Первый шпион Америки - Владислав Иванович Романов

в последний раз, служит в ВЧК. Их агенты меняются, поэтому надо быть начеку. На Дзержинского он повлиять не может. Но теперь Ксс-нофон стал искуснее. Из дома он исчезает через черный ход. А на улице сразу же замечает хвост. Из консульства он выбирается тоже без труда. Вылезает через окно в сад и уходит дворами. Пул только топорщит брови, удивляясь его изворотливости.

Не успел Каламатиано порадоваться своей ловкости, как заметил метрах в десяти от себя своего «гимназиста». Он не спеша двигался за ними, не сокращая дистанции. «Зело настойчив! — подумал Каламатиано. — И это уже становится невыносимым».

Локкарт зазвал его завтра на ужин. Обещал, что супчика с воблой не будет, а Мура постарается приготовить что-нибудь вкусненькое. Она больше не доверяет кухарке и увлеклась кулинарией, и Роберт уже боится потолстеть, потому что съедает все, что она готовит. Локкарт показал, в какого жуткого толстяка он может превратиться. Тема Муры была неисчерпаема. Но все же они простились.

Роберт уже двинулся к Манежу, когда его окликнули. Обернувшись, он увидел рыжеватого человека в белом летнем костюме, который спешил ему навстречу. Приблизившись, незнакомец представился сотрудником норвежского посольства. Локкарт улыбнулся: он действительно где-то его видел.

— Я прошу прощения, что задерживаю ваше внимание, но у меня к вам одно довольно деликатное поручение… — Незнакомец оглянулся. — Давайте пройдемте сь!

Они не спеша двинулись по Тверской.

— Дело в том, что наши коллеги из немецкого посольства разгадали шифр большевиков и вот уже два месяца перехватывают их шифрованные донесения, из которых они выяснили, что секретная служба Ленина знает цифровой код, которым вы пользуетесь…

— Мой шифр? — Локкарт даже остановился.

— Да.

Голубые глаза незнакомца подернулись легкой тенью грусти.

— Но как?..

Незнакомец развел руками.

— Извините, я совсем не то хотел спросить, — проговорил Локкарт.

— Это произошло два месяца назад.

— Два месяца?!

Локкарт стал вспоминать все последние сообщения за последние два месяца и ужаснулся: вернувшись из Вологды, он отослал Бальфуру большое послание по результатам переговоров, изложив позиции послов Франции и Америки по отношению к Ленину. Они сводились к одному: активная помощь внутренней оппозиции как деньгами, так и вооружением для свержения настоящего правления. Объединение всех антиленинских организаций, которые подробно перечислялись с указанием фамилий их руководителей, в единый контрреволюционный фронт. Цель нового политического образования — создание и введение в действие нового демократического правительства уже к осени этого года. На этом совещании трое послов — Локкарт как бы причислил себя к ним — договорились: просить руководство стран Антанты помочь внутренней оппозиции России высадкой десанта и началом боевых действий.

И теперь выходит, что сегодня, когда Ленин подходил к ним, он знал обо всем, и об этом заговоре тоже. Вот почему он так холодно поздоровался с ним и ядовито спросил: «Что еще затевает ваш Ллойд-Джордж?» И эти рассуждения о риторике, за которую приходится дорого платить. Знал обо всем и Троцкий. Но зачем он пригласил его обедать? Может быть, хотел переговорить с ним об этом наедине и откровенно, а Локкарт потащил за собой Каламатиано. И откровенного разговора наедине не получилось.

— Я понимаю, что вам нелегко было услышать такое, — извиняющимся тоном проговорил норвежец. — Прошу прощения, что именно я явился для вас вестником столь драматического известия. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Мои немецкие коллеги готовы в качестве компенсации передать вашему правительству шифр большевиков, чтобы и ваши службы могли перехватывать их донесения. Вы меня слышите, господин Локкарт?

— Да-да, я слышу…

— Если вы сочтете это приемлемым, то позвоните мне в посольство. — Норвежец передал Локкарту свою визитку. — Всего наилучшего! Буду ждать вашего звонка. До свидания!

— До свидания…

Норвежец приподнял шляпу и удалился.

Локкарт задумался. Самое любопытное заключалось в том, что, как только они поселились в Хлебном переулке, квартира никогда практически не пустовала. Даже если уходили они с Мурой, то в квартире оставался Хикс, человек не робкого десятка, имеющий оружие и способный отразить любой вооруженный напор. А когда уходил Хикс, в доме оставались они с Мурой. Кто же тогда мог похитить шифр? Мура? Хикс? Или их говорливая, с маля-винским лицом кухарка? Но тогда она должна на кого-то работать, — на Дзержинского, Троцкого? — что совершенно невозможно представить, а кроме того, последняя приходит, когда кто-то обязательно есть дома, и вряд ли она смогла запомнить, выучить шифр. Хикс исключается. Но не Мура же!

24

Брауде бежал, когда его перевозили из Бутырок на Поварскую, в тюрьму ВЧК. Он уже понял, что трибунал чистая формальность, никакого отдельного заседания специально для него устраивать не станут, а впишут его фамилию в протокол предыдущего, чтобы иметь законный повод поставить его к стенке. Одним бывшим капитаном царской армии больше, одним меньше, какая большевикам разница. Тракман бы и слушать не стал его объяснений о том, что капитана подставили, что он не собирался похищать оригинал приказа Троцкого, а бросил бумажонку на стол этому мальчишке Ясеневскому и не расписался лишь потому, что за суматохой обо всем позабыл, а кроме того, его поторапливал Синицын. Но с утра после похмелья голова трещала, как турецкий барабан, по которому что есть мочи колотили палками, и Брауде если и слышал вопросы своего начальника, то все равно ответить на них не мог. Все его силы уходили на то, чтобы стоять навытяжку и не падать.

Впрочем, Паша один раз открыл рот, чтобы попытаться все же объясниться, но вместо слов на лицо выползла кривая ухмылка.

— Да брось ты! — единственное, на что у Паши хватило сил, но и то выплюнуть эти три слова скороговоркой и вместе с облаком отвратительного перегара, отчего лицо Марка побагровело.

— Арестовать его! — рявкнул Тракман.

Брауде моментально скрутили и отвезли в Бутырскую тюрьму.

Когда его выводили из кабинета начальника Военконтроля, он бросил ненавистный взгляд на Лес-невского, и мальчишка сразу же побледнел, из чего нетрудно было понять, что этот недоделанный юнкер его подставил намеренно. Но зачем, ради чего? Паша отбил у него возлюбленную, мешает его карьере в разведке? Что за черт?! Какого рожна понадобилось этому мальчишке затевать столь подлую провокацию? Он и знать не знает Лесневских, это Синицын пестует мальчишку, носится с ним, как с родным племянником, рассказывая Брауде о своей дружбе с отцом Пети. Стоп! Петя не мог сам додуматься до такой гадости, и по всему выходит, что это затея Синицына?.. Но где подполковнику он перешел дорогу?.. А ведь верно, Ефим Львович торопил его в тот день,