Властимир - Галина Романова

Буян полюбовался на оберег и убрал его под рубаху. Один из слушателей протолкался вперед.

— А я-то смотрю и не возьму в толк, где я тебя видел! — воскликнул он громогласно с ильменским выговором. — Ты из Новгорода!

Буян улыбнулся во весь рот:

— Верно!

— Ты гусляр! Ваш дом стоял на Торговом конце, в середине улицы?

— Точно.

— И это ты тогда на свадьбе у Рюрика играл?

— Ну я. — Довольный Буян скромно потупился.

— Я тебя сразу и не признал, — сказал новгородец. — А ты меня помнишь?

— Нет.

— Я Изяслав, кузнеца Твердислава сын. Его кузня на Словенском конце первая. А у вас в Торговом конце такого кузнеца отродясь не рождалось…

— Точно! Изяслав, помню я тебя! — воскликнул Буян. — У тебя невеста в доме против моего жила…

— Верно! — радостно воскликнул Изяслав. — Здорово, земляк! Они обнялись, хлопая друг друга по плечам.

— Слушай, — отстранился Буян, — а как ты сюда-то попал?

— Мы с ребятами решили за зипунами на Итиль сходить, пограбить малость, — весело махнул рукой Твердиславич. — Да вот сюда попали. Тут с зимы… Да я не один здесь новгородец — со мной еще трое. Раньше нас шестеро было, но двоих уже к Змею увели.

Он обернулся, подзывая остальных новгородцев, но те не спешили подходить.

— Изяслав, — молвил один из них строго. — А ты что, не помнишь, что на всех концах прошлой осенью про него кричали?

Все как-то сразу притихли.

— Изгой он, — сказал тот новгородец. — Без угла и огня. У него полземли Новгородской варяжских мстителей кровных…

Не успел Буян и рта открыть, как заговорил Властимир:

— Про то, почему его изгнали, я ведаю. Буян мне все давно рассказал. Для тебя он изгой, а мне — побратим и верный Друг. Он мне столько раз жизнь спасал, сколько ты за свою жизнь кружек вина не выпил. Здесь нет его варяжских врагов, а ежели бы и были, то говорили бы они со мною, князем резанским. Гляди!

Он сунул под нос новгородцу даренный когда-то Торболдом перстень. Коли бы не заговорили здесь про варягов, так бы и не вспомнил про старый подарок, что каким-то чудом не потерял в дороге.

Увидев трезубец Рюрика, чванливый новгородец присмирел и отступил. Полоняники окружили гусляра, прося рассказать былину или спеть, и разом замолчали, когда он тихим голосом начал сказывать о чудесах в дремучих лесах и о Соловье-разбойнике.

Заслушавшись его, полоняники не сразу услышали, как опять заскрипела дверь-камень, и опомнились только тогда, когда, бряцая оружием, в пещеру ворвался десяток хазар-охранников, выставив вперед копья со сверкающими наконечниками.

Полоняники в смятении сгрудились в кучу, закрывая вскочившего Буяна.

Из-за спин хазар вперед выбежача девушка в темном узком платье с длинными распущенными белыми волосами. Она сразу ткнула пальцем во Властимира и закричала:

— Вот он! Вот! Хватайте его! Это он хотел убить Змея!

Властимир стоял как громом пораженный, не сводя взгляда с преобразившейся Беляны и не веря своим глазам.

— Правду сказал мне отшельник, — только и смог прошептать он.

Охранники-хазары бросились на безоружного князя, выставив копья, но им наперерез с криком рванулся Буян и свалился под ноги переднему. Не удержавшись, хазарин споткнулся и упал. На него налетел второй, третий… Образовалась куча мала: из-под нее, пыхтя, ужом выполз Буян и закричал полоняникам:

— Други, что же вы стоите? Поможем князю! Аи не славяне мы!

На него навалилось сразу несколько охранников, и крик его прервался. Он отбросил одного, другого, но третий больно заломил ему руки за спину.

На шум и крики в проеме показалось еще несколько хазар. Они разом бросились к дерущимся, но тут полоняники молча пошли на них с голыми руками.

Сшиблись быстро и сильно. Кто-то из славян закричал, почуяв в груди холод копья, но убившего его охранника повалили, отняли саблю. Изяслав вынул из груди умирающего копье. Вооруженные бросились на помощь безоружным. Все больше сабель, копий и щитов переходило в руки славян. Те, кто еще оставались безоружными, все равно смело лезли в сечу, хватали нацеленные в них копья, висли на них, пригибали к земле, рискуя жизнями. Заверещала Беляна — кто-то сильно отпихнул ее в сторону.

На отбившегося от троих хазар Властимира налетел новый охранник, целя копьем в грудь. Но князь левой рукой поймал ратовище у самого наконечника, отвел его в сторону и ударил охранника свободным кулаком.

Властимиру не раз приходилось так валить на охоте лосей, медведей и кабанов. Удар, который сбивал двухгодовалого лося с ног, отбросил хазарина далеко назад. Он упал и затих, оставив в руке Властимира копье.

Вокруг кипело кровавое побоище. Полоняники дорвались до оружия и сражались с ожесточением людей, которым уже нечего терять. По полу ползали раненые и умирающие, сражающиеся спотыкались о трупы. Буян в разорванной от ворота до груди рубахе, схватив копье посередине, пошел на двоих охранников, отбиваясь и сам нанося удары. Увлекшись с одним, он старался выбить хазарскую саблю и завладеть ею, но в это время второй хазарин замахнулся ему в спину копьем.

— Берегись, Буян! — крикнул князь.

Гусляр обернулся, увидел охранника с выпученными глазами, что падал прямо на него. Копье, брошенное Властими-ром, попало хазарину в спину — алый от крови наконечник вышел из груди.

— Беги, князь! — крикнул Буян. — Беги, сразись со Змеем, пока они не опомнились! Мы их отвлечем.

Выдернув у убитого саблю, Властимир выскочил за дверь. Следом за ним бросилось еще пять или шесть полоняников.

Ркай, глава колонии гэтов, не спеша вошел в пещеру. Он коснулся выключателя — и мягкий слабый свет из скрытых светильников озарил ее своды: гэты плохо переносили свет солнца этой планеты, испытывая почти физическую боль.

Пещера была довольно просторна, с шершавыми толстыми стенами, поддерживающими неровный, скошенный к дальней стене потолок. Две большие двери в противоположных концах ее, замаскированные под камень, были заметны только опытному глазу. Над ними были установлены кондиционеры, поддерживающие постоянную влажность и температуру. Пол в центре пещеры понижался конусом. Там, в гнезде из мягкого материала, покоилось их будущее.

Вокруг почти двух сотен округлых, слегка различающихся по форме, зеленоватых в искусственном освещении, блестящих яиц обвивалась их мать, положив голову на кончик своего хвоста. Почуяв чье-то присутствие, она открыла глаза и угрожающе поднялась. Но, узнав Ркая, сменила гнев на милость — опустила голову и медленно выползла из гнезда ему навстречу.