Анастасия. Дело для нежной барышни - Тата Орлова

Кажется, Петро понял, о чем именно я говорила:

— Время тогда было тяжелое, — как-то… весомо, сказал он, став той опорой, которой негласно являлся для нас всех. — Много умерло, много сиротами осталось. Сначала не о том думали, а как согреть, да накормить. Елизавета Николаевна не всегда домой ночевать возвращалась, все при детях, да при детях. А уж вы совсем тяжелой были, угасали прямо на глазах. А потом, когда чуть полегчало, беспомощной, как младенец. — Он вздохнул… Тяжело, натужно… Словно готовил: — А чуть позже письмо пришло из степи с гонцом. А там всего одно слово: погибли. От кого — я не знаю, но матушка долго плакала.

— Прости, — повинно опустила я голову. — Но это так несправедливо…

Вот и все! Ее молчание объяснялось совсем просто… Нельзя сказать того, о чем не знаешь. Или… уверен, что не знаешь, как было в моем случае.

Кто — я, она, возможно и догадалась, а что касалась остального…

Теперь с мысли сбил Петро:

— Справедливо будет, когда вы узнаете, кто и почему такое с ними сделал, — отпустив мои руки и подтолкнув к лестнице, ответил он. — Я матушке скажу сам, а вы постарайтесь не показывать вида.

И он тоже был прав! Не только в том, что, не забывая о мертвых, мы должны были думать и о живых, но и в том, что касалось справедливости. Той самой, на которую вскользь намекнул князь, говоря о разных задачах и разной степени влияния.

Переоделась я быстро — Светлана ждала в комнате, — но когда спустилась в гостиную, князь находился уже там, приветливо разговаривая с той самой Розалией.

Девушка скромно улыбалась в ответ и была похожа, скорее, на угловатого подростка, не знающего куда деть руки, чем на воина, уже успевшего если и не спасти мне жизнь, то хотя бы избавить от серьезных проблем.

— А вот и она! — воскликнула матушка, довольно поспешно направляясь мне навстречу. — Это моя вина, — чуть слышно шепнула, приобняв меня за плечи.

— Нет! — тихо, но твердо отозвалась я, со всей нежностью, на которую была способна, касаясь губами ее щеки. — Я люблю вас, матушка, — добавила я, чувствуя, как она вздрогнула. — И повторила, чтобы уже никаких сомнений: — Люблю!

Нам бы остаться вдвоем… дав волю словам и слезам, но…

— Ваше высочество, — вывернувшись из объятий Елизаветы Николаевны, подошла я к принцу Орану. Лукаво улыбнувшись, присела в реверансе: — Я рада видеть вас в этом доме.

— А взгляд все такой же, — вместо приветствия, довольно усмехнулся Оран. — Острый, пронзительный.

— Вы мне льстите, ваше высочество, — вроде как укоризненно качнула я головой. — Где уж мне до вас.

— Но тот след обнаружили именно вы, — без труда парировал он, намекая на главную улику, которая помогла разобраться с похищением важных бумаг из его тайника.

— Потому что меня этому учили, — улыбнулась я. Но теперь уже не принцу, а его спутнику. — Мне рассказывали о количестве разбитых вами сердец, господин советник, — обернувшись к нему, заметила я.

— Мы для вас, как диковинка, — целуя мне руку, отозвался он, — вот только суть все та же.

— Вряд ли те дамы так просто с вами согласятся, — возразила я, ответив на ироничный взгляд Розалии таким же. — А кто же это прелестное дитя? — обратившись к принцу, поинтересовалась я.

На Ибрагима старалась не смотреть. Смущал он меня… Трудно сказать — чем, но смущал.

— Прошу простить, — Аль Абар отреагировал первым.

Повернулся к девушке, сделал приглашающий жест. Когда она подошла, скромно опустив глаза и сжав в ладошках концы длинного шарфа, который по степному обычаю опоясывал длинную тунику, надетую поверх заправленных в невысокие сапожки штанов, на мгновение прижал к себе:

— Моя воспитанница, Розалия. — Произнести соответствующую реплику я не успела, Ибрагим тут же добавил: — Я просил Елизавету Николаевну принять участие в ее судьбе. Ваша матушка мне не отказала…

Этот день был богат на сюрпризы, этот исключением не стал.

А ведь я считала, что все уже практически закончилось…

Глава 20

Наши желания частенько не совпадают с нашими же возможностями. Как ни хотела, но отправиться в приют с самого утра мне не удалось. Сначала отчитывалась перед Маркони, затем, уже и с ним и Соулом, который вновь не приехал ночевать, набрасывали план следственных действий. В связи с задержанием Кармира дела по покушениям вернули моей группе. И не важно, что не по правилам, главное, мы были достаточно в теме, чтобы влиться сразу.

Потом, словно догадываясь о моих замыслах, поблизости крутился Энгин, не позволяя незаметно покинуть департамент. Затем… затем не дал сбежать в одиночку Самюэль, потребовав взять его с собой. Вильен повторил слова Джакса с теми же, не предусматривающими возражений интонациями. Отказать я не смогла, да и не сильно старалась. С ними чувствовала себя увереннее.

В Синий, ремесленный район, мы въехали уже около четырех. Еще далеко не вечер, но уже ощущалась какая-то истома, окутывавшая дома легким флером. И ведь не жаркое томление — день был хоть и теплым, но без изнуряющей тяжести, а что-то такое, неуловимое, заставляющее думать об отдыхе.

— Ты уверена, что хочешь сделать это сама? — наклонился ко мне с сиденья напротив Сэм. Ехали мы в его экипаже. Вроде как под охраной. — Елизавета Николаевна…

— Уверена, — несколько грубо оборвала я его. — Извини, — тут же поправилась, протянула к нему ладонь, которую он тут же сжал. — Я должна разобраться. И не только с тем, что произошло тогда.

Самюэль понимающе кивнул — о том, что нас, похоже, использовали в своих целях, мы уже говорили. Зачем — понятно. Это мы были в Аркаре своими…

— Не нравится мне все это, — продолжил Сэм, посмотрев на Виля. Тот сидел рядом со мной. — Князь…

— Пожалуйста, не надо, — едва ли не жалобно попросила я.

Насколько бы не отвлекали в последние дни другие проблемы, но вот этой остроты по отношению к Северову, я не пропустила. О причинах старалась не думать. Первая же, что я могла спутать дружеские чувства Сэма с чем-то другим, заставляла болезненно сжиматься сердце.

Самюэль был для меня больше, чем друг, но… меньше, чем возлюбленный. Теперь, по крайней мере.

— Хорошо, — согласился он, выглянув в окошко. — Почти приехали.

Дом, в котором матушка организовала приют для девушек, находился неподалеку от реки. Большой, трехэтажный, он мало чем выделялся среди таких же, основательных, которых было много в этой части Синего района. Если только смехом, который частенько звучал из-за узорчатой ограды, да смущающими аппетит ароматами, когда по осени в хорошо обустроенном двору старшие воспитанницы делали заготовки на зиму.