Леди GUN - Владимир Вера

– И что же, по-вашему, я должна делать? – все еще недоумевая, спросила Елена.

– Ничего! – с искрой надежды в глазах воскликнул Маркел. – Лучшее ваше действие – это бездействие! Предоставьте все мне. Не пройдет и суток, как они добровольно кинутся нам в ножки. А общак… он теперь ваш. – Он показал на стоящего у стойки бара парня, который держал в руках два огромных серебристых чемодана. – Там пятьдесят миллионов долларов.

– И вы так просто расстаетесь с таким состоянием? – с недоверием посмотрела на него Родионова.

– По мне, лучше расстаться с состоянием, чем с жизнью, – не задумываясь, ответил Маркел. – У каждого человека есть своя планка, выше которой ему никогда не прыгнуть. Не стоит зарываться, а то планка слетит, и каюк. Моя планка – это начальник службы безопасности у папы. Какая мне разница – у папы или у Матушки.

«У Матушки? – задумалась Родионова. – Снова в мафию?» Она вспомнила Бориса. Всю жизнь он пытался отгородить ее от грязного мира алчности и властолюбия. Она не должна соглашаться хотя бы в память о своем любимом человеке, который вернул ее к жизни, подарил счастье, материализовавшееся в дочери. Но почему же она не говорит «нет»? Почему медлит, углубляясь в размышления, взвешивая все «за» и «против»?

Она хочет обезопасить свою дочь, хочет устроить нормальную человеческую жизнь, хочет быть хорошей матерью. В этом злом мире выживают только хищники. В аду трудно быть ангелом. Ей надоело бегать ото всех и от самой себя. Она сказала:

– Да!

…Не прошло и двадцати четырех часов, как все лидеры московских группировок признали в Матушке преемницу вора в законе Крота. Положенцы Крота заверили Елену Александровну Родионову в своей безграничной преданности. Каждый из участников созванной Маркелом сходки по окончании собрания преклонил перед Матушкой колено и поцеловал ей руку.

Родионова вновь стала всесильной Матушкой? Да нет, она считала этот шаг временным отступлением, передышкой, рокировкой. Чем угодно, но только не свершившимся фактом. Она ведь согласилась только на номинальный статус. Так ей обещали. Никаких решений, приказов, стратегий. Елена стала главой гангстеров против своей воли, но при данных обстоятельствах этот путь был для нее единственно верным. Она пошла по нему с одной только целью: обезопасить себя и свою дочь. Их с Боренькой дочь…

Спустя 15 лет. Рим. Ватикан. 2010 год

Кардинал Анджей Пински уже был не в том возрасте, чтобы мечтать о должности камерленго[12], ему хватало обязанностей, возложенных на него братством иезуитов. Его положение в канклаве[13] Римской курии после избрания папой немца Йозефа Ратцингера[14], что стало возможным впервые за тысячу лет, несколько пошатнулось. Но Ратцингер – самый старый понтифик за всю историю и не самый дальновидный, раз позволяет себе ссориться с мусульманами[15]. Так что еще не вечер… Мир изменчив, а люди смертны.

Встреча с лидером мусульманской общины «Джамаат Риадус-Салихин», хромым человеком с тростью, который провозгласил девизом своих сторонников лозунг «Победа или рай!», естественно, была совершенно секретной. Кавказского фундаменталиста номер один сопровождал лишь ближайший соратник, глава «Мухабарата», его службы безопасности и разведки.

Последователи «Садов праведников», провозгласившие на российском Кавказе независимый эмират, рассматривались Пински исключительно как временные союзники. Они прибыли на Апеннины за деньгами. Ничего странного, ведь они объявили джихад не только русским, но и американцам, всем неверным «кафирам». А это значит, что финансирование для них ограничилось узким кругом частных лиц и неправительственных организаций.

– Я хочу искренне поблагодарить вас за оказанную помощь в моем восстановлении после ранений, – поклонился кардиналу самопровозглашенный эмир.

– Не стоит благодарности. Мне удалось убедить братьев, что это лишь небольшая толика компенсации мусульманам за оскорбительную регенсбургскую речь нашего понтифика. К тому же вы содействовали существенному сокращению выпадов против католиков. Так что мы – квиты. Но, что касается вашей просьбы, я не уверен, что вы получите деньги у нас. Попросите их у ваххабитов, ведь ваша идеология – салафийя и джихад. Здесь мы стоим на принципиально разных платформах.

– Наша идеология – ослабить Россию. А значит, она одна.

