Властитель Вселенной - Шервуд Смит

Пока же все, что он имел на руках, – это не вызывающие особого доверия рассказы рифтеров, которым, разумеется, не избежать его допроса... кроме, возможно, того, с Тимберуэлла, формально не утратившего гражданских прав. Впрочем, надо ведь знать еще, какие вопросы задавать, а потом, их ответы открывали только то, что считают правдой они сами, а не саму правду. Какой бы она, эта правда, ни оказалась. Нукиэль застонал.

Он осторожно провел рукой по командирской кнопке на подлокотнике – его вдруг пронзила мысль о том, сколько силы сосредоточено в этом маленьком круглом кусочке пластика. Нажим чуть сильнее, несколько слов – и он может высвободить столько разрушительной энергии, сколько не снилось всем армиям Утерянной Земли, вместе взятым.

Загудел дверной сигнал, прервав его мысли.

– Войдите.

Люк скользнул в сторону, пропуская в каюту коммандера Эфрика.

– Заходи, Леонтуа, – произнес Нукиэль, с самого начала придавая их разговору неофициальный характер. – Хочешь чего-нибудь? – Он махнул рукой на кресло напротив.

Эфрик сел, чуть поморщил нос и расстегнул воротничок.

– Как только вы можете пить этот свой чай в такой жарище? – он обмахнулся рукой. – Спасибо, мне ничего... – Он осекся и пристальнее посмотрел на Нукиэля. – Вы не простудились?

Нукиэль невесело усмехнулся.

– Можно назвать и так.

– А... – Эфрик огляделся по сторонам. Блики света играли на его коротко остриженной черной шевелюре. – Тамошние магистры избавят вас от этого в два счета.

Некоторое время оба молчали: друзья могут позволить себе посидеть в тишине.

– Ты ведь был на Дезриене, верно?

– На низкой орбите, – ответил Эфрик, пожав плечами. – Собственно, мне и рассказывать-то особенно нечего. Я тогда служил лейтенантом на «Громовержце», и его послали сделать съемку поверхности для карт, – Он вздохнул. – Правительство ведь не может признать свое поражение, так ведь? Каждые лет тридцать – словно по стабильной орбите. – Он сделал рукой жест, будто отмахиваясь. – Ну в общем, они напихали в этот старый фрегат все мыслимые и немыслимые датчики. Я как раз был на мостике, когда капитан вызвал их Узел, и машина связала его с кем-то на поверхности.

– Он что, запросил разрешения на посадку?

– После того, что случилось в девяносто девятом, он не посмел бы.

– А они что ответили?

– Они только рассмеялись. Не издевательски, не презрительно – нормальный, вполне дружелюбный смех. Только слегка удивленный, словно они не могут понять, почему до нас никак не доходит, что все равно ничего не получится. – Эфрик покачал головой. – Они сказали, снимайте на здоровье, только не предпринимайте попытки приземлиться. – Он дернул бровью. – Желающих и не было.

– И что случилось?

– Ничего – по крайней мере поначалу. Капитан Эннеал перевел нас на низкую полярную орбиту, полностью перекрывающую поверхность. Все шло гладко как по маслу.

Он снова замолчал. Нукиэль отпил еще чаю.

– А потом?

– А потом внешнее наблюдение дало команду на расшифровку. В ожидании первых результатов все собрались перед экраном. Что-то там мигнуло, и пульт внешнего наблюдения заверещал, как кошка, которой люком прищемило хвост. Компьютер полетел к чертовой матери.

Он снова покачал головой.

– Мы продолжали попытки. Снова наладили компьютер – в следующий раз, когда полетела программа, она каким-то образом зацепила и системы жизнеобеспечения. Все пропахло нестираными носками.

Эфрик поднялся и подошел к полке, на которой лежали награды Нукиэля. Не оборачиваясь, он осторожно провел пальцем по одной из орденских планок.

– Капитан все еще не сдавался. Короче, мы еле дотянули до дома на одном движке, наши гравиторы отказывались поддерживать одинаковую гравитацию в разных отсеках, и что хуже всего, сломались холодильники на камбузе, так что синтезаторы выдавали нам только прокисшее пиво и файянский сыр.

Нукиэль поперхнулся чаем.

– Файянский? Сыр? Это та штука, что...

Эфрик повернулся и, брезгливо скривив губы, кивнул.

– Пахнет как у трупа из подмышки.

– Да, но единственный раз, когда я видел ее на столе, эта проклятая гадость шевелилась – прямо на тарелке!

– Она трепыхается еще сильнее, когда ты пытаешься проглотить ее, – мрачно поправил его Эфрик. – Вот только выбора у нас не было никакого, приходилось глотать. Теперь-то я хорошо понимаю, почему никто, кроме этих файянцев, его терпеть не может.

