Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917 - Геогрий Чернявский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошие деловые отношения сложились у Троцкого с Лазарем Клингом – техническим редактором «Нового мира», проявлявшим высокие организаторские качества, ценимые Троцким. Позже они вновь встретятся в Москве в 1926 г., куда Клинг приедет с намерением переселиться в СССР, но из-за связей с Троцким будет встречен властями враждебно и вынужден будет вскоре возвратиться в США (и тем спасет свою жизнь). Клинг станет в Америке издателем рабочей еврейской газеты Unser Kampf («Наша борьба») [930] и возобновит связи с Троцким уже после его высылки из СССР.
Уже на третий день после прибытия в Нью-Йорк в «Новом мире» появилась статья Троцкого «Да здравствует борьба!» [931] . Здесь впервые высказывались мысли о влиянии войны на соотношение сил двух континентов: «Величайший по значению экономический факт состоит в том, что Европа разоряется в самых основах своего хозяйства, тогда как Америка обогащается. И, глядя с завистью на Нью-Йорк, я, еще не переставший чувствовать себя европейцем, с тревогой спрашиваю себя: выдержит ли Европа? Не превратится ли она в кладбище? И не перенесется ли центр экономической и культурной тяжести мира сюда, в Америку?» Мысли о росте могущества американского капитализма в условиях войны и о распространении его влияния составили основное содержание почти всех следующих выступлений Троцкого в «Новом мире».
Особенно ярко эти тезисы прозвучали в статье «За два с половиной года войны в Европе» [932] , хотя ряд статей с анализом американской экономической и политической системы носил, безусловно, примитивный и поверхностный характер, вписывающийся разве что в марксистские догмы. Так, в статье от 9 марта «Для чего Америке война?» Троцкий писал, что в условиях «двух блокад» – британской блокады Германии и Австрии и германской блокады мировых морских путей – США оказываются в трудном положении. Прекращение вывоза в Европу означало бы небывалый кризис всего капиталистического хозяйства. «Важнейшие биржевые бумаги сразу упадут в цене. В мире капитала воцарятся стенания и скрежет зубовный». При открытом вмешательстве в войну американская военная промышленность в любом случае окажется отрезанной от европейского рынка. Но в этом особой беды для хозяйственного развития Соединенных Штатов нет, так как для американской индустрии будет открыт колоссальный новый рынок в самой Северной Америке и в соседних южных странах. «Какой характер будет иметь война со стороны Соединенных Штатов – это вопрос особый, и он еще не ясен сегодня самим вашингтонским заправилам. Но война им необходима. Им нужна «национальная опасность», чтобы обрушить на плечи американского народа вавилонскую башню военной индустрии».
Более банальные выводы сделать было трудно. 31 января 1917 г. германское главное командование (доведя число своих подводных лодок до 120, о чем Троцкий, разумеется, знать не мог) объявило о начале «неограниченной подводной войны», что означало потопление не только военных судов враждебных стран, но также военных и гражданских кораблей нейтральных стран, если они окажутся в определенных районах мирового океана. В ответ 3 февраля США порвали дипломатические отношения с Германией. Это не было еще вступлением Америки в войну, но, безусловно, первый шаг к объявлению войны Четверному союзу. На карту было поставлено много большее, чем цены биржевых акций, борьба за европейский рынок и политические игры «вашингтонских заправил». Из европейской война превращалась в мировую, против чего решительно выступил Троцкий. 5 марта на организованном в Нью-Йорке Социалистической партией США митинге он предложил в случае вступления США в войну ответить на это забастовками и сопротивлением мобилизации [933] . Предложение, как и следовало ожидать, руководством Социалистической партии США было отвергнуто.
Троцкий резко полемизировал с издававшимися в Нью-Йорке русскоязычными либеральными газетами «Русский голос» и «Русское слово», высмеивал их противоречивые суждения по поводу перспектив вступления США в войну или нежелания идти на этот рискованный шаг. Особенно доставалось писателю и журналисту Осипу Дымову, публиковавшему фельетоны в «Русском слове», которые, как и статьи Троцкого, не отличались глубиной анализа, но были написаны с чуждых Троцкому идеологических позиций, да еще с эпитетами типа «с ошеломляющей быстротой кружится, мчится, вертится в танце колесо истории». Троцкому не составило труда издевательски цитировать и комментировать подобного рода высказывания [934] .