Пински задумался. Бывший координатор чеченских боевиков, называющий себя эмиром Кавказа, сыпал аксиомами, с которыми не поспоришь.

– Русские разбогатели за счет своей нефти и газа, – продолжил эмир. – Они засыпали деньгами наших врагов. А нам теперь не помогают ни Аравия, ни Эмираты. Они боятся конфронтации с Москвой и Вашингтоном. Где нам искать поддержки? Мы обращаемся ко всем, кто в состоянии нас выслушать.

– Кто же будет слушать тех, кто причастен к смерти невинных? – изрек кардинал.

– Нет невинных. Они платят налоги, на которые вооружаются армии. С их молчаливого согласия русский сапог топчет мою землю. А дети – это их будущие солдаты! – отрезал эмир.

– Я вынужден вам отказать, – не менее твердо произнес Пински, распрямив складку на своей красной мантии. – Ватикан не даст ничего… Конгрегация Доктрины веры против сношений с организациями, признанными в западном мире террористическими. Братство же тем более дистанцируется от контактов с лицами, подобными вам. Вы сами виноваты. Поэтому ваши друзья одиозны, неразборчивы в средствах и методах борьбы и добывания денег. Зачем вам было объявлять войну и Западу? Недостаточно было войны с Россией? Или вы в ней уже победили? Ныне пожинайте плоды своей глупости. И получайте деньги от наркобаронов, террористов, моджахедов… – завелся кардинал.

– У нас нет иных источников. И вы лишний раз меня в этом убедили. – Опираясь на трость, эмир собирался развернуться. – И это больше не война одних чеченцев. Мы поднимем кабарду, ингушей и дагестанцев. Нет больше Чечни. Есть вилайаты великого эмирата! Только вместе мы осилим гидру!

– Не обижайтесь на меня, – попросил прощения кардинал. – Братство уже предоставляло кредит некой особе в России, Елене Родионовой, Матушке, на раскол московской церкви. В итоге пятьдесят миллионов долларов улетучились в никуда. И церковь их только окрепла. А с приходом нового патриарха усилилась невероятно. Он уже совершает миссионерские визиты в Украину, на традиционно лояльный к Риму Запад, и его встречают как освободителя. Скоро в Украине выберут промосковского президента. Не удивлюсь, если благославлять его приедет Кирилл. Он уже узурпировал право вещать с кафедры на всех языках, включая латынь. Он претендует на вселенский куколь! Православие, а не Запад – вот наш истинный противник… Если б вы это поняли, у вас не было бы проблем с финансированием.

– Родионова… – только и ответил координатор. – Пятьдесят миллионов долларов. Ты слышал, Яраги?

– Я все слышал… – подтвердил глава «Мухабарата» Яраги Усманов.

Впервые за долгое время Елена Александровна слушала музыку. Она плакала. Но это были иные слезы. Они были вызваны не навязчивым страхом. Не воспоминаниями. Не тревогой. Она слушала не музыку Штрауса, легкость которой отложилась тяжелым отпечатком на ее сердце. Сегодня она плакала от трепета, от величия и таинства, открывшегося ей в музыке, которую сочинил священник.

Ей давно говорили о чуде, которое происходит с людьми, слушающими «Страсти по Матфею». Она не верила, что люди в Швейцарии, Австралии, Украине, России одинаково воспринимают ораторию митрополита Иллариона. Но все же пошла и с первых минут поняла, что не пожалеет. Когда оркестр и хор исполнили «Тайную вечерю», она с благоговейной радостью осознала, что эта музыка целиком вытеснила застарелый страх. В этот день она вошла в храм…

Ей было трудно. Она винила себя, утратившую веру и не доверявшую никому, винила, но отныне не презирала. Ненависть к себе улетучилась. Милосердие Господа стало очевидным и величественным, ведь иначе на свете не было бы такой музыки.

Она стала регулярно посещать церковь, поститься. Ее раскаяние и исповедь были искренними, а ее пожертвования исходили из сердца. У нее появились просьбы, и она не стеснялась молиться, ведь теперь она знала, что может ходатайствовать за Борю, за Милочку и Андрея, чтобы облегчить их участь на небесах. Она молилась о здравии Сашеньки, а иногда позволяла себе ставить свечку за собственное здравие. Ей хотелось жить. Ведь ее жизнь наполнилась любовью и светлой памятью.

– Елена Александровна, вы жертвуете колоссальные суммы на церковь, – заметил как-то Маркел. – Может, стоило ограничиться строительством одной часовни?

– Дай мне насладиться Воскресением… – останавливала его Родионова. – Следи лучше за Сашенькой и не зевай.