Письма на воде (СИ) - Наталья Гринина

стала его по собственной воле, тая в его руках от нежности и страсти… Чтобы она была свободна в своих чувствах, действиях и решениях и была счастлива с ним.

Ван Со представил, как Хэ Су, кутаясь в свадебные одеяния, затравленно смотрит на него, как когда-то смотрела на короля Тхэджо, и едва не теряет сознание от страха и отвращения, не смея отказать ему в его праве супруга… Представил – и его передёрнуло. Нет! Он никогда не сможет так поступить из уважения к ней, из любви и собственной жгучей потребности в ответном чувстве.

Он никогда не понимал, как можно овладеть женщиной силой или, ещё хуже, с её согласия, но не испытывая к ней абсолютно ничего. Для него всё то сокровенное, что свершалось за закрытыми дверями спальни между мужчиной и женщиной, было полно глубокого смысла и трепетного желания. Взаимного желания. Глупо, наивно, но тем не менее… Иного он себе не представлял, как не представлял на месте Хэ Су какую-то другую девушку.

И поэтому он не хотел даже думать о том, чтобы к чему-то принуждать Хэ Су. Она и без того столько жила под гнётом страха, долга и чуждых её живой, свободной натуре правил, что добивать её ещё и насильственным браком он просто не мог.

Остаётся только ждать.

Или… он всё-таки ошибается?

«Ведь жизнь, как справедливо заметил ваш отец перед кончиной, быстротечна… И можно просто не успеть…» – напомнил ему грубоватый голос генерала Пака, а вслед за этим и сам генерал возник в дверях комнаты, стукнув раз для приличия по деревянному косяку.

– Всё ещё не спите, принц Со? – осведомился он чисто риторически, окинув взглядом свёрнутую постель и фигуру в доспехах, замершую у окна.

– Не могу, – мотнул головой Ван Со.

Генерал оглянулся в коридор, затем шагнул в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.

– Вот что, Ваше Высочество, – решительно и твёрдо заговорил он, подходя к окну. – Как только из Сонгака прибудет подкрепление и лошади отдохнут, отправляйтесь-ка вы домой с вестовым. Вы сейчас нужнее во дворце. Киданей оставьте мне, а сами приглядывайте за королём. Неспокойна у меня за него душа. Я обещал вашему отцу, что буду заботиться о Ван Му, а сам мало того, что покинул Сонгак, так ещё и вас за собой потащил. Но кто лучше вас знает приграничье… А с другой стороны, нельзя и короля оставлять без надёжной защиты. Поэтому собирайтесь – вы отправляетесь домой. Вам лучше заняться охраной дворца, но прежде – прийти в себя. Вы превратились в собственную тень, вон как почернели, столько времени не спавши как следует. Как только в бою меч в руках держите и замертво не падаете? Ещё и киданей рубите, будто дрова, – загляденье просто…

– Но генерал… – попытался было возразить Ван Со, которому показалось, что его наставник делает это из жалости к нему. А жалость принц ненавидел всем своим нутром, в любом её проявлении.

– Да, «генерал»! – отрезал Пак Су Кён, и в его голосе зазвучал металл. – И поскольку пока я ещё командую этим гарнизоном, вы, принц Со, будете слушаться меня и выполнять мои приказы, несмотря на ваш статус. Вам понятно?

– Да, генерал, – эхом повторил Ван Со.

Пак Су Кён тревожился о короле, а принц – о Хэ Су. Он и самому себе не мог объяснить причину своих опасений, но его неотступно преследовало ощущение, что Хэ Су грозит беда. Не зря же его мучили все эти кошмарные сны!

И, может быть, генерал прав: ему нужно вернуться домой. Там он сможет защитить короля и будет рядом с Хэ Су.

Порой принуждение действительно во благо.

***

Что Ван Со просто терпеть не мог, так это дни рождения и другие праздники, где требовалось непременно дарить подарки и соблюдать придуманные ритуалы, нравится тебе виновник события или нет, и к тому же делать это прилюдно. А если его на дух не переносишь, что тогда – притворяться, лицемерить и натужно улыбаться ради соблюдения приличий? Лучше уж вообще на праздник не явиться, как, например, он поступил в день рождения Ван Ука, прикрывшись необходимостью срочной проверки вооружения восточного форпоста Корё. И совесть его дружелюбно молчала.

Он не привык к праздничным церемониям и не умел себя там вести, особенно когда все смотрели на него в ожидании каких-то напыщенных речей и прочей клоунады, которая из-за своей неестественности больше пристала уличным артистам. А ещё Ван Со пугали сюрпризы. Вспомнить хотя бы день рождения Ван Ына, когда из-за своей доверчивости и верности данному слову он сам стал главным «сюрпризом» при вручении подарков. Он до сих пор не мог думать о том дне без содрогания, хотя давно уже не носил маску и спокойно воспринимал шрам на своём лице. И всё благодаря Хэ Су.

Самого Ван Со никто никогда не поздравлял с днём его появления на свет, очевидно, считая это не даром, а нелепой ошибкой Небес. Иначе с чего бы им посылать в королевскую семью такое паршивое создание, да к тому же ещё и порченое? Ни в Шинчжу, ни в Сонгаке его день рождения ни разу не отмечали, поэтому Ван Со даже начал забывать, в какой день Луны ему так не посчастливилось появиться в этом мире. Ему ни разу не дарили подарки, не говорили добрые слова и не поднимали чаши вина за его здоровье. И его это в каком-то смысле устраивало: оказываться лишний раз в центре внимания и делать вид, что веришь фальшивой искренности окружающих, – не самая приятная штука на свете.

Ван Со даже запретил Чжи Мону сообщать кому-либо дату своего рождения, когда звездочёт заикнулся об этом, возясь с новогодними гороскопами для королевской семьи. Они тогда ещё серьёзно повздорили на этот счёт. Астроном пытался настаивать и успел-таки привести пару аргументов против странного требования, но угрожающее выражение лица четвёртого принца, а также собственный инстинкт самосохранения убедили его гораздо лучше каких-либо слов или действий.

Четвёртый принц династии Ван родился в год Петуха – этого, по мнению Ван Со, было более чем достаточно для истории и для кого бы то ни было вообще.

Однако день рождения Хэ Су – совсем другое дело! Ведь когда-то на рассвете такого же необыкновенного дня Небеса привели в этот мир ту, которая стала целым миром для него. Именно поэтому Ван Со хотелось побыть вдвоём с Хэ Су,