Гроза в Безначалье - Генри Олди

— Что?! Что ты сказал, Бог?! Повтори! — лицо женщины исказилось от ярости, и Вишну понял, что допустил ошибку.

Не стоило над гробом первого угрожать второму… Но было поздно.

— Тогда Вичитра будет жить, — холодно повторил Бог. — Или ты думала, что я позволю мальчишке сесть на трон?! Мне нужен Грозный-Чакравартин, и все, кто будет стоять у него на пути, — умрут! Так что у тебя просто нет выхода, моя дорогая аватара! Или делай что ведено, или…

— Нет выхода? — эхом повторила женщина, и в зеленых глазах ее зажглись недобрые огоньки «кошачьей искры». — Выход всегда есть, Бог-убийца! И если в этой жизни за мной числятся хоть какие-то духовные заслуги…

Опекун сразу понял, что сейчас произойдет. Чувствуя, что опаздывает, он взмахнул рукой, в которой, словно по волшебству, появилась метательная чакра. Но зыбкий ореол Жара-тапаса уже окружил фигуру женщины, как крепостные стены окружают слабую плоть горожан, и смертоносный диск взвизгнул, будто удар пришелся по броне, отлетев в сторону.

«Откуда у нее столько Жара?!» — пронзила раскаленная игла изумления.

— …то пусть сбудется мое проклятие! Теперь я знаю, кто создал меня изгоем, обрек на мучения, исковеркал жизнь и убил моего сына! Так слушай же, Опекун: да обратится в прах все, к чему ты стремишься, и когда ты достигнешь своей цели, пусть твой великий триумф обернется для тебя величайшим поражением!

Собравшись с силами, Сатьявати звонко закончила:

— Да будет так!

Ореол вокруг женщины вспыхнул нестерпимым светом, и Вишну, не выдержав, зажмурился. А когда он снова открыл глаза, сияние уже померкло — и Бог увидел: женщина медленно оседает на гладкие плиты двора.

Опекун молча смотрел, как она падает, дождался, пока царица застыла, скорчившись младенцем в материнской утробе, потом шагнул ближе и вгляделся в черты собственного творения. Собственной неудачи.

Они менялись с ужасающей быстротой: тело усыхало, на лице проступила сеть морщин, кожа провисла складками — из статной чернокожей красавицы Сатьявати превращалась в старуху.

И только запах сандала не исчезал, по-прежнему облаком окружая увядший цветок.

Убивать женщину не имело смысла. Не сегодня-завтра сама подохнет. И все же — откуда у нее столько Жара?! Возможно ли?!

Вишну был в смятении. Теперь над ним тяготело проклятие, и скорее всего оно сбудется — но это не слишком волновало Опекуна. Как-нибудь выкрутится — впервой, что ли?! Беспокоило другое: обильный Жар-тапас у женщины, которая никогда не предавалась подвижничеству и аскезе! Которая была даже не вполне человеком — уж Вишну-то это было известно лучше всех!

Опекун терпеть не мог загадок. Особенно когда заранее не знал ответа. 

Бог постоял еще немного, потом, словно очнувшись, подобрал оброненную чакру и быстро пошел прочь.

…Видение меркло перед глазами, постепенно уходя туда, где ему и было место — в прошлое. В чужое прошлое, воспетое сказителями-лакировщиками и надежно похороненное под пеплом дней и лет. Под мокрым пеплом, сажей, щедро политой ливнями многих гроз, грязью, после которой остаются чистыми руки богов и только богов.

Я глубоко вздохнул — последнее утверждение казалось мне сомнительным — и помотал головой, приходя в себя.

Вот, значит, каково оно, проклятие мятежной аватары! Слово женщины у последнего рубежа безнадежности: и тысячи тысяч воинов гибнут теперь из-за него на Поле Куру! Большая часть уже погибла, не добравшись до райских миров и Преисподней… Тоже из-за проклятия?!

Быть не может…

Да, теперь и глупцу ясно: братец Вишну всерьез сколачивал во Втором мире империю, возрождал Великую Бхарату — а когда у него это практически получилось, сработал подарок аватары-водяницы!

Или я выдаю желаемое за действительное?! А на самом деле час проклятия Сатьявати еще не пробил или вовсе не пробьет никогда, а наш замечательный Опекун Мира если и создавал империю, то лишь для того, чтобы растерзать её на части и затем столкнуть остатки лбами на Курукшетре!

Тщательно продуманный план?

Забава ребенка, который строит игрушечную колесницу, потом сломать?!

