Марк Красс - Геннадий Левицкий

Зазвучал женственный голос Ясона, актера из Тралл. Он играл роль вакханки Агавы, которая разрывает на части собственного сына и возвращается с берегов Киферона, неся на жезле его голову. В этот момент Ясон вместо бутафорской головы подхватил голову Красса и начал декламировать стихи своей роли:

Только что срезанный плющ —Нашей охоты добычу счастливую —С гор несем мы в чертог.

Восторг вновь охватил присутствующих, даже самых далеких от поэзии и не понимающих ни слова по-гречески.

Затем вступил хор:

— Кем же убит он?

— Мой это подвиг! — прозвучал ответ Агавы.

Эксатр, состоявший в свите Силлака, вскочил на сцену и выхватил голову у Ясона.

— Мой это подвиг! — грозным и сильным басом, но чрезвычайно фальшиво продекламировал парфянин.

Зал разразился бешеными воплями одобрения.

Импровизация пришлась по вкусу и царю парфян. Он щедро наградил Эксатра, а Ясону дал талант серебра.

Так во время показа греческой трагедии была поставлена последняя точка в судьбе Красса. Конец самого богатого и влиятельного сенатора Рима был весьма печален: тело его осталось непогребенным, а голова брошена к ногам царей Парфии и Армении.

Красс потерпел поражение, но все же не заслужил таких насмешек после смерти, а парфянский «триумф» с селевкийскими гетерами лучше оставить на совести врагов. Красс ведь не поддался обману парфян накануне гибели, не сдался в плен; он уступил требованиям своих легионеров и пал жертвой вероломства врагов.

Для римлянина конечно же почетнее было встретить свой последний час в кровавой схватке с врагом, а не искать смерти, бросаясь на парфянские мечи. Однако жестокие обстоятельства оставили проконсулу небогатый выбор: либо пасть от мечей собственных сограждан, либо вступить в переговоры с врагом, коварство и подлость которого он познал сполна.

Гибель военачальника стала логическим завершением целой цепи оплошностей и ошибок, совершенных Крассом в войне, на которую он возлагал большие надежды. Всегда холодный и расчетливый даже в отношениях с женщинами, Марк Красс, как мечтательный юноша, воспылал страстью к своей идее покорения Востока. Однако чувства — плохой советчик разуму. И последняя, самая сильная любовь Красса погубила его.

Как заметил Плутарх: «Красс… множеством своих ошибок отпугнул от себя счастье, и поразительно не то, что этот глупец оказался слабее парфян, а то, что перед его глупостью не устояла даже удачливость римлян».

Впрочем, Плутарх имел в виду один конкретный случай; в целом Красс был далеко не глупым человеком. Сенатор обладал разнообразными талантами и доказал всей своей жизнью, что способен добиваться успеха везде и во всем, в том числе и на военном поприще. Успех всегда сопутствовал Крассу, потому что он все делал обстоятельно, не торопясь и обдумывая каждый последующий шаг. «Торопись медленно» — это крылатое выражение в полной мере можно отнести к образу жизни и деятельности Красса.

Лишь на закате своих лет Красс изменил золотому правилу. Он спешил воплотить свою мечту и оттого совершал ошибку за ошибкой. В бешеной гонке за врагом Красс перестал быть самим собой. Проконсул страстно желал того дня, когда он встретится с парфянами на поле битвы, а когда этот день настал, оказалось, что к нему не готовы ни военачальник, ни его войско.

Красс понял свои ошибки, к сожалению, слишком поздно. И человек, являвшийся хозяином жизни, который не считался ни с волей богов, ни с законами и общественным мнением, единственный раз покорился судьбе и пошел навстречу своей смерти.

Рим после Красса

Первыми последствия страшного поражения Красса ощутили на себе жители Карр. В город, дольше всех в Месопотамии сохранявший верность римлянам, был прислан новый наместник. Им стал Андромах — тот самый вероломный греческий торговец, который завел римлян в болота и стал причиной их гибели. Почти все мужчины Карр были перебиты или проданы в рабство.

Слава блестящей победы по праву должна принадлежать Сурене. Если учесть, что накануне он отвоевал Ороду царство и возложил на него корону, то сам парфянский царь был его большим должником.

Владыка Парфии вызвал своего лучшего военачальника во дворец, чтобы наградить его по заслугам. Когда Сурена в одной из комнат дожидался царя, вместо Орода вошли палачи и задушили удачливого героя. Так неожиданно Красс был отомщен за вероломство Сурены руками слуг парфянского царя.