– А мне говорили, они от него без ума.

– Вот поэтому их так и любят – особенно в маленьком, замкнутом пространстве вроде корабля. – Эфрик вернулся к своему креслу. – Впрочем, по сравнению со многими мы еще дешево отделались.

Нукиэль кивнул. Желание посмеяться таяло, как пар, поднимавшийся от его чая. Экспедиция девяносто девятого года просто бесследно исчезла.

Эфрик сел и наклонился вперед.

– Мандрос, почему вы приказали нам идти на Дезриен?

Нукиэль осторожно поставил кружку на стол.

– Полагаю, я призван... и это имеет какое-то отношение к Эренарху и остальным...

Негромко загудел коммуникатор.

– Нукиэль слушает.

– Капитан, до выхода в систему Дезриена три минуты.

– Спасибо, Пеле. Свяжитесь с Узлом и выведите сигнал ко мне в каюту.

Он выключил коммуникатор.

– Очень скоро мы все узнаем. Поэтому я и звал тебя, Эфрик: если моя карьера полетит псу под хвост, мне хотелось бы, чтобы хотя бы один человек понимал, что произошло.

Эфрик кивнул и откинулся на спинку кресла. До ответа Магистериума говорить было не о чем.

Ласковый летний ветерок лениво шевелил ветвями в саду Нью-Гластонбери. Узкий солнечный луч прорвался сквозь листву, и оконное стекло раздробило его на маленькую радугу, игравшую на полированном дереве рабочего стола Элоатри. Часть ее сознания отмечала негромкое щелканье садовых ножниц за окном. Потом залихватская трель пересмешника окончательно оторвала Элоатри от книги: «тик-так-тик, фьюить, фьюить, чирик, чирик, чирик!» – и завершившая песню мастерская имитация колокольного звона заставила ее улыбнуться.

«Час до сиксты», – подумала она, и в памяти услужливо всплыла цитата из книги: «Сикста есть час Откровений Петра, открывших вселенскую роль Церкви...»

Элоатри вздохнула. Как бы ни помогали ей книги и чипы, рутина ее обязанностей гораздо эффективнее погружала ее в лоно этой – увы! – чужой пока для нее веры. Она потеребила жесткий воротничок, потом, спохватившись, опустила руку и повернулась выглянуть в окно.

Как там звали того древнего римского епископа, о котором говорил ей секретарь? Перегринус... Пеллерини? Избранный только за то, что ему на голову сел голубь, когда он просто так, из любопытства вышел из церкви. Она представляла себе, что он должен был ощущать при этом. Интересно, что за епископ из него вышел?

Она чуть улыбнулась. У Туаана, ее секретаря, довольно странное чувство юмора, но без него она пропала бы.

Словно в ответ на ее мысли пропел вызов на панели коммуникатора.

– Да?

– Линкор вышел в районе планеты и ожидает возле Узла, – послышался голос Туаана. – Они не говорят точно, зачем они здесь, но мне кажется, они призваны.

Элоатри села; ноги не держали ее от волнения. Чего она ожидает?

– Иду.

Когда она вошла в переговорную, Туаан уже ждал ее, сгорая от любопытства. Не говоря ни слова, он включил голопроекцию и отступил в сторону, выйдя из поля зрения камеры.

В воздухе соткалось и обрело материальность изображение: высокий, худощавый, темнокожий флотский офицер с коротко постриженной седеющей бородой. Он стоял неподвижно, хотя и не по стойке «смирно»; она почти не видела окружающей его обстановки, но догадалась, что это, скорее всего, его каюта. Во всяком случае, наверняка не мостик.

Взгляд его сфокусировался вдруг на ней, и глаза его удивленно расширились. «Он меня узнал», – догадалась она. Сама она его не узнавала – он не походил ни на кого из тех сновидений, что лишили ее покоя с тех пор, как она покинула вихару. – «Возможно, это он призван».

– Говорит капитан Мандрос Нукиэль, командующий линкором Его Величества «Мбва Кали».

– Добро пожаловать на орбиту Дезриена, капитан, – ответила она. – Меня зовут Элоатри. Волею Телоса я Верховный Фанист Дезриена.

Густые брови капитана сошлись на переносице; весь вид его выражал сомнение.

– Томико был на Артелионе, – пояснила она тоном оракула в надежде на то, что он подтвердит или опровергнет те смутные слухи, которые начали уже доходить до Дезриена. Несмотря на все ее видения, никаких твердых доказательств того, что творилось в Тысяче Солнц, у нее не было.

И, увидев по его лицу, что слова ее достигли цели, она подняла руку с навеки выжженным на ней силуэтом Диграмматона.

Капитан Нукиэль вздохнул – невольная, но совершенно естественная реакция.

– Значит, это вы призвали меня.