Вот только в обоих случаях это не объясняло странностей сегодняшнего дня! Канувшие в нети души убитых, нелепые видения Локапал, бои с невидимкой-насмешником в Безначалье, огненная пасть-обжора…

И если Песнь Господа в исполнении Черного Баламута еще можно как-то списать на отчаянную попытку Опекуна спасти положение, то все остальное… Да и зачем она понадобилась Вишну, эта самая «Великая Бхарата»?! Самолюбие тешить?! Приношениями обжираться?! Славословиям внимать?!

Зачем?!

Ведь хоть тридцать три Великих Бхараты нагромозди друг на друга, от земли до неба — Упендра останется Упендрой, Индра Индрой, Шива как был Разрушителем, так и будет, а люди… А что люди?

И я вдруг отчетливо увидел, прежде чем развести руками.

Словно белое золото проклятой пекторали вновь воссияло передо мной, поле боя, беззвучно трубят слоны, оцепенели люди, чье-то тело простерлось ничком у накренившейся колесницы, руки разбросаны в разные стороны, изломаны углами — и неправильная молния, бьющая в небо из этого плотского креста, громовой ваджры, свастики… 

Когда все исчезло, я все-таки развел руками.

Размышлять — занятие для Громовержца не слишком привычное. Но ничего, я быстро учусь! А пока оборвем-ка те плоды, что висят под самым носом.

— Слушай, Кала… извини за откровенность, но… это всегда так?! Ну, как у нас с тобой было? Я ведь у тебя наверняка не первый?

— Не первый, — кивнуло Время с отчетливым намеком «И не последний!». — И так бывает почти всегда. Если, конечно, сильно захотеть… Да, именно захотеть. Провидеть будущее — почти невозможно, ибо эти капли еще в кувшине, а прошлое — что рассказывать, если ты видел сам!

Будущее! Суры-асуры, мне и в голову не пришло!..

— И кто еще разгуливал с тобой по прошлому? — улыбка вышла кривой и за двадцать шагов отдавала фальшью. До тошноты.

— Ну ты и вопросы задаешь, Владыка! — Если Кала даже только притворилась обиженной, то сделала это очень натурально. — Облагодетельствовал бедную женщину и давай с перуном у горла выпытывать имена предыдущих любовников?!

— А ты посмотри на это с другой стороны: Стогневный Индра желает знать, кто в Трехмирье слишком интересуется прошлым? Или, того больше, — будущим?

— Успокойся, Владыка: среди этих счастливчиков нет ни асуров, ни ракшасов, ни… А может, ты просто ревнуешь?

Она лукаво усмехнулась, и у меня малость отлегло от сердца — все-таки обида Калы оказалась напускной!

— А даже если и так? — Я сжал ее плечи и окунулся в сияние звездных глаз. — Боишься, что пойду глушить ваджрой направо и налево?

— С тебя станется! — Теперь она уже откровенно хихикала, отворачивая раскрасневшееся лицо в сторону. — Ладно, уж одного-то ты точно не тронешь… Небось отлично знаешь, что значит — убить брахмана! А за собственного родового Наставника вдвое причитается!..

— Словоблуд?! — Меня словно трезубцем по затылку шарахнули. — Да ведь он же старик!

— Старик?! — Казалось, Кала поражена не меньше моего.

— Ну конечно!

Прежде чем ответить, Кала-Время посмотрела на меня долгим изучающим взглядом, как будто пыталась разглядеть под личиной Громовержца кого-то другого, кто притаился внутри и только что выдал себя неосторожным словом.

— С каких это пор для тебя стал иметь значение внешний облик, Владыка? Брихас старый? А ты — молодой? Или, например, Шива… Ну, о себе я вообще молчу: хоть для меня понятие возраста бессмысленно, я все-таки женщина, — и Кала скромно потупилась.

Я снова не понял — всерьез или в шутку.

И тут до меня наконец дошла несуразность собственного вопроса, продрав ознобом по коже! Действительно, разве могло прийти в голову Индре-Громовержцу всерьез воспринять внешний облик любого из суров?! Да, Брихас привык к своему обличью, кряхтя и стеная где надо и не надо, но при необходимости Словоблуд может обернуться красавцем почище Цветочного Лучника! Та же Кала прямо на глазах у меня меняла свою внешность — и ничего, отнесся равнодушно! В конце-то концов, я и сам мастак на такие проделки: к жене в облике мужа являлся, в венчике лотоса прятался, червяком-костогрызом оборачивался…

Все! Хватит! Никаких червяков!

— Что с тобой, Владыка?! Опять?!

Кала испуганно отшатнулась от меня. Кажется, последние слова я выкрикнул вслух.

— Извини, Кала. Денек у меня сегодня — врагу не пожелаю! Брихаса стариком обозвал, кричу ерунду всякую…

Замолчав, я взглянул на небо. Согнанные мной тучи, оставшись без присмотра, лениво уползали на северо-запад, в сторону Поля Куру, постепенно открывая алмазные россыпи звезд.