После разгрома Красса парфяне вознамерились развить успех и изгнать римлян из Сирии, а потом и вообще очистить от них Азию. Место Сурены занял принц Пакор, а советником при нем стал Силлак.

Однако Сирией теперь управлял дальновидный и энергичный Гай Кассий. Ему удалось из остатков войск Красса и жителей провинции собрать два легиона. Немногочисленное войско под умелым руководством отбросило парфян за Евфрат и разрушило их надежды на легкую победу.

Кассию пришлось также сражаться с восставшими иудеями, озлобленными разграблением своего храма по приказу Красса. И с этой задачей бывший квестор справился блестяще.

На следующий год парфяне с огромными силами опять вторглись в Сирию. Они осадили Антиохию, но взять ее не смогли ни силой, ни хитростью. На обратном пути войско Пакора попало в засаду, устроенную Кассием, и понесло огромные потери. В числе убитых был и Силлак. Без Сурены парфянское войско стоило немного.

Несколько позже в битве с римлянами погиб и принц Пакор. Ород тяжело переживал смерть любимого сына. Он начал чахнуть, часто болеть, и, наконец, водянка уложила его в постель. Младшему сыну царя, Фраату, не терпелось заполучить парфянский трон. Однажды он, по сговору с врачом, вместо лекарства дал отцу аконит. Однако яд, вопреки ожиданиям наследника, подействовал как лекарство и вышел вместе с водой. На следующий день Ород поднялся и начал снова ходить. Взбешенный Фраат приказал задушить отца. Такова была судьба победителей Марка Лициния Красса.

Для Рима же неудача Красса на Востоке имела гораздо большие последствия, чем провал планов завоевания Парфии и гибель десятков тысяч легионеров.

Марк Красс при всем своем честолюбии, при своей неуемной жажде славы, богатства, при желании быть первым везде и во всем, все же обладал холодным рассудком. Своим весом в обществе, своей значимостью, подкрепленной богатством и умом, он сдерживал горячность Помпея и честолюбие Цезаря. Порой, сам того не осознавая, он отвращал их от действий, которые могли привести к новой братоубийственной войне. Красс чувствовал ее страшное дыхание и надеялся, что его успехи на Востоке остудят горячие головы претендентов на неограниченную власть над Римом.

Со смертью Марка Красса нарушилось хрупкое равновесие сил на римском политическом небосклоне. Противовес, служивший гарантией спокойствия римского общества, был безвозвратно потерян в предгорьях Армении, и ничто не могло его заменить. После кончины прекрасной Юлии разорвалась единственная нить, связывавшая родственными узами Помпея и Цезаря, зятя и тестя. Два самых значимых человека остались один на один, и двоим им было уже тесно в одном государстве.

Помпей стал хозяином Рима, Цезарь же — огромной Галлии, и они совершенно перестали считаться друг с другом. Когда Помпей при поддержке Сената принял постановление лишить Цезаря галльского наместничества, военачальник последнего заявил, положив ладонь на рукоять меча: «Ну что ж, тогда вот это даст Цезарю продление полномочий».

В 49 году до н. э. Цезарь подошел к небольшой речушке Рубикон, которая являлась границей между Цизальпинской Галлией, то есть владениями Цезаря, и собственно Италией. Плутарх пишет о долгом раздумье Цезаря перед Рубиконом, о его колебаниях и сомнениях. Все это так не похоже на стремительного, мгновенно принимающего решения Гая Юлия. Цезарь давно был готов к такому шагу, если он и колебался, то, скорее всего, для римских граждан и для истории. Таковы уж римляне — им нужно покорить весь мир и при этом выглядеть в глазах современников и потомков освободителями. Как бы то ни было, Рубикон галльские легионы перешли.

Прежде чем сделать это, говорят, что Цезарь произнес ставшую впоследствии знаменитой фразу: «Жребий брошен!»

На бескрайних просторах Римской республики началась война между Цезарем и Помпеем. Римская кровь лилась на полях Италии, в африканских песках, на равнинах Греции и в горах Испании. Римляне убивали друг друга, убивали не во славу отечества, не ради защиты родины, а лишь для исполнения прихоти своих вождей.

Древними авторами много написано о великодушии Цезаря по отношению к своим противникам. Да! Цезарь щадил пленных, как простых легионеров, так и центурионов и легатов. Он отпускал на все четыре стороны своих вчерашних врагов и даже возвращал им отобранное имущество.