Александр Александрович Богданов - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На наш взгляд, философские разногласия использовались лишь как прикрытие в политической борьбе. Это, разумеется, не значит, что их не было. Но ведь отодвигали же философию в сторону, когда в политике было единодушие! Ленин, по его собственным словам, «за сочинениями Богданова по философии следил с его энергетической книги об “Историческом взгляде на природу”». При личном знакомстве в Женеве в 1904 году они «презентовали друг другу» свои книги: Ленин подарил Богданову «Шаг вперед, два шага назад (Кризис в нашей партии)», Богданов – Ленину «одну свою тогдашнюю философскую работу»[653] (это был первый том «Эмпириомонизма»). По мнению Н. Валентинова, Ленина в данном случае подводит память, ибо, встретившись с Богдановым в феврале 1904 года, «Ленин не мог ему в этот момент “презентовать” “Шаги”. Эту вещь он только начал писать и вышла она из печати в половине мая»[654]. Но сути дела это не меняет – «тотчас же (весной или в начале лета 1904 года)» Ленин писал Богданову, что он его «своими писаниями сугубо разубеждает в правильности своих взглядов и сугубо убеждает в правильности взглядов Плеханова»[655].
Тем не менее, будучи политиком-прагматиком, Ленин «закрыл глаза» на свои философские разногласия с Богдановым, и, по его словам, осенью 1904 года они «окончательно сошлись с Богдановым, как беки, и заключили тот молчаливый и молчаливо устраняющий философию, как нейтральную область, блок, который просуществовал все время революции и дал… возможность совместно провести в революцию ту тактику революционной социал-демократии (= большевизма), которая… была единственно правильной»[656]. Причина заключалась в том, что к моменту своего появления в центре социал-демократической эмиграции в начале 1904 года Богданов был уже известен как убежденный марксист и талантливый литератор и, по свидетельству Н. Валентинова, «имел обширные литературные связи в Петербурге и в Москве, в частности, с М. Горьким»[657]. А «около Ленина, – твердо решившего организовать свою партию, – не было ни одного крупного литератора, даже правильнее сказать, кроме Воровского, вообще не было людей пишущих. Богданов, объявивший себя большевиком, был для него сущей находкой и за него он ухватился. Богданов обещал привлечь денежные средства в кассу большевизма, завязать сношения с Горьким, привлечь на сторону Ленина вступающего в литературу бойкого писателя и хорошего оратора Луначарского (женатого на сестре Богданова), Базарова, молодых марксиствующих московских профессоров»[658].
Считая Богданова ценным приобретением для большевистской фракции, Ленин «сугубо ухаживал» за ним. В то же время, по воспоминаниям В. Д. Бонч-Бруевича, «Владимир Ильич, привлекая Богданова, определенно» говорил всем большевикам, что они «должны твердо помнить, что с философией Богданова» они «не согласны, что надо воздерживаться не только вступать в споры, но даже говорить с Александром Александровичем на эти темы, о чем ему так и сказать наперед, чтобы не могла возникнуть полемика на этой почве, когда вся энергия должна была быть направлена на внутрипартийные вопросы и на постоянно возникавшие все новые и новые вопросы революционной борьбы»[659]. Более того, при обсуждении этого вопроса в женевской большевистской группе по предложению Ленина было решено ни Богданова, «ни других, более или менее с ним солидарных в философских вопросах товарищей отнюдь не отталкивать, так как во всех остальных вопросах в то время они шли совершенно в ногу с большевистской фракцией социал-демократической партии, но философских споров с ними не затевать». В ходе переговоров об издании одной из брошюр Богданова Бонч-Бруевичу было поручено заявить ему, что хотя «фракция не приемлет его философских воззрений», охотно будет работать с ним и принимает его в свою среду, «раз он согласен с… большевистской точкой зрения по вопросам съездовской полемики, но “минус его философия”». Было условлено, что по философским вопросам он «никаких споров поднимать не будет, а равно и выступать на собраниях с изложением своей философской системы, или участвовать в устной, или в печатной полемике, по этим вопросам, тем более в партийной прессе, и что для этих философских вопросов страницы нашей партийной печати будут совершенно закрыты». По свидетельству Бонч-Бруевича, Богданов «вполне принял эту… точку зрения и выполнил в то время все взятые на себя обязательства пунктуально честно, никогда не поднимая разговоров об эмпириокритицизме даже в частных беседах»[660].
Во время подготовки и проведения III съезда РСДРП и затем «в горячке революции» «философией заниматься приходилось мало»[661], и до 1906 года философские разногласия «не вмешивались» в отношения двух лидеров большевистской фракции. Они всплыли на поверхность, когда летом 1906 года Богданов вновь «презентовал» Ленину свою книгу – на этот раз третий том «Эмпириомонизма». Прочитав его, Ленин «озлился и взбесился необычайно», так как ему стало еще яснее, что Богданов «идет архиневерным путем, не марксистским». Ситуация усугублялась тем, что в это время и Ленин, и Богданов были ближайшими соседями. Любопытно, что в «Биохронике» Ленина эта «деталь» опущена – в ней лишь отмечено, что «позднее 20 августа (2 сентября) [1906] – не позднее 20 ноября (3 декабря) 1907 Ленин живет в Финляндии, в Куоккала, на даче “Ваза”, занимаемой большевиком Г. Д. Лейтейзеном и его семьей»[662]. И ни слова о том, что Ленин с Н. К. Крупской жили на первом этаже, в комнате справа по коридору, а Богданов с женой – в мезонине, на который вела лесенка, находившаяся в конце коридора[663].
Ленин написал Богданову «“объяснение в любви”, письмецо по философии в размере трех тетрадок», в котором выяснял, что он, «конечно, рядовой марксист в философии», но что именно «ясные, популярные, превосходно написанные работы» Богданова убеждают его «окончательно в его неправоте по существу и в правоте Плеханова»[664]. Ленин даже собирался напечатать эти «тетрадки» под заглавием «Заметки рядового марксиста о философии», «но не собрался» и впоследствии жалел об этом[665] Н. Валентинов утверждал, что это послание «содержало так мало знания философии и столь много оскорбительных для Богданова слов, что последний возвратил его Ленину с указанием, что для сохранения с ним личных отношений следует письмецо считать “ненаписанным, неотправленным, непрочитанным”»[666]. По мнению В. Д. Бонч-Бруевича, «только особой выдержкой А. А. Богданова, наверно чувствовавшего и знавшего, что всякая попытка совлечения партийной мысли