«Новый мир» был не единственным печатным органом, в котором публиковался Троцкий в начале 1917 г. Несколько его материалов напечатала еврейская рабочая газета Vorwärts. Газета воздерживалась от вторжения в «большую политику», и Троцкий сосредоточился здесь на частном, как он считал, сюжете, рассказав в двух статьях о вмешательстве царского правительства во внутренние дела союзной Франции [935] . Но едва появились ответные статьи с легкой и осторожной критикой Троцкого, тот ответил резкой статьей в «Новом мире» под заголовком «Общей почвы с «Vorwärts» у нас нет» [936] , хотя был в данном случае не откровенен. Через много лет он с оттенками известного уважения и даже зависти к достатку этой газеты вспоминал: «Мы все успешнее проникали в могущественную еврейскую федерацию с ее четырнадцатиэтажным дворцом, откуда ежедневно извергалось двести тысяч экземпляров газеты «Форвертс» [937] . До двухсоттысячного тиража газете Троцкого было далеко.
Троцкого приглашали на многие так называемые «политические банкеты», которые, согласно американской практике, созывались для сбора средств в пользу партий и организаций. Он держался на них недоступно: «произносил речь, вызывал должный энтузиазм, получал свою порцию триумфа и сходил с кафедры; но не спускался в толпу, не сливался с нею, а исчезал» [938] , часто отправляясь на другой банкет или митинг.
Из Нью-Йорка Троцкий несколько раз выезжал в соседние крупные города Восточного побережья США, в частности в Филадельфию, где выступал с докладами на русском и немецком языках. Но Троцкий был уже настолько известен, что его речи, встречи и выступления в леворадикальных кругах обрастали легендами. С оттенком явно показной скромности Троцкий вспоминал: «Мой английский язык был тогда еще слабее, чем сейчас, так что я и думать не мог о публичных выступлениях по-английски. Между тем я не раз встречал ссылку на мои английские речи в Нью-Йорке. На днях только [в 1929 г.] редактор константинопольской газеты описывал мне самому одно из таких моих мнимых выступлений, на котором он присутствовал в качестве американского студента» [939] .
Сведения об активности Троцкого в США поступали на Европейский континент главным образом через газету «Новый мир», которую привозили некоторые социалистически настроенные американские военнослужащие, отправлявшиеся на фронт. Мартов писал Кристи, что «в начавшейся в Америке кампании против войны Троцкий играет довольно активную роль. Пишет в газетах довольно часто, выступает на митингах. Между прочим, он начал себя называть на английский манер «Leo N. Trotzky»… Появились его статьи в «Новом мире»; там же чисто американские рекламы, приглашающие на «митинг-встречу» («плата за вход 20 центов, место на сцене – 50 центов» и т. д.). Бьюсь об заклад, что через три месяца начнутся раздоры между ним и русскими американцами, и он образует свою фракцию» [940] .
Свою «фракцию» Троцкий действительно стал образовывать. Уже через несколько недель после приезда в Нью-Йорк вместе с группой левых социалистов он начал создание организации единомышленников на межнациональном уровне, то есть некое подобие нового Интернационала. Троцкий и его единомышленники наметили выпуск «боевого марксистского еженедельника» [941] , начали предварительное планирование первых номеров будущего журнала. Но этим планам не суждено было осуществиться из-за одного абсолютно неожиданного, но весьма знаменательного события, которое сразу же круто изменило не только личную и политическую жизнь Троцкого и его семьи, но и судьбу всего остального человечества. В России началась Февральская революция. Телеграфные агентства стали передавать вначале неопределенные, а затем все более частые и четкие сообщения о волнениях в Петрограде, об отказе правительственных частей стрелять по демонстрантам, об отречении царя, о формировании нового правительства из числа членов Комитета Государственной думы и об образовании Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.
На собрании российских эмигрантов Троцкий выступил с докладом, в котором доказывал, что на второй стадии революции, причем в самом близком будущем, у власти должна оказаться партия пролетариата. «Это произвело примерно такое же действие, как камень, брошенный в болото, населенное чванными и флегматичными лягушками», – издевался докладчик [942] . О том, какие беды всему человечеству и самому Троцкому принесет планируемый им грандиозный социальный эксперимент, Троцкий в те дни и недели не знал. Вряд ли он сам представлял себе масштабы тех ужасов, того страшного кровопролития, которым предстояло произойти.