яркие точки, она может объяснить себе, откуда она знает, что вращается.

Яз спрашивает себя, не являются ли они тремя звездами, равномерно расположенными вокруг нее, но тут же понимает, что это три фигуры, каждая в своем собственном пятне света, источник которого не виден. Они вращаются вокруг нее, приближаясь и замедляя ход, пока не остается никакого движения, только трое мужчин, стоящих чуть дальше вытянутой руки и молча наблюдающих за ней.

Их имена возвращаются к ней с запоздалым узнаванием лиц, забыть которые было бы невозможно. Квелл, Турин, Эррис.

— Ты всегда собиралась уйти. — Квелл не изменился с того дня, когда она стояла на краю Ямы — она шагнула в пропасть, неся на плечах бремя его вопроса. — Что-то в тебе не давало остаться. Если бы твоя кровь не сломала тебя, ты бы все равно была сломанной. — Он попросил ее разделить с ним палатку, разделить его жизнь, родить ему детей. Это должно было быть все, чего она когда-либо хотела. Он хороший человек, красивый, заботливый, солидный, надежный, каждым дюймом Икта. — Что-то в твоем сознании сломано, Яз. Ты не знаешь, как быть счастливой. Ты не знаешь, как быть удовлетворенной. Всего этого никогда не будет достаточно для тебя. — В нем есть печаль. И боль, которую она в него вложила. — Ты бы все равно ушла.

Яз смотрит вниз, всего на мгновение, но почему-то именно Турин смотрит на нее, когда она снова поднимает взгляд. В нем так много того, чем не является Квелл. Скорее худощавый, чем широкоплечий. Черты его лица узкие и резкие. Закрытые, а не открытые, ищущие темные глаза. Скорее опасный, чем надежный. Он не создан для жизни на льду. И все же он пришел туда ради нее, вытащенный из темноты своих пещер в слепую белизну. Ради нее.

— Я отказался от своего мира, чтобы последовать за тобой. — Он говорит именно то, что у нее на уме. Ему не нужно говорить остальное. Это написано у него на лице. Он знает, что это был неудачный обмен. Разочарование, медленное осознание приходили к нему в течение нескольких месяцев. Он гнался за мечтой, и, когда ветер унес эту мечту прочь, Яз была всем, что от нее осталось.

— Я сожа…

Но перед ней стоит Эррис, и ему не нужны ее извинения. Он не обижен и не разочарован, только слегка удивлен.

— Ты для меня моложе младенца, — говорит он. — Ты думала, что Госпожа Путь была старой? Я был более чем в десять раз старше ее до того, как был заложен первый камень монастыря, в котором она прожила всю свою жизнь. Ты думаешь, Пропавшие — другой вид? Не кровь делает нас чужими, а прошедшие годы. Я настолько отдалился от вашего вида, что стою ближе к Стержень-корню, ближе к Сеусу, чем к существам из плоти и крови. — Он качает головой, улыбка медленно сползает с его лица. — У тебя на уме любовь? Ты думала, что между нами… может быть… огонь? Ты ставишь себя в неловкое положение, дитя.

— Я совершил ошибку, — говорит Турин.

— Ты ошибка, Яз. — Квелл хмурится.

— Разочарование. — Турин изучает свои руки.

— Глупая девчонка. — Темный взгляд Эрриса останавливается на ней, без эмоций.

Яз не удивлена, потому что это всего лишь истины, которые она пронесла с собой через бесконечные мили льда. Но это истины, которые она крепко держит под замком. В прошлом они уже вырывались наружу — редко, по одной за раз, потрясая ее до глубины души, — но ей всегда удавалось загнать их обратно в черный склеп, куда не проникают мысли и память. Теперь все трое сидят вместе на плечах, которым не хватает силы их нести.

Она обнаруживает, что стоит на коленях и что в ее груди открылся колодец печали. Душевной боли достаточно, чтобы в ней утонуть.

Ее руки лежат на полу, и слезы капают на землю между ними.

На каменной кладке появляется пятно.

И оно расползается. Оно движется. И даже в глубине ее отчаяния какая-то маленькая часть любопытствует, и глаза следят за пятном, когда оно достигает пальцев, делая их черными.

— Дорогие боги. — Голос, который звучит в ее голове, жесток, безразличен, знаком. — Это и есть твой кошмар? Три мальчика с оленьими глазами ведут себя подло? Черт возьми, ты бы видела мои. Вот там творится какое-то серьезное дерьмо! Я имею в виду маленьких братьев и сестер, умирающих от моих рук, любимых собак, сломанных и сожженных, амбиции всей жизни, разбитые вдребезги за мгновение до победы. Классика. И вот ты здесь, вздыхая по мистеру Скучни, мистеру Хмури и Мальчику-роботу? Если бы у меня был желудок, меня бы вырвало прямо сейчас.

— Ч-что? — Яз смаргивает слезы, тяжело дыша ноющей грудью. Почему-то она вся в соплях и слезах, словно плачет уже несколько часов.

— Ты же не можешь всерьез думать, что эти три ничтожества определяют тебя? Я обошел ментальный блок, племя-девочка. Ты думаешь, что твои лучшие шансы на счастье связаны с первыми тремя мужчинами, которых ты встретила, и только потому, что они выглядят подходящего возраста, имеют все четыре конечности и собственные зубы?

Яз собирается ответить словами Матери Мазай: боги подсунут нам наши половинки, потому что лед слишком велик, чтобы охотиться за ними. Но это звучит немного глупо здесь, в Коридоре, где нельзя сделать и четырех шагов, не встретив нового человека. Поэтому вместо этого она задает другой вопрос.

— Кто… кто ты такой?

— Я? Этот вопрос ты должна задать себе. А не то, кем ты являешься. Заклинание проникло тебе под кожу. Избавься от него, или ты бесполезна для меня.

— Т-Теус? — Теперь Яз вспомнила. Это было заклинание.

— То, что от меня осталось, да. К счастью, я сохранил бо́льшую часть эго, и это очень удобно для надоедливых эмпатов, вроде твоего пучеглазого друга, который думает, что он какой-то волшебник. — Теус разразился лающим смехом.

— Балло не мой друг…

Теус прервал ее:

— Итак, еще раз, кто ты такая?

— Яз из Ик…

— Забудь об Икта. Ты не больше Икта, чем последняя пара перчаток, которые ты сняла.

— Яз.

— Да. Ты, Яз, единственная в своем роде. Такой же остров, как и все остальные. Крепость. А теперь