Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия - Филипп Дуайер

на самом деле завершается двумя наиболее известными городскими восстаниями в стране - восстанием в Лос-Анджелесе в 1965 году и восстанием в Лос-Анджелесе в 1992 году. Как и большинство городских восстаний в Америке в ХХ веке, эти уличные восстания были спровоцированы многолетним безотчетным насилием со стороны государства в виде полицейского произвола и уличных казней. Как показывает Макс Фелкер-Кантор в своем исследовании работы полиции в Лос-Анджелесе, расстрелы чернокожих полицейскими исторически не были ни справедливыми, ни подотчетными. За год, предшествовавший восстанию в Уоттсе в 1965 г., полицейское управление Лос-Анджелеса (LAPD) "совершило шестьдесят четыре убийства, из которых шестьдесят два были признаны оправданными. В двадцати семи случаях жертва была убита выстрелом в спину; двадцать пять подозреваемых были безоружны, а четверо на момент выстрела не совершили никакого преступления". Разоблачение "оправданного убийства" как расистского государственного насилия и откровенного убийства становится особенно пугающим, если учесть, что на 77-й улице в полицейском участке Лос-Анджелеса часто используется аббревиатура LSMFT, означающая «Давайте сегодня пристрелим ублюдка. У тебя что, ниггерский нокер весь блестит?» Подобные настроения не были уделом нескольких "плохих яблок", а широко разделялись в полиции Лос-Анджелеса в целом и на самом верху управления. Действительно, не менее печально известный начальник полиции Лос-Анджелеса (1950-65 гг.) Уильям Паркер рассматривал работу городской полиции как "внутреннюю войну", где полиция представляет собой "тонкую голубую линию обороны... от которой мы должны зависеть, чтобы защитить вторжение изнутри".

Открытое пренебрежение к жизни чернокожих, проявляющееся в злоупотреблениях городской полиции, объясняется не только консерваторами, исповедующими "жесткий подход" и "закон и порядок". Как показано в книге "Полицейский Лос-Анджелес", период правления либерального афроамериканского мэра Тома Брэдли (1973-93 гг.) закончился избиением Родни Кинга четырьмя полицейскими, что послужило искрой для городского восстания 1992 г. в Лос-Анджелесе. Несмотря на попытки либералов провести такие реформы, как "процессуальная справедливость, улучшение отношений между полицией и обществом, повышение уровня профессиональной подготовки, направленные на смягчение власти полиции", полицейский произвол сохранялся, поскольку даже чернокожий либерал, долгое время занимавший пост мэра, Брэдли не пытался "коренным образом изменить основные властные отношения между полицией и городскими властями, с одной стороны, и черными и коричневыми сообществами - с другой". Эта неспособность проявить политическую волю в конечном итоге привела к тому, что Родни Кинг был избит дубинками несколькими полицейскими, один из которых инструктировал своих подчиненных "бить по суставам, по запястьям, по локтям, по коленям, по лодыжкам". То, что город взорвался волнениями после известия об оправдании полицейских летом 1992 г., не должно удивлять - как показали исследователи карцеральных государств, произошедшее в Лос-Анджелесе в 1992 г. следует понимать не как беззаконный "бунт", а скорее как уличное восстание против системы уголовного правосудия, которая позволяла насилию против чернокожих не прекращаться, оправдывая его законностью. Рассматривая способность полицейской власти делать жизнь чернокожих одноразовой без юридических последствий, Фелкер-Кантор приходит к выводу, что исторически полиция сохраняет то, что он назвал "монополией на легитимное насилие". "Поскольку монополия на средства насилия была основным элементом полицейской власти", - заключает Фелкер-Кантор, - "она позволяла полиции Лос-Анджелеса агрессивно дисциплинировать предполагаемые угрозы социальному порядку и, таким образом, создавать и обеспечивать иерархический расовый порядок".

