Избранные произведения - Владимир Даль

Ну, государь мой, а коли дельце в силу уголовного уложения поважнее, каково, например, следствие не для ради одной острастки, не следствие совращаемое, а настоящее, на основании предписания начальства, по воровству-краже либо по воровству-мошенничеству, а ведь ину пору и по убийству бывает, - тогда вся штука в смётке, чтоб притянуть между делом к прикосновенности с человека с подбоем, которому б было чем разделываться; вот его будто к допросу; показывай он себе что хочешь, нам все равно, только вру больше; а мы все пишем да пишем, а там опять допрашиваем да опять себе пишем; сличив на досуге все показания его, и выведешь противоречие; вот дело-то уж и принимает другой оборот. Тут прочитаешь ему относящиеся до этого обстоятельства статьи: об уликах, очных ставках, о ложном показании свидетелей в о прочем. Ну, разумеется, кто же сам себе ворог, не каменная душа в человеке, размякнет; иной жмется долгонько, все уж под конец подастся; вот мы и на переговоры и подоим его маленько; а все допросы эти и показания из дела вон да в успокоение его при нем же начетверо; потрохи эти, видишь, и к делу-то не вдут, а подкладываются временно, для одной только острастки. Вот, государь мой, и тут сноровка нужна немаловажная" чтоб дело-то вести в два порядка и не спутывать их, а помнить, в каком показании про что поминать, а о чем умалчивать либо то чем отбирать показание особо, в виде дополнительного; это-то мы и называем потрохами, их-то и можно в случае чего побоку, а дело все идет да идет себе своим порядком; так и плетем.

Слушатель с жадностью и завистью внимал наставлениям этим. вздохнул, наполнил стаканчик своего гостя и сказал:

- А дельце Амалии Кейзер, Иван Абрамыч, сделайте одолжение...

- Дельце Амалии Кейзер, - начал тот, - о котором вы давеча помянули, или бишь я то есть помянул, а вы напросились на него... Разболтался я больно ныне для праздничка... Ну, да уж быть так! Да-с, это дельце выдалось хлебное, нечего сказать... богатейшее! Нашему брату, мелкой сошке, редко на веку такое достается... А ведь для незнающего человека плевое деле было. гроша не стоило; чего ведь уж наш следственный не новичок, не олух. не промах, уж он то есть видывал виды, и знает толк, и зубы съел на этом, да и тот, взглянув на дельце это, на явочное прошение по вздорной покраже, сунул его мне, по обиходной, по-нашему то есть, и всего-то за три целковых... Да, три!! Да в других руках оно я трех гривенников не стояла, а недельки через две не тремя запахло; в моих-то руках, любезнейший, оно то есть вот как развернулось, что, пожалуй, к трем-то и два нолика без греха приписать бы можно - вот что. Ну так вот послушайте-ка.

У графа Трухина-Соломкина - знаете, в Волошской. от моста третий дом, какая-то прачка ли, судомойка ли украла батистовый платочек. А кто ворует да концов хоронить не умеет, тот нашего брата кормит. Ее прислали в часть. Ну, первое дело, известие, понаведаться в дом графа для разных допросов; бывает и в таком доме, что впутается кто-нибудь сторонний да пожелает разделаться по-приятельски, чтоб в таком деле не было его имени на бумаге; бывает, что струсит, как закинешь намек, что следует-де вас в часть потребовать, снять показаньице; а нет, так просто надоешь частыми приходами да расспросами; уж тут самому скучать пиках нельзя. Вот иному барину беспокойно покажется, и он тебя, то есть с моим удовольствием, поблагодарят, только не беспокой его. Вот недавно также по воровству стали потаскивать день за день для допроса то кучера, то комнатного, то повара - глядишь, а барин-то день без лошадей, день без обеда, день без чищеного платья и сапог, - и пропаже своей не рад. "Бросьте, говорит, дело, не желаю продолжать иска". - "Нельзя, говорят, следствие должно идти своим порядком"; в убытках вы вольны прощать вора, а в уголовном деле - нет, не ваша воля, да и не наша, и мы не вправе". Вот барин-то и видит, что надо раскошеливаться; двадцать пять и подмес, только оставь его в покое да не таскай людей; да, вишь, не мне достались они, а самому.

Ну, так о нашем-то деле; тут, в этом доме то есть, ничего то есть не далось, самая сущая безделица, истому, знаете, что это дом не такой: тут надо с осторожностью поступать и деликатно. Тут даже и поличного не приложили, то есть платка батистового, как девку при объявлении отправили в часть, а ведь уж это первое, чтоб поличное было налицо, хоть оно и не важное дело - - платочек, а все годится... Ну тут и этого не удалось: дом не такой, нельзя было и настаивать очень надо было осмотрительнее. А ину пору, вот и в прошлом году, только что также нам по усам текло, а в рот не попало - две серебряные ложки сряду выудил наш из дому после покражи серебра, для сравнения, а уж за третьей не посмел идти, так и бросил дело... А в другой раз шубку украли в доме; он меня и взял с собою для допроса, да и стал было приставать, чтоб все приметы записать, и все опять допрашивает... "Ну, - говорит хозяин, - уж извините, я вижу, чего вам хочется, да у меня другой такой шубы для сравнения нет..." Срезал злодей!

