Черный Город - Фернандо Гамбоа

— Да уж… — удрученным тоном ответил я. — Я вот только что тоже кое-что придумал, но все пошло насмарку.

— Ну, ты ведь не мог знать, что этот тип оставил здесь радиостанцию, чтобы подслушивать наши разговоры. Никому из нас такое даже и в голову не пришло бы.

— Мне кажется, что он вполне мог оставить ее здесь и во второй раз, — сказала Кассандра, — а потому было бы неплохо, если бы мы разговаривали друг с другом как можно тише.

— Конечно, — согласился я. — Кстати, тот тип, который нас стережет, вряд ли говорит по-испански, но мы тем не менее должны позаботиться о том, чтобы он из нашего разговора вообще ничего не понял.

— Мы могли бы разговаривать по-английски, — предложил профессор.

— Не знаю… Вполне возможно, что по-английски он немного говорит, а значит, сумеет понять, о чем мы тут беседуем.

— Но я не знаю больше никаких других языков… — сказала мексиканка.

— А может, латинский? — спросил профессор.

— Вы шутите? — усмехнулся я. — Нам нужно, чтобы они не понимали нас, а не чтобы мы с Кассандрой не понимали вас, проф.

— Ну тогда скажите мне…

— Мне кое-что пришло в голову… — вдруг заявила Кассандра. — Вы знаете, что такое «тарабарщина»?

— Я не знаю. Какой-то национальный мексиканский танец?

— Ну и невежда же ты… «Тарабарщина» — это игра, в которую я играла в детстве со своими подругами. Главный ее смысл заключался в том, чтобы взрослые не понимали, о чем мы говорим. Для этого мы заменяли все гласные на какую-нибудь одну, и если посторонние не станут прислушиваться очень внимательно, смысл разговора для них будет непонятен.

— Я и так уже ничего не понимаю.

— Давай я приведу тебе пример: мини зивит Киссиндри Брикс, и — спициилист пи пидвидний ирхиилигии.

— Абракадабра какая-то. Похоже на китайский язык.

— Я просто поменяла все гласные на гласную «и». Чтобы научиться говорить быстро, нужно, конечно же, некоторое время потренироваться. Если мы станем так разговаривать, причем тихим голосом, нас никто не будет понимать.

— Вот и я не понимаю, — пробурчал профессор.

— Это не так уж и трудно. А ну-ка, попробуйте.

Профессор пару раз кашлянул и начал очень медленно говорить:

— Мэнэ зэвэт Эдээрдэ Кэстэльэ…Э бэвшэй прэпэдэвэтэль срэднэвэкэвэй эстэрээ.

— Прекрасно! — воскликнула мексиканка. — Теперь ты, Улисс. Попробуй с буквой «у».

— Уту зутуу мну кужутсу… нусусвутнуй глупустьу.

— А может, тебе придет в голову что-нибудь получше?

— Нут.

— В общем, будем разговаривать в подобной манере. А теперь нужно разработать хороший план.

60

Некоторое время мы тренировались, пока не наловчились разговаривать в подобной манере, и это даже стало так забавлять нас, что мы то и дело начинали хихикать, особенно тогда, когда представляли себе, как лейтенант Соуза, стоя у входа в пещеру и подслушивая наши разговоры при помощи своей портативной радиостанции, ломает себе голову, на каком же языке мы разговариваем и почему такие веселые.

Мы сидели со связанными руками и ногами в глубине темной пещеры, зная, что, возможно, жить нам осталось считаные часы, но, тем не менее, начинали весело смеяться каждый раз, когда кто-нибудь из нас что-то говорил. Луизао уже даже не включал свой фонарик — он, видимо, решил, что мы тронулись рассудком.

Главная проблема для нас теперь заключалась в том, что нам так до сих пор и не пришло в голову ни одной разумной идеи относительно того, что же делать дальше. Поэтому мы были вынуждены довольствоваться идеями неразумными.

Единственный придуманный нами план, если его вообще можно было назвать планом, заключался в том, чтобы неожиданно наброситься всем троим на Луизао и попытаться придавить его весом своих тел в надежде на то, что в возникшей суматохе кто-нибудь из нас сможет вырвать у него оружие и что — если нам уж совсем повезет — мы даже сумеем так шибануть его об пол, что он потеряет сознание.

Перечень всего того плохого, что могло при этом произойти, был таким длинным, что не имело смысла даже пытаться обсуждать его по пунктам, а потому мы, понимая всю безнадежность своего положения, решили: будь что будет, но надо попробовать реализовать этот безумный план!

— Во готово? — тихо спросила мексиканка.

— О готово, — прошептал профессор.

— Но счот тро, — сказал я, — бросоомсо но ного. Одон…

Медленно, стараясь не производить ни малейшего шума, я согнул ноги и, прислонившись к стене, встал.

— Дво…

Перед моим мысленным взором вдруг предстал образ мулата, которого мы намеревались повалить на землю: гора мускулов, которую научили, как быстро убивать людей, и которая при необходимости убьет кого угодно. Мне подумалось, что мы, безусловно, совершаем большую ошибку, но, тем не менее, я твердо произнес:

— Тро.

Затем я, ничего не видя в темноте, как будто у меня были закрыты глаза, и балансируя со связанными руками и ногами, сделал первый скачок туда, где, как мне казалось, должен был находиться Луизао.

Я тут же почувствовал за своей спиной дыхание профессора и, подумав, что следом за ним наверняка устремилась и Касси, сделал следующий скачок вперед, стараясь не потерять равновесия.

Мгновением позже едва ли не в нескольких сантиметрах от моего лица вспыхнул яркий белый свет, и следующее, что я почувствовал, — это сильнейший удар в голову, от которого я повалился на землю, как мешок с картошкой, сбивая при этом с ног находившихся непосредственно позади меня профессора и Кассандру.

— O que voсês querem fazer?[51] — послышался голос мулата, которого, судя по интонации, и удивила, и позабавила наша неуклюжая попытка напасть на него. — Voсês querem atacar-me?[52]

У меня так сильно болела и кружилась голова, что я с трудом понимал, где вообще нахожусь, однако даже и в таком состоянии я вполне осознавал, что наш план, к сожалению, провалился.

Превозмогая боль, я приоткрыл глаза и увидел, что Луизао, освещая нас фонариком, целится из своего автомата. Мне показалось, что я слышу, как в его голове крутятся и вертятся шарики и винтики мыслительного механизма, решающего, что же ему теперь с нами делать.

Его решение трансформировалось в легкий щелчок: он, видимо, снял оружие с предохранителя, — а затем я услышал металлические звуки, которые обычно раздаются, когда передергивают затвор автомата.

— Eu estou muito cansado de voсês[53], — сказал мулат с каким-то странным безразличием. — Adeus[54]…