Пинкер, однако, отвергает городские восстания как свидетельство преступности чернокожих, а не как функцию государственного насилия. "Афроамериканцы были зачинщиками беспорядков, - напоминает Пинкер своим читателям, - а не объектами, число погибших было невелико (большинство участников беспорядков были убиты полицией), и практически все объекты были имуществом, а не людьми. После 1950 г. в США не было беспорядков, в которых бы выделялась какая-либо раса или этническая группа". Во-первых, такое игнорирование не учитывает беспорядки белых в 1950-е и в 1970-е годы, когда белые жители северных городов отвечали на расовую интеграцию своих школ и районов широкомасштабным насилием, включая ряд яростных "квартальных" инцидентов беспорядков белых в Чикаго 1950-1960-х годов и когда "антибассеры" в Бостоне 1970-х годов бросали камни в школьные автобусы, заполненные черными детьми. Во-вторых, он отвергает городские волнения чернокожих как беспричинную преступность, вместо того чтобы понимать "беспорядки" как то, что Мартин Лютер Кинг называл "голосом неслышащих", где разочарованная реакция на продолжающийся полицейский произвол может быть лучше понята через призму точечных сражений за политическое насилие.

После убийства Кинга в Мемфисе (штат Теннесси) 4 апреля 1968 г. произошло более 125 восстаний чернокожего населения городов, закончившихся более чем 15 тыс. полицейских арестов и 50 смертями. Как отмечает историк из Йельского университета Элизабет Хинтон, на этом насилие не закончилось, а вылилось в четырехлетнюю волну беспорядков. "В последующие годы (1968-72), - напоминает Хинтон, - по меньшей мере в 960 сегрегированных черных общинах произошло 2310 отдельных инцидентов, которые журналисты и представители органов государственной безопасности назвали "беспорядками", "восстаниями", "мятежами", "извержениями" или "бунтами". Как и сегодня в Миннеаполисе, этот вид коллективного насилия почти всегда начинался с контакта жителей с представителями государства на передовой линии - полицией, а затем быстро переходил на другие институты". В свете продолжающейся борьбы за охрану порядка Хинтон утверждает, что историки должны интерпретировать уличное насилие после 1965 года в связи с постоянным и повсеместным полицейским произволом и "не как волну преступности, а как период продолжительного политического насилия".

Если до 1965 г. полицейский аппарат уже был проверенной временем машиной расового угнетения, то в ответ на городские волнения федеральное правительство объявило новую войну с преступностью, в рамках которой федеральные деньги были направлены на милитаризацию полицейских управлений. Так, например, бюджет полиции Лос-Анджелеса удвоился с 88,7 млн. долл. в 1966-7 гг. до 198,5 млн. долл. к 1972 г., что «способствовало внедрению в полиции Лос-Анджелеса планов борьбы с беспорядками, военной техники и компьютеризированных систем». В рамках послевьетнамского восприятия внутренней городской войны начальник полиции Дэрил Гейтс инициировал создание подразделения специального вооружения и тактики (SWAT), которое использовало близость Лос-Анджелеса к оборонной промышленности Калифорнии. По инициативе Гейтса на вооружение полиции Лос-Анджелеса поступили боевые средства, включая слезоточивый газ и гранаты, полуавтоматические винтовки, бронемашины и вертолеты наблюдения, а для обучения новых подразделений SWAT использовалось тактическое снаряжение для борьбы с беспорядками, превращавшее избитых полицейских в смертоносных снайперов. В то же время с воздуха полиция Лос-Анджелеса приступила к реализации программы наблюдения за небом под названием "Воздушная поддержка регулярных операций" (ASTRO), в рамках которой полицейские вертолеты с ревом пролетали над городом, чтобы заявить о победе в борьбе за правопорядок внутри страны, которую американские военные не смогли одержать во Вьетнаме.

В то время как Пинкер указывает на упадок военных действий в "новом мире" после 1945 г., городская полиция после 1965 г. оказалась