Ну, сударь мой, так-то я вижу, что толку нет, на подметки не выбегаешь, незачем и ходить к графу. Как быть, а три целковеньких задано, надо умудряться. Вот я вечером опять взялся за дело, за производство то есть, поглядел на него - с которого конца не приступись, и гроша не стоит, не только трех рублей. Если что-нибудь с девки сорвать - так безделица, едва ли в расходы воротишь, а уж тогда выпустить надо и перешить дело. Не хочется, убыточно. Ну, думаю, не поищешь, не постараешься, так и не найдешь. А потерять свое жаль. "Брось, - говорят товарищи, - ничего не доищешься, хоть и не перечитывай"; да и стали еще подсмеиваться, да и подшучивать надо мною, мигнув друг другу, да вполголоса: "Вот зашибет человек копейку, так зашибет!"

Ну, ладно. Перепустил я листы еще разок промеж пальцев - чего смотреть, явочная от управителя графского, да адресный билет Матрены этой, да два листка отобранных мною показаний - только и есть. Как ни верти, не вывертишь, а вывертеть надо. Гляжу - так вот глазами и напоролся тебе на аттестацию подсудимой по-прежнему местопребыванию, на адресном то есть билете; во-первых, подпись не засвидетельствована в квартале, а во-вторых, аттестация подписана твердою, скорописною мужскою рукою: Амалия Кейзер. "Врешь, - подумал я, Амалии Кейзеры так не пишут; и у меня почуяло что-то ретивое и будто бархатною рукою по сердцу провело. Поглядел еще и молчу; думаю, пусть посмеются, а последний смех будет лучше первого.

Вот, сударик ты мой, тотчас закинули мы то есть крючок туда, где жила прежде Матрена наша, да вытребовали управляющего дома. Пришел. Мы его адресный билет с аттестатом на стол: это, мол, что? Глядит. У вас-де в доме жила такая-то и перешла на другое место; там она прокралась и шибко попалась - дело уголовное; а тут вот и аттестат не засвидетельствован в квартале. "Виноват, говорит, как-нибудь недоглядели; дело прошлое, не вводите в беду..." - "Чего не вводить, ты видишь, чай, что и без нас сам влез, и с головою. Ныне время строгое, нашему брату за вас не отвечать; чай, законы знаешь не хуже нашего: штрафу причтется за передержательство по полтора целковых за сутки, и всего за девяносто семь дней".

Вот мой управляющий туда, сюда. "Поправьте как-нибудь, говорит, беду нашу; ведь тут худого умысла не было; просмотрели, а девка ушла; где искать ее станешь? Возьмите по-христиански, да и концы в воду". - "Что долго толковать, - сказал я, - дело видимое, на ладонке: либо по полтора целковых за девяносто семь дней, либо тридцать на стол - больше и говорить не стану". Почесался мой управляющий, однако ж принес денежки. Мы послали билет от себя засвидетельствовать в квартал - и концы в воду.

- Ну, это конечно, - сказал я. - Теперь примемся за другое. Кто такая у вас в доме Амалия Кейзер?

- Ну, - говорит, - уж про то сама она знает, кто она; она и всего-то с год, как приехала сюда не знать откуда, из Риги либо из Ревеля, из Гамбурга, и больно щеголяет. Доходы она, видно, получает знатные;

- А по-русски знает хорошо?

- Где хорошо, через пятое в десятое ломает. "Есть поживишка, - подумал я, - теперь есть, не уйдет". Вот принес черт на хвосте, так принес! Пишем опять в квартал: объявить Амалии Кейзер, чтоб соблаговолила пожаловать в такую-то часть. Заметьте, это так пишется у нас в первый раз: "Объявить, чтоб соблаговолила", потому что надо же не об одном себе подумать, а выручить при случае товарищей: по этому приглашению она еще не явится, а местный квартальный только что попользуется небольшим гостинцем. Сождали мы недельку да черкнули другое приглашение:

"Представить немедленно в часть для допроса". Вот тут-то уж она, голубушка моя, не отвертелась от нас, не тем голосом заговорила: отдав там целковенький, чтоб за великую милость позволили ей приехать в своем экипаже, а не водили с городовым - ведь тоже анбициантка есть, людей стыдится, - изволила прикатить в парной колясочке, в щегольской, сударь; а лошадки, хоть бы и не ей прокатиться, тысячные; сама в бархате, в шелку, в перьях... ну вот глядеть любо; этаких-то подай нам больше, тут хоть щипком урвешь, так на магарычи будет!